Черная книга красной армии – 2
Мы продолжаем публикацию избранных мест из «Черной книги» — совместного проекта «Новой газеты в Петербурге» и общественной правозащитной организации «Солдатские матери», посвященного анализу ситуации в российской армии (начало см. в № 2 за 2010 год). Представляем вам выдержки из третьей главы — «Сопротивление».
Военнослужащий может не жить по «дедовскому уставу» — если захочет
Подмосковные заложники
Владимир Дмитриев служил в воздушно-десантных войсках под Омском с конца 2008 года.
Из заявления Елены Дмитриевой, мамы Владимира, в РОПО «Солдатские матери Санкт-Петербурга»:
«В первые месяцы нахождения в части мой сын был шокирован обстановкой. Отношение к солдатам ужасное: постоянные унижения, оскорбления, избиения. Бьют по голове от ноги, от руки, и бытовыми предметами — металлической лопатой. Постоянно отбирали деньги, что я высылала сыну. За три месяца у моего сына украли в части три телефона.
Хотя 12 апреля 2009 г. Володю уже направили в медпункт полка (МПП), где поставили диагноз «пневмония», на его болезнь никакого внимания не обращали. Через три недели у него началось обострение, температура поднялась до 41, только тогда его отправили в госпиталь».
Из заявления РОПО «Солдатские матери» в военную прокуратуру ЛенВО от 21.05.2009:
«Как сообщила Дмитриева Е. В., состояние здоровья Дмитриева В. А. существенно ухудшилось вследствие физического и психологического травмирования, Дмитриев В. А. стал раздражительным, появилось стабильное нарушение сна, отсутствует уверенность в себе, желает покончить жизнь самоубийством. Опасаясь за жизнь сына, Дмитриева Е. В. увезла сына в Москву».
— Из Омска мама повезла мальчика домой, в Питер, с пересадкой в Москве, — вспоминает Элла Полякова, председатель РОПО «Солдатские матери СПб». — Билет в Омске купила на свой паспорт — поэтому ее и выследили. В Москве прямо на вокзале их поджидали бойцы ОМОНа и местные вэдэвэшники. Сына вместе с мамой взяли в заложники — никаких законных оснований для задержания не было, потому что в Омске Елена Васильевна написала заявление в прокуратуру, — и привезли в знаменитую десантную часть в подмосковной Кубинке, где продержали не меньше недели. В конце концов нам удалось договориться с руководством ВДВ, что мальчика привезут в Псковскую дивизию, чтобы затем отправить в госпиталь в Петербурге.
Правда, в Пскове Владимира на обследование класть не спешили. А одна десантная часть ничуть не хуже другой.
Из заявления Елены Дмитриевой:
«Регулярно шли оскорбления и угрозы в его сторону: «Тебе до дембеля не дожить». 18 мая 2009 года у моего сына был сильный нервный срыв. Объясняя мне, что больше не может терпеть издевательств, он говорил, что ему страшно идти в часть. В тот же день вечером, когда он вернулся в казарму, сержант нанес моему сыну по голове от ноги несколько ударов, после чего у него начались головные боли, из носа периодически идет кровь».
В Омске у Владимира была попытка суицида, в Пскове он вновь стал думать об этом. Понимая, что сына надо спасать, Елена Васильевна уговорила отца помочь ей. Они приехали в Псков на его машине.
— Это один из самых трагических моментов, — рассказывает Элла Полякова. — Мальчику дали увольнительную, они втроем сидели в машине. Мама с сыном уговаривали отца бежать в Питер. Но тот отказался ехать. Испугался, наверное.
Тот, кто раз побывал в армии, если не пытался бороться с этой системой, впитывает ее кожей, всем своим существом — и потом ее же правилами руководствуется в гражданской жизни. Отец не решился заступить за флажки даже ради жизни сына.
Еще целых две недели понадобилось «Солдатским матерям», чтобы вновь достать руководство ВДВ. 4 июня 2009 г. Владимира положили в госпиталь, к концу месяца комиссовали.
— Мама билась за своего сына самоотверженно, героически. Мне очень нравилось с ней говорить, — вспоминает Элла Полякова. — Когда она звонила с вопросом или за советом, то всегда поражала меня логичностью и обдуманностью суждений — и это в тех стрессовых ситуациях, в которых она оказывалась!
