Инвестор, который плюется с крыши

Строительный кран на Дворцовой

Так будет выглядеть мансарда после завершения работ

И вместо фактов — «пламенный привет»
Это когда-то давно мансарды считались прибежищем бедного творческого люда — художников да поэтов. Нынче, при довольно посредственном уровне современного строительства, главную ценность квадратных метров составляет вид из окна — на то, что создано не самими продавцами престижной недвижимости, а гением зодчих прошедших столетий, что одновременно составляет предмет восхищения и тревоги защитников наследия и источник извлечения сверхприбылей инвесторов, нещадно это наследие эксплуатирующих. И само противостояние процессу хаотичного приращения исторических зданий несуразными новообразованиями сегодня может дорогого стоить — порой даже человеческой жизни.
— В истории с попытками соорудить мансарду на доме 23 по Миллионной улице, где я имею счастье жить, дело доходило до драк и до попытки убийства председателя ТСЖ, решительным образом выступившего против, — рассказал известный историк архитектуры, профессор Андрей Пунин. — Нашего председателя пырнули ножом, сбросили в Мойку, и он только чудом выбрался из воды и остался жив. К счастью, мансарда на нашем доме (построенном в 1837 году по проекту архитектора Гедике) пока не появилась. Однако этот проект, согласованный бывшим главой КГИОП Никитой Явейном, существует в архиве комитета. Посмотрите, какое ответственное место занимает это здание, реализация такого проекта очень серьезно его исказит! Но он не обсуждался предварительно на Совете по сохранению наследия, нам доложили о проекте задним числом…
На минувшей неделе вопросы мансардного строительства в историческом центре Петербурга эксперты и чиновники обсуждали за круглым столом в ИА «Росбалт», в тот же день очередной проект из этой серии был представлен на заседании Совета по сохранению наследия при правительстве города. Гвоздем программы первого собрания стала претендующая на звание новой градостроительной ошибки надстройка двумя этажами выходящего на Дворцовую площадь здания по набережной Мойки, 37.
Тема была задана в прошлом номере «Новой», успевшей к моменту публикации получить первые разъяснения КГА. Из них следовало, что компания «РОССТРО», получившая разрешение только на переоборудование чердака, самовольно возводит два дополнительных этажа и металлическую лестницу. КГИОП, откликаясь на наше обращение, сообщил о проведенном экстренном совещании с выездом на место и начатом расследовании. Однако ответов на редакционный запрос, направленный в охранное ведомство еще 6 ноября, мы так до сих пор и не получили. Нам лишь любезно предложили посетить намеченное заседание Совета по сохранению наследия (где обещали обсудить поднятую проблему) и терпеливо ждать завершения расследования. Однако на заседании членам Совета передали «пламенный привет» от занемогшей главы КГИОП Веры Дементьевой и предложили тему Мойки, 37, рассмотреть в другой раз.
«Новая», желая Вере Анатольевне скорейшей победы над болезнью, все же никак не может взять в толк: зачем КГИОПу дожидаться окончания расследования или заседания Совета по наследию, чтобы ответить на адресованные комитету элементарные вопросы? Например, о том, согласовывал ли данный проект КГИОП, какие именно предписания выдал застройщику и считает ли глава охранного ведомства в принципе допустимым изменение облика исторического здания в столь ответственном месте.

