Газоскреб и дубаеб
Высотки — отличительная черта развивающихся стран
В начале января в Дубае был торжественно открыт самый высокий в мире небоскреб. Его высота составляет 828 метров. Иначе говоря, сей Дубаеб более чем в два раза превышает наш питерский, пока еще не построенный газоскреб на Охте. Крохотные Объединенные Арабские Эмираты по стремлению к помпезности полностью обошли огромную Россию. Туристы, которые захотят увидеть скребущую небо диковинку, в Петербург никогда не поедут. Они отправятся в ОАЭ, где заодно можно еще покупаться и на солнышке погреться, вместо того чтобы с трудом ковылять плохо расчищенными от снега улицами к маячащей вдали высотке.
Впрочем, об архитектурном облике Петербурга я писать не буду. Об этом уже несколько лет непрерывно говорят многие питерские журналисты и деятели культуры. Меня как исследователя, занимающегося проблемами модернизации, заинтересовало другое — то, с какой страстью у нас в последнее время стремятся воздвигать гигантские «фаллосы». Ведь проблема газоскреба — не единственная проблема такого рода в нашем городе. Высотки втыкают в самых разных местах, просто масштабы их несопоставимы с газоскребными. А в Москве высотных зданий еще больше, чем в Петербурге.
И вот, задумавшись о причинах нашего небоскребного зуда, я вдруг вспомнил о том, как двенадцать лет назад впервые попал в Нью-Йорк. Коллега, с которым мы вместе прошлись по Манхэттену, вдруг спросил: «Ну почему они так высоко строили?» Я начал бурчать что-то из школьных учебников насчет дороговизны земли в центре больших городов. «Это понятно, — ответил он. — Но почему настолько высоко?»
И вправду, объяснить масштабы Empire State Building одним лишь желанием сэкономить на покупке земельного участка вряд ли возможно. Лезть на такую высоту, пожалуй, дороже, чем прикупить пару соседних кварталов. Причина небоскребного зуда в чем-то другом.
Чтобы понять это, стоит обратить внимание еще на один любопытный факт. В Европе по-настоящему высоких небоскребов нет. Есть кое-что в Лондоне, есть в Париже на Монпарнасе, есть деловой центр Франкфурта, в Барселоне недавно местный водоканал соорудил для себя нечто фаллическое. Но все это более-менее соразмерно общему архитектурному фону.
В США за небоскребы активно взялись в первой половине ХХ столетия. Продолжили строить и во второй. Но затем успокоились. Недавно еще самый высокий небоскреб планеты находился в Чикаго (Sears Tower), а сегодня он с трудом удерживается в первой пятерке.
Каковы же великие небоскребные державы XXI века, если американцы и европейцы из гонки выбыли?
Недавно еще лидировал небоскреб, построенный в Тайбее (Тайвань). Однако теперь его обошел свежепостроенный Дубайеб. Но, судя по всему, ненадолго, поскольку уже существует проект строительства небоскреба высотой в милю (1609 м) на территории Саудовской Аравии. В Кувейте намечается высотка, которая должна будет вознестись к небу аж на километр и один метр. В Бахрейне будет строиться башня высотой в 1022 метра. В сравнении с ними наш будущий петербургский «Охта центр» — просто конура какая-то.
Ко всему этому можно добавить еще и строительство небоскреба в южнокорейском Сеуле, которому, правда, на первое место уже никогда не выйти. А башни-близнецы Petronas, расположенные в Куала-Лумпуре (Малайзия), сейчас уже фактически полный отстой. И не верится даже, что еще в миллениум они считались чудом света, достойным того, чтобы снять там триллер с Шоном Коннери и Кэтрин Зетой-Джонс.
Для полноты картины замечу также, что в мире есть еще пяток заметных небоскребов. Все они расположены в Китае. Одним по-настоящему высотным зданием отметилась Индия. Может, я что-то и упустил, но общая картина размещения небоскребов по планете, думаю, верна.
Что все это означает? Пожалуй, то, что строительство небоскребов — отличительная черта развивающихся стран. Наряду с авторитарными режимами и коррупцией. Как только государство попадает в разряд развитых, оно демократизируется, снижает масштабы воровства и отказывается от гигантомании.
В принципе понятно, пожалуй, и то, почему именно развивающимся странам хочется скрести небо. У них есть комплекс неполноценности. Они ужасно завидуют странам развитым и хотят, чтобы их заметили в цивилизованном мире. Небоскреб — это примерно как знаменитая фраза из «Ревизора»: «Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите там всем вельможам разным, сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский».
Люди, которым очень хочется построить небоскреб (именно небоскреб, а не что-либо иное) — это вчерашние Бобчинские, советские провинциалы, пообтесавшиеся в столицах, заработавшие деньжонок или сделавшие карьеру на госслужбе. Они не знают иного способа прославить давший им пристанище город и искренне полагают, что с небоскребом — всегда лучше, чем без небоскреба. Глядишь, Петербург займет свое достойное двести двадцать пятое место в ряду, начинающемся с великого города Эр-Рияда.