Одни, когда их загоняют в угол, сдаются на милость победителя, другие начинают изо всех сил сопротивляться. Елена Васильевна — из бойцов. Но как только давление ослабло — как только она смогла выйти из душного угла на свободный простор — силы для сопротивления иссякли.
В возбуждении уголовного дела по фактам, изложенным в заявлениях Елены Дмитриевой, как водится, отказано: «Проверка не нашла подтверждений». Обжаловать это решение она не стала.
Будут сидеть!
Но существует и другой вид сопротивления. Сопротивление, идущее от ощущения собственной правоты — и неправоты преступников. От желания справедливости.
— Мой сын пошел в армию сам, — уверенно рассказывает Диана Гаврюкова, мама Павла Гаврюкова. — Мое мнение было, что армия мужчин закаляет.
Диана Алексеевна занимает ответственную должность, она привыкла к тому, что ее мнение дорогого стоит.
Павел ушел в армию 26 июня 2009 года. Меньше чем через месяц, 17 июля, Диана Гаврюкова приехала к сыну в часть в Кронштадте, чтобы посмотреть, как он дает присягу. Но, обнаружив, в каких чудовищных условиях живет ее ребенок, она ни секунды не сомневалась.
Мама написала в семь разных инстанций заявление на семи машинописных страницах, подробно описывая все, чему стала свидетелем сама и что ей удалось вытащить из Павла.
Из заявления Дианы Гаврюковой в военную прокуратуру ЛенВО от 11.08.2009:
«Воспитание» новобранцев возложено на старослужащих срочной службы. В «воспитание» входят наряды по «прополке» травы в лесу, двенадцатичасовое маразматическое подметание асфальта, разгон луж… Отдыхать новобранцу здесь не положено по «дедовскому уставу».
<…>
После третьего месяца службы происходит ослабление вымогательств и избиений, но только после того, как будет произведена денежная выплата дедам в размере 4 тысяч рублей (установленный в части тариф) и произведена церемония «посвящения» (12 ударов — разовая порка пряжкой от ремня по голым ягодицам). После этого ты считаешься «свояком», можешь по «дедовскому уставу» расстегнуть пуговицу на кителе и расслабить туго затянутый ремень. Можно получать посылки, пользоваться шампунями и туалетной бумагой».
В части, где служил Павел, оказалось еще несколько срочников, как и он сам, из города Великие Луки. Он рассказал об этом Диане Алексеевне, и та смогла найти мам этих парней. Сначала их собралось трое, потом пятеро, все написали заявления — примерно об одном и том же. Результатом стало возбуждение уголовных дел против пяти человек.
Чем закончится история, неизвестно, но уверенности и настойчивости Диане Гаврюковой не занимать.
А сын ее, как и еще четверо его великолукских товарищей по несчастью, дослуживает в Пушкине, где условия не в пример лучше.
— Все по уставу — воинскому, а не дедовскому, — радуется Диана Алексеевна. — Их прикомандировали туда — теперь уж пускай дослужат.
Вроде бы все кончилось хорошо? Вот только ничего не кончилось. После двух месяцев кошмара в Кронштадте Павлу явно требуется реабилитация. Он не жалуется. Но каждую ночь ходит и разговаривает во сне.
Елена Дмитриева думала лишь об одном — как защитить своего сына, родного ей человека; Диана Гаврюкова же хотела восстановить справедливость. Они шли одной дорогой, но к разным целям — поэтому и финиши у них разные: Дмитриева добилась, чтобы ее сына, тяжело заболевшего в армии, комиссовали. А Гаврюкова — хотя ее Павел тоже переносил заболевания на ногах и подвергался жестоким пыткам — добилась того, что было главным для нее — возбуждения уголовных дел. Сын же, по ее представлениям о справедливости, должен служить — но только «по правилам». И будет служить до конца.
Однако обе матери, хоть и такие разные, сходны в одном: сила их духа такова, что они не пасуют перед самыми жуткими опасностями и готовы бороться.
