Александр городницкий: «глобального потепления не будет»

Снег за окошком кружится
— В Петербурге после Нового года как-то иначе стала восприниматься ваша песня «Снег»… Вы могли вообразить такое в родном городе?
— Я видел такой Питер только один раз в жизни: в 1941 году во время блокады. Но тогда была война, и совсем другие условия. Я был крайне удивлен этой картиной, потому что с последствиями аналогичного снегопада в Москве справилось столичное правительство, даже по ночам работали сотни единиц техники, и к утру все очищалось. А такого завала, чтобы неделями лежал снег и многие улицы были парализованы, я себе и представить не мог. Я попытался пройти по тротуару — все завалено снегом, висят сосульки и написано «Опасная зона». А по проезжей части идти опасно, потому что скользко и идут машины…
— Нам говорят, что такого снегопада не было 130 лет и что это стихийное бедствие…
— Да ничего подобного. Стихийное бедствие — это тогда, когда весь чиновничий аппарат и вся система, связанная с городскими коммунальными службами, в принципе не могут ничего сделать. На мой взгляд, происшедшее демонстрирует очень тревожный симптом: полной недееспособности власти. Дело не в нерадивости отдельных чиновников, а в том, что система неэффективна. Я помню, когда в 1960 году сбили Пауэрса на разведывательном самолете У-2, то в магазинах исчезли продукты. И появилась поговорка: «Еще ничего нет, а уже ничего нет. Что же будет, когда что-нибудь будет?». Слава богу, что Питер не подвержен настоящим стихийным бедствиям — например, цунами. Не дай бог, что-то серьезное случится — мне страшно себе представить, что произойдет в городе при такой власти…
— Мы все дружно проклинали коммунистический режим, но я помню, что и при советской власти тоже были зимы со снегом, но его убирали. Что же получается: тот режим был более дееспособный?
— Получается, что более. Тогда у чиновников существовал страх, они формально должны были соответствовать должности и не воровать. И таких понятий, как откат, беспредельные взятки, финансовый беспредел и безнаказанность, не было. А сейчас, насколько я понимаю, чиновники абсолютно безнаказанны. Они цинично правят, набивая себе карманы, воруют, и никакого контроля за ними нет. И управы сверху тоже нет. То есть система абсолютно не годится для страны — наша вертикаль, при которой горожане не могут выбрать своих руководителей, не могут выдать им вотум недоверия, а должны мириться с теми, кого назначили сверху. Hеладно что-то в датском королевстве, если система при первой трудности обнаруживает свою полную беспомощность.

Скоро, скоро придут холода
— Снегопады обрушились не только на Питер и Москву — в Европе тоже большие проблемы. Где же глобальное потепление?
— Глобальное потепление у нас уже было — в предыдущие несколько лет. А сейчас у нас глобальное похолодание. Я отношусь к той группе ученых, которые считают, что вся история с глобальным потеплением — хорошо организованная афера. Ведь если напугать людей — с ними можно делать все что угодно. Зачем нужна была затея со свиным гриппом? Чтобы нажились компании, которые выпускали против него дорогую сыворотку, и заработали миллиарды. Потом выяснилось, что все это не так, что опасность, мягко говоря, преувеличена — но прибыли уже были получены.
— Помнится, шутили, что метеопрогнозы о небывалых холодах спонсируют производители электрообогревателей. Кто может нажиться на глобальном потеплении — производители кондиционеров?
— Главный инициатор борьбы с последствиями глобального потепления, замечательный политик и общественный деятель Альберт Гор, получил за это Нобелевскую премию. В Америке в результате ввели Global Warming даже в школах. А затем в Киото заключили соглашение об ограничении выбросов углерода — Киотский протокол. Все это стоит миллиарды долларов! На этом одни компании разорялись — скажем, угледобывающие, а другие наживались. Я был летом 2009 года в Австралии, куда приезжал Гор и запугивал правительство тем, что надо немедленно снизить квоту на добычу угля, а уголь составляет значительную часть экспорта страны. Собираются руководители ведущих держав и обсуждают, что делать, когда поднимется уровень Мирового океана? А ничего не делать, потому что он не поднимется!
— Почему вы в этом так уверены?
— В результате выбросов углерода в атмосферу возникает парниковый эффект. Это как в парнике: солнечные лучи проходят, нагревают поверхность, а конвективный теплоперенос от земли ограничен стеклом парника. В данном случае вместо стекла работает углерод, который концентрируется в облаках. Происходит нагрев поверхности Земли, в результате чего тают льды Арктики, вымирают белые медведи, тают льды Гренландии и так далее, увеличивается объем Мирового океана, поднимается его уровень, затапливаются и уничтожаются прибрежные города — Ленинград, Лондон, Нью-Йорк и другие. Возникнут чудовищные эпидемии из-за заболачивания эстуария, в горах растают все ледники и все пресные реки убегут в моря, кончится пресная вода, начнется война за нее, как сейчас идет война за нефть, и человечество погибнет в страшных корчах. Вот примерный сценарий глобального потепления.
— Вдохновляющая перспектива…
— Так вот, ничего этого не будет! Как показывают экспериментальные данные, которые приводит в своих работах академик Олег Георгиевич Сорохтин, ежегодный выброс углерода из Мирового океана в сто раз больше, чем от всей мировой промышленности, вместе взятой. То есть антропогенный выброс составляет не более 1–2% и никакой погоды сделать не может. Гор и его сторонники считают, что увеличение выбросов углерода ведет к повышению температуры атмосферы. Все наоборот: из-за повышения температуры океана, который занимает четыре пятых поверхности планеты, повышается содержание углерода в атмосфере. Причинно-следственные связи то ли перепутаны, то ли подтасованы. Льды Арктики в последние годы действительно тают. Но никто не говорит, что льды Антарктиды в это время наращиваются. И общий баланс на Земле остается примерно постоянным.
— От чего же зависит температура на поверхности Земли?
— Только от расстояния между Землей и Солнцем. Мы наивно полагаем, что Земля, как и другие планеты, вращается вокруг Солнца. Это не так: и Земля, и все планеты, и само Солнце вращаются вокруг центра тяжести нашей системы. А он меняется со временем, потому что зависит от гравитационного взаимодействия входящих в систему масс. Есть гармоническая кривая расстояния между Землей и Солнцем, которое тоже меняется со временем, как это исследовано в работах Сорохтина и других геофизиков. В соответствии с этой кривой мы прошли минимальное расстояние от Земли до Солнца в последнее десятилетие. А сейчас мы начали удаляться от Солнца, и в 2025–2030 годах наступит похолодание. Это циклический процесс, подобные похолодания в истории случались неоднократно. Наиболее заметное было в начале XVII века, когда замерзли Гибралтарский пролив, Босфор и Дарданеллы, в Венецию товары возили по льду, а на Руси в 1601 году Москва-река замерзла в августе на Яблочный Спас. То же самое было потом два года подряд, и, как известно, начались голод, неурожаи и Смутное Время…
— Вы думаете, сейчас подобное тоже повторится?
— Насчет Смутного Времени предсказать не берусь, а что касается похолодания, то ничего страшного не произойдет — ну немного понизится температура. Но при наших энергетических возможностях мы предстоящее похолодание преодолеем. Тогда выжили и сейчас выживем.

За облик немеркнущий прошлый
— Вернемся к питерским проблемам: вы подписывали все письма с протестом против «Охта-центра». Почему?
— Я человек старого поколения, и согласен с академиком Лихачевым, что небесная линия Петербурга — ценность, которую не нам позволено разрушать и уничтожать. Поэтому я против кукурузины, и считаю, что строить ее там, где запланировано, нельзя. Можно выделить для нее место там, где она не будет портить городской ландшафт.
— Против этого Газпром: хочет строить только здесь — и точка…
— Для Газпрома это принципиальный вопрос: показать, что он — хозяин в стране и может не считаться с общественным мнением. И поэтому «компания номер один» вместе с питерской властью будут вытирать ноги об общественное мнение и стараться строить там, где решили, — именно для того, чтобы показать, что они — хозяева, а мы — никто. Но я продолжаю отстаивать свою позицию, поскольку полагаю, что гражданский долг каждого ленинградца и каждого жителя России, которому дорого историческое наследие величайшего в мире города, — бороться до конца за его сохранение. Не мы его строили, не нам его разрушать. И еще: если допустить один небоскреб — будет создан прецедент. Как только первый раз безнаказанно поставят бездарное строение на фоне исторического облика Петербурга — это станет командой строить такое и дальше по всей России. Держите шляпу — это будет происходить повсеместно.
— Какие места вы больше всего любите в Петербурге?
— Набережные Невы и Васильевский остров, потому что я островитянин и там родился. Очень люблю на Васильевском морской фасад города, остров Голодай, мой родной Горный институт, где я учился. Не дай бог, если над этой гармонией линий и простором над Невой воздвигнется газпромовская «мечта импотента»… А еще очень люблю Новую Голландию, Коломну, где я прожил десятки лет — все, что связано с моей жизнью.
— Вы знаете о планах намыва, касающихся вашего родного Васильевского? Как раз в тех местах, которые вы любите…
— В Питере достаточно территорий, где можно безболезненно и дешевле строить и где новым постройкам не угрожает наводнение. Ведь угроза наводнения остается, и дамба этот вопрос решает только частично. Более того, есть такая точка зрения, что происходит трансгрессия и западная часть Васильевского и Голодай будут опускаться. Целый ряд ведущих геологов Петербурга, как мой друг Михаил Спиридонов, разделяют эту точку зрения.
— Когда это произойдет? Я ведь тоже островитянин, живу на западе Васильевского — может быть, пора уезжать, пока не затонули?
— Не спешите. До этого пройдут еще тысячи лет…

Беседовал Борис ВИШНЕВСКИЙ
Фото автора