Заместитель губернатора, не знакомый с губернатором
Стремление валить с больной чиновничьей головы на головы экспертов общественных советов (будь то Градостроительный или Совет по культурному наследию) становится уже тенденцией. Притом что ни один из этих советов не имеет права что-либо решать, именно на них пытаются переложить ответственность всякий раз, когда последствия келейно принятых в смольнинских кабинетах документов становятся явными уже для всех и вспыхивает очередной скандал. Так было и в случае с новой биржей, когда правительство пообещало срезать столько «лишних» этажей, сколько решит градсовет. И в случае с высотками ЛЭКа у Новодевичьего монастыря — когда ни отсутствие разрешения на строительство, ни нарушение как действующих, так и принимаемых сейчас в рамках ПЗЗ градостроительных норм не помешало вице-губернатору Александру Вахмистрову заявить, что высота комплекса останется прежней, ибо ее якобы «ранее согласовал Градостроительный совет».
Профессор Владимир Лисовский, заместитель председателя Совета по сохранению культурного наследия при правительстве Санкт-Петербурга, заявил на круглом столе в ИА «Росбалт»:
— Для начала давайте уточним, заместителем кого я являюсь. Это Валентина Матвиенко. Я с ней не знаком. Она мне никаких указаний не дает. Этим занимается Вера Анатольевна Дементьева. Которая тоже заместитель — то есть мы с ней как бы на одной полочке по горизонтали находимся, но она, разумеется, более равна, чем я. И все, конечно, подчиняется администрации.
Андрей Пунин предпринял отчаянную попытку напомнить о сформулированной президентом в послании Федеральному Собранию главной задаче страны и общества — развивать демократию.
— Мне кажется, что наш Совет по сохранению наследия и есть одна из форм той самой демократии, — полагает профессор. — Но складывается ощущение, что нас там собирают по каким-то пустяковым поводам, а по очень серьезным не собирают. Почему так происходит, не знаю. Может быть, это связано с другим аспектом, о котором тоже говорил президент: самый страшный враг демократии — коррупция. Она бывает очевидной и бывает скрытой, когда платятся деньги за нужную экспертизу, выгодное заказчику решение. А результаты этих инвесторских давлений мы сегодня обнаруживаем повсеместно…
Двухэтажная мансарда, появившаяся у дома на Мытнинской набережной, влезает даже в одну из самых чарующих петербургских панорам — арки над Зимней канавкой. Еще одной такой нелепицей «украсили» дом на углу Мошкова переулка и Мойки, неподалеку от последней квартиры Пушкина, — поспели аккурат к юбилейному году. Проект, как поясняет профессор Пунин, был согласован Никитой Явейном. Другая надстройка безнадежно испортила особняк Черткова на углу Мошкова переулка и Дворцовой набережной — уже без всяких согласований. Теперь вот Мойка, 37, прирастает мансардой с видом на Дворцовую… Не многовато ли будет для нашего «Золотого треугольника»?

Фрунзенский универмаг — в паутине бананового короля

Отвлекающие маневры
И Александр Марголис, и Михаил Мильчик, и другие члены совета не раз пытались привлечь внимание к тому, что большинство судьбоносных для города проектов на рассмотрение совета вообще не выносится. Достаточно сказать, что даже судьба таких уникальных памятников федерального значения, как комплекс Сената и Синода, определялась без участия совета.
— Объектом обсуждения на совете не становятся принципиальные вопросы, а ерунду какую-то обсуждаем, — негодует и профессор Пунин.
Лишним подтверждением правоты его слов стало последнее заседание совета, на которое, в частности, был вынесен проект сооружения мансарды над еще одним историческим зданием — хирургическим комплексом бывшей больницы Общины сестер милосердия св. Георгия на Оренбургской ул., 4. Эксперты долго обсуждали, можно ли этот трехэтажный дом надстраивать одноэтажной или двухэтажной мансардой, да каким должен быть рисунок кровли, пока вдруг кто-то не обмолвился, что рядом уже запроектировано здание бизнес-центра высотой 65 метров. И это в ответственейшем месте на набережной Невы, неподалеку от уже признанных градостроительными ошибками «Авроры» и «Монблана». Свернули дискуссию, согласившись с метафорическим заключением профессора: «Какой смысл рассуждать о сохранении очертаний ногтей, когда речь идет об ампутации ноги!»
К тому же, как выяснилось, очередное согласование, к которому пытались подвести членов совета, могло стать попросту противоправным действием. Как рассказал заместитель председателя КГИОП, согласно полученному от прокуратуры предписанию, любые действия в отношении выявленных объектов культурного наследия (каковым является и дом на Оренбургской) запрещены законом. То есть с ними нельзя делать ничего — ни реконструировать, ни сносить, ни надстраивать — до тех пор, пока они не получат постоянного статуса (в перечень выявленных объект вносится на время, до окончательного вердикта — либо вывести из этого перечня, посчитав все-таки недостаточно ценным, либо закрепить за ним статус полноценного памятника).
Удивительно, что это чрезвычайно важное определение прокуратуры также оставалось неизвестным как профессиональным экспертам, так и широкой общественности. Хотя могло бы поставить точку во многих будоражащих город дискуссиях. Например, вокруг Фрунзенского универмага, также значащегося в списках выявленных объектов наследия.
Отчего бы КГИОПу не довести до господина Кехмана информацию о прокурорском предписании, вместо того чтобы так мучительно долго ждать результатов заказанной им экспертизы, призванной (по определению самого Кехмана) «доказать аварийность здания»? Раз любые действия запрещены в отношении выявленных объектов, так на каком основании банановый король обкладывает Фрунзенский универмаг выдаваемыми за леса строительными конструкциями неизвестного назначения?
Как резонно заметил Владимир Попов, запрет должен распространяться и на проектирование, и на согласование проектов — если уж говорится о недопустимости «любых действий» в отношении выявленных объектов.

Верхи не могут
Возвращаясь к теме мансард, стоит отметить и прозвучавший на заседании совета призыв Александра Марголиса — определиться наконец с тем, что признавать за «реконструкцию чердачного пространства», что считать мансардой, а что надстройкой?
— Совершенно очевидно, что и на Мойке, 37, и на Оренбургской, 4, мы имеем дело с попытками выдать за мансарду надстройку здания новыми этажами, — убежден Марголис. — Совету по охране наследия совместно с градсоветом необходимо выработать четкие правила, которыми надлежит руководствоваться при принятии решений по таким проектам.
А пока начальник управления застройки города КГА Сергей Семенов предлагает руководствоваться тем определением, что имеется в СНиПах (нормах строительства и проектирования): «Мансардный этаж — это этаж в чердачном пространстве объекта капитального строительства, фасад которого полностью или частично образован поверхностью наклонной, ломаной или криволинейной крыши».
— В общем, это где-то между последним этажом здания и его кровлей. Вот этот этаж считается мансардным. Разумеется, без каких-то там еще дополнительных этажей, — добавляет Сергей Анатольевич.
Хотя простота приведенного определения отчего-то вовсе не позволяет чиновникам немедленно остановить работы по выявленному на Мойке, 37, самовольному возведению двух новых этажей взамен разрешенной КГА «реконструкции чердачного пространства». Семенов пускается в пространные объяснения, суть которых сводится к следующему. Ранее существовавшее распоряжение № 339 давало КГА право издавать распоряжения на проектирование и строительство собственникам зданий (а дом 37 на набережной Мойки целиком находится в собственности РОССТРО). Но в сентябре 2006 года это распоряжение было отменено, без всякого переходного периода — то есть выданные в том правовом поле распоряжения КГА не подлежат продлению. «И мы их контролировать уже не можем», — заключает чиновник.
КГИОП тоже, оказывается, мало что может:
— С 2007 года мы не участвуем в согласованиях и не имеем возможности контроля в зонах охраны, только на памятниках, — напоминает заместитель председателя КГИОП Алексей Комлев.

Неопознанный перестраиваемый Монферран
А дом, выходящий на Дворцовую и Мойку, хотя и стоит в объединенной охранной зоне, но статуса памятника не имеет. Последнее обстоятельство тем более удивительно, что авторство этого здания, возможно, принадлежит самому Монферрану.
Профессор Пунин зачитал на круглом столе в «Росбалте» выдержку из подготовленной сотрудницей КГИОП справки, опирающейся на данные известного исследователя Анатолия Петрова, еще в 1959 году сообщавшего следующее.
В 1836 году решено было осветить газом окрестности Зимнего дворца и Дворцовую площадь вокруг Александровской колонны. Для реализации этого плана требовалось построить газгольдер. Место выбрали рядом с домом Аракчеева — на участке, относимом к современному адресу наб. Мойки, 37. Проектирование поручили Монферрану, им и было построено четырехэтажное здание, во дворе которого должен был располагаться газгольдер. Но случившийся в декабре 1837 года пожар в Зимнем так напугал императора, что он отказался от идеи устройства огнеопасного объекта вблизи своего дворца. Газгольдер сооружать не стали, но построенное по проекту Монферрана здание осталось. Вот его-то нынче и уродуют пристройкой дополнительных этажей.
— Согласовывая данный проект, никто не посмотрел эту рецензию. КГИОПом проект 2005 года был утвержден незаметно ни для кого, ни на каком совете это не обсуждалось. Как такое могло произойти? — недоумевает ученый.
— Принимая решение, мы опирались на выводы проведенной экспертизы, — напоминает Алексей Комлев. — И, думаю, необходимо говорить об обоюдной ответственности всех участников процесса.
С ним согласен и Александр Марголис:
— Мало признавать градостроительные ошибки. Надо чтобы те, кто их совершал, несли персональную ответственность. Мера этой ответственности — вопрос юристов. Но давайте сделаем первый шаг: мы должны знать и предать гласности имена и тех чиновников, кто подписывал и согласовывал, должны знать и автора лживой экспертизы. Быть может, это повлияет на его дальнейшую карьеру. По крайней мере, мы уже не сумеем сказать, что не знали, кто он такой, когда по-прежнему подавали ему руку…