Тараканища
Михаил Агапов служил в той же Псковской дивизии ВДВ, в которой доживал свои армейские деньки Владимир Дмитриев — причем в то же самое время.
В отличие от двух предыдущих парней, Агапову ни за что бы не выбраться, если бы он не решился помочь себе сам. Михаил вынужденно оставил часть и сам писал свою объяснительную записку.
Из объяснительной Михаила Агапова от 21.08.2009:
«Меня со дня призыва избивали, отбирали деньги, телефоны. Сержант Коротков бил молотком, по шее ремнем. Обещал, если не привезу ему 2000 рублей, выбить зубы.
Выбил мне зуб младший сержант Удальцов, бил головой об стену, прыгал в берцах мне по спине. Угрожал убить и сказать родителям, что я разбился с парашютом.
Сержанты неоднократно приводили проституток в казарму, строили нас, вновь прибывших, и на их глазах издевались, глумились до утра».
— Родители, приезжавшие навещать сына, видели его с фингалами: бабушка, мама, папа — и лишь сетовали, не догадались его забрать, — возмущается Элла Полякова. — Только когда он сам убежал, они привели его к нам.
21 августа 2009 года Михаил оказался в «Солдатских матерях», в тот же день его успели показать гражданским и военным врачам, он был готов к госпитализации. Но самое интересное только начиналось…
— Около десяти вечера мама мальчика вдруг сказала мне, что у них дома сидят военные! — вспоминает Элла Полякова.
Оказывается, как только Михаил сбежал из части, «поисковая группа» в составе двух офицеров нагрянула к нему домой. Мать не только открыла им дверь, но и ничего не посмела возразить, когда ей заявили, что в квартире теперь будет засада.
Военные запаслись чипсами и сели перед телевизором, а тем временем маме позвонил сын. Из Пскова он добрался до Плюссы и просил забрать его. Мама выбежала на улицу, схватила такси и поехала за ним. Вэдэвэшники знали, куда она поехала, и приказали привезти парня к ним в лапы, даже не поднявшись с дивана.
Встретившись с сыном в Плюссе, она наконец решилась пойти наперекор наглости и силе и привезла сына к правозащитникам.
— Мы решили ехать снимать осаду, — рассказывает Элла Михайловна. — Я представилась, записала их фамилии и спрашиваю: «Вы понимаете, что захватили квартиру? Соображаете, чем это грозит с точки зрения УК?» Они сразу понурились: «Куда же, — говорят, — мы пойдем на ночь глядя?» Но, честно говоря, никакой жалости к ним я не испытывала.
Михаил в конце концов был госпитализирован и комиссован. А его мама стала одним из волонтеров РОПО «Солдатские матери Петербурга»: у нее дома останавливаются иногородние родители, приезжающие, чтобы помочь своим сыновьям.
Если в двух первых историях поведение матерей было в большей степени естественным для них — что отнюдь не умаляет ни их подвиг, ни перенесенные ими страдания, — то родителям Агапова нужно было еще и преодолеть себя.
Зато, один раз перестроив свое сознание, они в итоге переменили и свою жизнь, свое мировоззрение. Они преодолели страх — тот, который не позволил отцу Владимира Дмитриева забрать сына из Псковской дивизии и привезти его в Петербург. Страх, который как раз и культивирует такой могущественный институт, как армия, — страх раба перед своим «господином».
Подмосковные заложники
Владимир Дмитриев служил в воздушно-десантных войсках под Омском с конца 2008 года.
Из заявления Елены Дмитриевой, мамы Владимира, в РОПО «Солдатские матери Санкт-Петербурга»:
«В первые месяцы нахождения в части мой сын был шокирован обстановкой. Отношение к солдатам ужасное: постоянные унижения, оскорбления, избиения. Бьют по голове от ноги, от руки, и бытовыми предметами — металлической лопатой. Постоянно отбирали деньги, что я высылала сыну. За три месяца у моего сына украли в части три телефона.
Хотя 12 апреля 2009 г. Володю уже направили в медпункт полка (МПП), где поставили диагноз «пневмония», на его болезнь никакого внимания не обращали. Через три недели у него началось обострение, температура поднялась до 41, только тогда его отправили в госпиталь».