В начале января в Дубае был торжественно открыт самый высокий в мире небоскреб. Его высота составляет 828 метров. Иначе говоря, сей Дубаеб более чем в два раза превышает наш питерский, пока еще не построенный газоскреб на Охте. Крохотные Объединенные Арабские Эмираты по стремлению к помпезности полностью обошли огромную Россию. Туристы, которые захотят увидеть скребущую небо диковинку, в Петербург никогда не поедут. Они отправятся в ОАЭ, где заодно можно еще покупаться и на солнышке погреться, вместо того чтобы с трудом ковылять плохо расчищенными от снега улицами к маячащей вдали высотке.
Впрочем, об архитектурном облике Петербурга я писать не буду. Об этом уже несколько лет непрерывно говорят многие питерские журналисты и деятели культуры. Меня как исследователя, занимающегося проблемами модернизации, заинтересовало другое — то, с какой страстью у нас в последнее время стремятся воздвигать гигантские «фаллосы». Ведь проблема газоскреба — не единственная проблема такого рода в нашем городе. Высотки втыкают в самых разных местах, просто масштабы их несопоставимы с газоскребными. А в Москве высотных зданий еще больше, чем в Петербурге.
И вот, задумавшись о причинах нашего небоскребного зуда, я вдруг вспомнил о том, как двенадцать лет назад впервые попал в Нью-Йорк. Коллега, с которым мы вместе прошлись по Манхэттену, вдруг спросил: «Ну почему они так высоко строили?» Я начал бурчать что-то из школьных учебников насчет дороговизны земли в центре больших городов. «Это понятно, — ответил он. — Но почему настолько высоко?»
И вправду, объяснить масштабы Empire State Building одним лишь желанием сэкономить на покупке земельного участка вряд ли возможно. Лезть на такую высоту, пожалуй, дороже, чем прикупить пару соседних кварталов. Причина небоскребного зуда в чем-то другом.
Чтобы понять это, стоит обратить внимание еще на один любопытный факт. В Европе по-настоящему высоких небоскребов нет. Есть кое-что в Лондоне, есть в Париже на Монпарнасе, есть деловой центр Франкфурта, в Барселоне недавно местный водоканал соорудил для себя нечто фаллическое. Но все это более-менее соразмерно общему архитектурному фону.
В США за небоскребы активно взялись в первой половине ХХ столетия. Продолжили строить и во второй. Но затем успокоились. Недавно еще самый высокий небоскреб планеты находился в Чикаго (Sears Tower), а сегодня он с трудом удерживается в первой пятерке.
Каковы же великие небоскребные державы XXI века, если американцы и европейцы из гонки выбыли?
Недавно еще лидировал небоскреб, построенный в Тайбее (Тайвань). Однако теперь его обошел свежепостроенный Дубайеб. Но, судя по всему, ненадолго, поскольку уже существует проект строительства небоскреба высотой в милю (1609 м) на территории Саудовской Аравии. В Кувейте намечается высотка, которая должна будет вознестись к небу аж на километр и один метр. В Бахрейне будет строиться башня высотой в 1022 метра. В сравнении с ними наш будущий петербургский «Охта центр» — просто конура какая-то.
Ко всему этому можно добавить еще и строительство небоскреба в южнокорейском Сеуле, которому, правда, на первое место уже никогда не выйти. А башни-близнецы Petronas, расположенные в Куала-Лумпуре (Малайзия), сейчас уже фактически полный отстой. И не верится даже, что еще в миллениум они считались чудом света, достойным того, чтобы снять там триллер с Шоном Коннери и Кэтрин Зетой-Джонс.
Для полноты картины замечу также, что в мире есть еще пяток заметных небоскребов. Все они расположены в Китае. Одним по-настоящему высотным зданием отметилась Индия. Может, я что-то и упустил, но общая картина размещения небоскребов по планете, думаю, верна.
Что все это означает? Пожалуй, то, что строительство небоскребов — отличительная черта развивающихся стран. Наряду с авторитарными режимами и коррупцией. Как только государство попадает в разряд развитых, оно демократизируется, снижает масштабы воровства и отказывается от гигантомании.
В принципе понятно, пожалуй, и то, почему именно развивающимся странам хочется скрести небо. У них есть комплекс неполноценности. Они ужасно завидуют странам развитым и хотят, чтобы их заметили в цивилизованном мире. Небоскреб — это примерно как знаменитая фраза из «Ревизора»: «Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите там всем вельможам разным, сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство или превосходительство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский».
Люди, которым очень хочется построить небоскреб (именно небоскреб, а не что-либо иное) — это вчерашние Бобчинские, советские провинциалы, пообтесавшиеся в столицах, заработавшие деньжонок или сделавшие карьеру на госслужбе. Они не знают иного способа прославить давший им пристанище город и искренне полагают, что с небоскребом — всегда лучше, чем без небоскреба. Глядишь, Петербург займет свое достойное двести двадцать пятое место в ряду, начинающемся с великого города Эр-Рияда.
Дмитрий ТРАВИН,
научный руководитель
Центра исследований модернизации
Европейского университета в Петербурге