Плюющие вместе
Ну что же, вспомним всех поименно.
Инициатор «плевка в лицо города» — ЦК ИС ФПГ «Росстро» — ОАО «Росстро», президент Александр Макаров.
Распоряжение о «реконструкции чердачного пространства» подписано главой КГА Александром Викторовым. Согласование КГИОП — Верой Дементьевой. Предпроектные предложения выполнены ООО «Архитектурная мастерская Мельниченко А. В.» и «Грандтерьер-АТРИТУМ». Чертежи рабочей стадии проекта — Первой мастерской ФГУП НИИ «Спецпроектреставрация». Этой же мастерской выдано экспертное заключение «Просматриваемости надстройки здания (реконструируемого чердачного пространства) в окружающей городской застройке». Обратите внимание — уже в заголовке проведенной экспертизы фигурирует определение «надстройка», появление которой только теперь стало неожиданностью и для КГИОП, и для КГА (заверяющего, что надстраивать здание не дозволял).
В пакете материалов экспертизы представлены иллюстрации, показывающие (с помощью монтажа фотографий реальных видов), как после реконструкции будут восприниматься новые объемы здания с разных точек. Вид, открывающийся от Атлантов, главного входа Нового Эрмитажа, особенно потряс экспертов Совета по сохранению наследия. Едва заметная сейчас горизонталь крыши прирастает объемом двух новых этажей, соединенных грубой наружной металлической лестницей.
Однако в экспертном заключении, подписанном специалистом первой мастерской «Спецпроектреставрации» Артемом Коновым, вывод совсем иной. Признается, что при восприятии с большей части выбранных точек (с Певческого моста, Дворцовой площади, противоположной стороны набережной Мойки и др.) надстроенное в заданных проектом габаритах здание «практически не изменяет существующей градостроительной ситуации».
Что же до вида с Миллионной улицы, то здесь дается сдержанная рекомендация изменить заданную проектом конфигурацию здания новых габаритов в торцовой части кровли дома (со стороны Нового Эрмитажа) «для условного сохранения рельефа существующей кровли».
Но и эта робкая попытка объективной оценки кошмарных последствий перечеркивается ремаркой: «Последнее замечание не обязательно для исполнения, но желательно с позиций экспертизы».
— Разве можно с этим согласиться?! — возмущается Андрей Пунин.
Для многих членов совета настоящим шоком стало появление подобного заключения под грифом столь уважаемой организации, как «Спецпроектреставрация», известной своим принципиально бережным отношением к историческому наследию. Как рассказывает Андрей Львович, только от него об этих прискорбных фактах узнал главный специалист «Спецпроектреставрации» Михаил Мильчик. А когда информация была доведена до директора института, то и он был чрезвычайно удивлен и огорчен известиями о причастности его сотрудников к такому дельцу.

Террористы-капиталисты
— Эта история нас всех потрясла, — признает Александр Марголис. — То, что одна из мастерских института «Спецпроектреставрация» в обход директора и главного специалиста выдала благостное заключение по данному проекту, требует самого тщательного расследования.
К концу этой недели обещают завершить свое расследование и в КГИОП.
Промежуточные его итоги малоутешительны. Как рассказал Андрей Пунин, геодезисты, посланные комитетом проверить — не превышены ли высоты возводимых конструкций относительно разрешенных согласованным проектом, — выявили отступление на какие-то несколько сантиметров. Алексей Комлев заверяет, что инвестор «готов рассматривать» и «договариваться» о внесении изменений, дабы «снизить этот диссонирующий эффект».
Профессор Владимир Лисовский традиционно пессимистичен:
— О чем тут можно говорить, когда мы имеем дело с капиталом? Капиталу интересно только одно — его доходы. Уму непостижимо, как могла появиться мансарда на Дворцовой площади. Это жирный плевок в лицо города. В лицо той горстки людей, которые заботятся о сохранении исторических ландшафтов города. Прекрасный закон об охране памятников, принятый еще в 80-х годах, четко определял, что можно и чего нельзя делать в зонах охраны. Но с 90-х годов происходит постоянная перекройка этих зон, изменение их режимов. И я уверен, что нынешний их вариант не будет работать так же, как не работали предыдущие. Вынесенное ЮНЕСКО предупреждение о том, что силуэт исторического Петербурга может быть безнадежно испорчен, приходится откорректировать так: он уже испорчен. Испорчен безнадежно. Все, что будет делаться в историческом центре дальше, — это только количественное накопление тех ужасов, тех вандализмов, тех актов градостроительного терроризма, которые мы уже получили.

Татьяна ЛИХАНОВА
Фото 1 и 3 – Михаила МАСЛЕННИКОВА

Кстати
Перенимая у глубокоуважаемого профессора Пунина манеру выискивать смыслы в посланиях первого лица государства, невозможно не заметить: партия и правительство призывают терроризму противостоять. Повышая бдительность, объединяясь, мобилизуя массы… Этим, видно, предстоит и впредь заниматься нашей неравнодушной общественности — коли официальные власти города предпочитают не покидать стана пособников градостроительного терроризма.