Штрихи к портрету иосифа джугашвили

Историческая память
У народа, чья история сплошь соткана из набегов иноземцев, освободительных войн и восстаний против завоевателей — словом, борьбы за свободу, веру, родной язык, жизненный уклад, традиции — очень крепка историческая память.
В 1783 г. между Россией и Восточной Грузией был заключен Георгиевский трактат, по условиям которого Российская империя брала под военное покровительство Картл-Кахетинское царство (объединенное восточно-грузинское государство), оставляя при этом в неприкосновенности существующую монархию рода Багратионов и весь государственный уклад. Однако Россия нарушила условия трактата и в 1801 г. аннексировала это царство, что означало владение всей восточной Грузией. Позднее Россия постепенно присоединила и западную Грузию, упразднив тем самым почти трехтысячелетнюю грузинскую государственность. Окончательное присоединение всех грузинских земель (западных) формально завершилось в 1864 г., после упразднения в разные годы всех грузинских владетельных княжеств (Гурийского, Менгрельского, Абхазского). Это было первым завоеванием Грузии Россией.
Освобождение от имперских объятий Российской Империи Грузия получила в 1917 году. Советская Россия признала суверенность и независимость соседнего государства (заключив 7 мая 1920 г. мирный договор с Грузией, в котором хватало оптимистичных формулировок о содружестве и добрососедстве), наладив с ее демократическим правительством дипломатические отношения. Независимая Грузия пережила демократический бум, сопровождающийся заметным подъемом как в экономике, так и в науке.
25 февраля 1921 г. этому благоденствию пришел конец — Красная армия с нескольких сторон вторглась в Грузию.
После вероломного нападения России на Грузию деда, исполнявшего обязанности посла Советской России в Грузии, сначала посадили в Метехскую тюрьму, а потом повезли в арестантском вагоне, прицепленном к составу, в котором уезжало за границу правительство Грузии. Ночью деда привели к председателю правительства Ною Жорданиа. Старый социал-демократ с грустью покидал родину. Он сказал деду примерно следующее: «Россия нас завоевала. Завтра, Серго, все это (Грузия) станет вашим. Берегите ее». Дед напомнил ему о том, что его хорошо знает и уважает Ленин, и поэтому ему можно остаться. Жорданиа в ответ заметил, что он председатель правительства и коли правительство эмигрирует, он обязан уехать вместе с ним. Утром дед оказался на свободе в пригороде Батуми.
Вскоре дед вернулся в Тбилиси.
На могилах погибших грузин, защитников родины, советская власть, разрушив церковь, воздвигла т. н. Дом правительства. Это было вторым завоеванием Россией независимой Грузии.
Помнил ли о завоеваниях свободной Грузии ее народ? Безусловно.
Русское православие с помощью существующей государственной власти (Российская империя и СССР) как бы невзначай попирали историю Грузии. Происходило это бездумно, волюнтаристски — по-хамски. Что мог испытывать народ, хорошо знавший, что его православие гораздо старше российского?
Ментальность народа — одновременно простой и запутанный клубок переплетающихся между собой традиционных представлений и традиций, исторических комплексов и, наоборот, причин гордости, современных реалий со всем тем, что трудно или легко сочетается с прошлым. Сделать карьеру в метрополии считалось не просто выгодным и престижным, но подсознательно таило в себе ощущение некоего реванша за попранную независимость, своеобразной мести за унижение родины, превращенной в периферийную колонию. Подсознательное удовлетворение комплекса порабощенности подтверждается еще и тем, что на протяжении всего советского периода системе так и не удалось привить грузинам ценностное понятие СССР. Все, что имело отношение к советской империи, — законы, диктатура КПСС, экономический уклад, границы, Конституция, служба в армии — воспринималось как навязанная система отношений, как правила игры, которые необходимо было соблюдать (или, если это удавалось, увиливать от них) ради выживания. Примечательно, что в Грузии относительно решений государственной важности или событий, которые неминуемо должны были нести за собой перемены в жизни жителей республики, говорилось с явным отстранением, с подчеркнутым употреблением местоимения «они», с разными интонационными оттенками в голосе — от безразличия до скорби, но при этом с неизменной нотой роковой неизбежности. Справедливости ради заметим, что грузинам удалось мимикрировать весьма удачно, более удачно, чем, скажем, народам средней Азии. (По сравнению с другими союзными республиками Грузия держала первое место по количеству членов партии в процентном соотношении, как и по малому количеству призывников на военную службу, также в процентном соотношении).
Сталину же, с его личными, индивидуальными комплексами пришлось преодолевать несколько более усложненную схему. Вспомним, с чем он, по всей вероятности, начинал политическую карьеру, покинув стены Семинарии: с комплексом неполноценности из-за клейма незаконнорожденного, из-за физического увечья — шестипалость; с чувством социальной ущербности — безотцовщина и бедность. Добавим к этому упомянутую ментальную тягу к карьерному росту по наиболее доступному — политическому пути. Добавим также и ментальное чувство «исторической мести и реванша» к метрополии, и мы получим ключ к расшифровке его удивительной карьеры, раскрытие внутренних мотивов его решений и объяснение таких черт характера, как коварство, черствость, сентиментальность и прочее. Смерть первой жены лишь усугубила эти черты.
Теперь можно попытаться свести все в одну картину:
1. Ментальное стремление к карьерному росту, плюс собственные комплексы, плюс ментальное и неосознанное желание реванша над метрополией — все эти факторы обусловили переезд Иосифа из Грузии в Россию с потребностью оказаться на самом верху той ниши, в которую его забросила политическая судьба.
2. Собственные комплексы плюс неосознанное желание реванша над метрополией привели к жестокости и цинизму по отношению как к народам России, так и к народу Грузии.
3. Бессилье и невозможность победить самого себя — бытовые привычки, вкусовые пристрастия, знание языка, генетику поведения, с одной стороны, и чужеродность окружающей его российской действительности проявились в замкнутости характера, сентиментальности к некоторым признакам прошлого (например, в частности, к младшему соратнику Сереже Кавтарадзе или кинорежиссеру Михаилу Чиаурели…).
Таким сантиментам есть еще одно объяснение. Человек не может жить в постоянном напряжении, в отсутствии светлых сторон. Ведь, что называется, ментальную закваску он все же получил в грузинской среде. И, несмотря на перечисленные выше негативные комплексы и неосознанную агрессивность, направленную в сторону Грузии, его тянуло на родную речь, тянуло к песне за стаканчиком вина, тянуло к привычному с детства стилю межличностных отношений. Кстати, и петь он умел неплохо, обладая довольно приятным баритональным тенором.

Секрет популярности
Сталин был и остается, увы, и по сей день в определенных социальных слоях популярным. Но одинаково ли он популярен, скажем, у грузинских и русских крестьян? Или в среде низко интеллектуальных и малокультурных горожан в Грузии и в России?
Возьмем Грузию.
Сталинские репрессии в основном коснулись аристократии и интеллигенции. Деревня не испытала ужаса тотального уничтожения. Подсознательное желание мести, реванша над метрополией как общенациональный, ментальный признак, о чем уже говорилось выше, одинаков для всех сословий и классов. С той разницей, что у испытавших репрессии он подавлен, перекрыт более яркими трагическими переживаниями. А у тех, кто таких переживаний не имеет, он все так же интенсивен. Поэтому, грубо говоря, в Грузии, стране глубоко аграрной, значительная часть населения подсознательно испытывала в отношении к Сталину чувство некой признательности за огромный реванш, за порабощение метрополии. Если что-то и сдерживало эти эмоции — оглядка «на город», привычка равняться на высшие слои (не забудем о феодальной ментальности), порицавшие и не приемлющие сталинизма.
Возьмем Россию.
Сталинские репрессии — репрессии монарха. При разобщенности города и деревни, интеллигенции и т. н. гегемона, при ином историческом опыте, совершенно иной ментальности популярность тирана приобретает иные свойства.
Безусловно, Сталина интриговала чужая (русская) ментальность, так же, как она интересна была всегда грузинам. В Грузии по сей день не могут понять, почему, скажем, русский народ не смог на заре своего национального становления родить правителя из собственного чрева и пришлось его импортировать — приглашенный править ими иноземец, рыжий Рюрик, — родоначальник первой царской фамилии.
По рассказам деда, описаниям невзначай брошенных реплик, жестов, реакций можно заключить, что эту разницу Иосиф Джугашвили чувствовал и порой даже играл на разнице восприятия его как «царя», «отца всех народов» и одновременно великого грузина.

Продолжение следует.

Малхаз ЖВАНИЯ