Из заявления РОПО «Солдатские матери» в военную прокуратуру ЛенВО от 21.05.2009:
«Как сообщила Дмитриева Е. В., состояние здоровья Дмитриева В. А. существенно ухудшилось вследствие физического и психологического травмирования, Дмитриев В. А. стал раздражительным, появилось стабильное нарушение сна, отсутствует уверенность в себе, желает покончить жизнь самоубийством. Опасаясь за жизнь сына, Дмитриева Е. В. увезла сына в Москву».
— Из Омска мама повезла мальчика домой, в Питер, с пересадкой в Москве, — вспоминает Элла Полякова, председатель РОПО «Солдатские матери СПб». — Билет в Омске купила на свой паспорт — поэтому ее и выследили. В Москве прямо на вокзале их поджидали бойцы ОМОНа и местные вэдэвэшники. Сына вместе с мамой взяли в заложники — никаких законных оснований для задержания не было, потому что в Омске Елена Васильевна написала заявление в прокуратуру, — и привезли в знаменитую десантную часть в подмосковной Кубинке, где продержали не меньше недели. В конце концов нам удалось договориться с руководством ВДВ, что мальчика привезут в Псковскую дивизию, чтобы затем отправить в госпиталь в Петербурге.
Правда, в Пскове Владимира на обследование класть не спешили. А одна десантная часть ничуть не хуже другой.
Из заявления Елены Дмитриевой:
«Регулярно шли оскорбления и угрозы в его сторону: «Тебе до дембеля не дожить». 18 мая 2009 года у моего сына был сильный нервный срыв. Объясняя мне, что больше не может терпеть издевательств, он говорил, что ему страшно идти в часть. В тот же день вечером, когда он вернулся в казарму, сержант нанес моему сыну по голове от ноги несколько ударов, после чего у него начались головные боли, из носа периодически идет кровь».
В Омске у Владимира была попытка суицида, в Пскове он вновь стал думать об этом. Понимая, что сына надо спасать, Елена Васильевна уговорила отца помочь ей. Они приехали в Псков на его машине.
— Это один из самых трагических моментов, — рассказывает Элла Полякова. — Мальчику дали увольнительную, они втроем сидели в машине. Мама с сыном уговаривали отца бежать в Питер. Но тот отказался ехать. Испугался, наверное.
Тот, кто раз побывал в армии, если не пытался бороться с этой системой, впитывает ее кожей, всем своим существом — и потом ее же правилами руководствуется в гражданской жизни. Отец не решился заступить за флажки даже ради жизни сына.
Еще целых две недели понадобилось «Солдатским матерям», чтобы вновь достать руководство ВДВ. 4 июня 2009 г. Владимира положили в госпиталь, к концу месяца комиссовали.
— Мама билась за своего сына самоотверженно, героически. Мне очень нравилось с ней говорить, — вспоминает Элла Полякова. — Когда она звонила с вопросом или за советом, то всегда поражала меня логичностью и обдуманностью суждений — и это в тех стрессовых ситуациях, в которых она оказывалась!
Одни, когда их загоняют в угол, сдаются на милость победителя, другие начинают изо всех сил сопротивляться. Елена Васильевна — из бойцов. Но как только давление ослабло — как только она смогла выйти из душного угла на свободный простор — силы для сопротивления иссякли.
В возбуждении уголовного дела по фактам, изложенным в заявлениях Елены Дмитриевой, как водится, отказано: «Проверка не нашла подтверждений». Обжаловать это решение она не стала.
Будут сидеть!
Но существует и другой вид сопротивления. Сопротивление, идущее от ощущения собственной правоты — и неправоты преступников. От желания справедливости.
— Мой сын пошел в армию сам, — уверенно рассказывает Диана Гаврюкова, мама Павла Гаврюкова. — Мое мнение было, что армия мужчин закаляет.
Диана Алексеевна занимает ответственную должность, она привыкла к тому, что ее мнение дорогого стоит.
Павел ушел в армию 26 июня 2009 года. Меньше чем через месяц, 17 июля, Диана Гаврюкова приехала к сыну в часть в Кронштадте, чтобы посмотреть, как он дает присягу. