Путевка за решетку

На последнем судебном заседании потерпевшие Инна и Алексей не присутствовали. Как пояснил адвокат подозреваемого Х. Владимир Горбунов, они официально отказались посещать процесс. Оно и неудивительно. Пару заседаний назад Инна и Алексей заявили суду о давлении со стороны оперативников при даче показаний. Допросили и самого оперативника Алексея Репина (производившего следственные действия), после чего двое потерпевших вдруг потеряли интерес к вердикту суда.
В итоге на прениях сторон прокурор отказался от обвинения подсудимых по спорному эпизоду. Что касается другого эпизода (напомним, аналогичная кража сотового телефона), то Шахзода Х. правоохранители просили лишить свободы на 4 года, его приятеля Шохруха — на 6 лет. От требуемых сроков ахнули не только родственники подсудимых, но и сам потерпевший. Мужчина, у которого, собственно, и украли телефон, не желал упекать ребят на такое продолжительное время.
После перерыва судья огласила свое решение: Шохрух проведет 2,5 года в заключении, а Шахзод приговорен к году условно и освобожден в зале суда. Как признается сам бывший подсудимый, ему не верится, что все кончилось и он опять вернулся к нормальной жизни.
Но, по всей вероятности, процесс не закончен. Судья Кирсанова потребовала выделить первый эпизод в отдельное дело и направить на дальнейшее рассмотрение.
Помимо этого, ни у прокуратуры, ни у суда не возникло вопросов к сотруднику милиции Алексею Репину. А это значит, что остались неисследованными образцы-кальки показаний свидетелей без их подписей и неоднократные заявление о фальсификации опознания.
Несмотря на это, М. Х., мать Шахзода, полна решимости разобраться в случившемся.
— Почему мой сын просидел целых семь месяцев за решеткой? Юноше нанесли моральный вред, да и я потратила немало средств на передачи, адвокатов и «путевку» в комфортную камеру.
По словам М. Х., за пребывание сына в тюрьме она еще и… платила деньги.
— Раньше я боялась что-либо говорить об этом, потому что понимала, как мои слова могут навредить Шахзоду, но теперь бояться нечего.
М. Х. свидетельствует: в конце весны ей позвонил сын и сказал, что нахождение в комфортном изоляторе нужно оплачивать. М. Х. опешила. Сына упекли в тюрьму, а теперь еще и нужно оплачивать этот «санаторий»? Схема платных услуг была проста. Как говорит М. Х., чтобы сын содержался в сравнительно комфортных условиях, она должна была каждый месяц класть 3 тысячи рублей в кодовую ячейку на Финляндском вокзале. После чего по СМС сообщать номер ячейки и код.
— Так тянулось три месяца, — вспоминает М. Х. — Затем Шахзод опять позвонил и сказал, что впредь следует оставлять в ячейке по 4 тысячи рублей.
Женщина рассказала, что денег постоянно не хватало, она даже жаловалась следователю на вымогательство, но та лишь пожала плечами. Надо — так надо. Матери пожертвования объясняли какими-то внутренними правилами, в связи с которым нужно было оплачивать пребывание сына в тюрьме. Только вот почему гонорар следовало оставлять анонимно в ячейке вокзала, никто объяснить не мог.
Сейчас М. думает об обращении в суд, однако есть вероятность, что свидетели испугаются и не будут давать показания.
Шахзод тем временем ищет себе работу и хочет перевестись из Таджикистана, где он учится на втором курсе факультета кибернетики Худжандского университета, в какой-нибудь петербургский вуз.
Семья Х-вых выражает признательность судье Кирсановой за справедливое, на их взгляд, решение и благодарит свидетелей, которые не побоялись заявить на суде о давлении со стороны правоохранителей.

Михаил СТАЦЮК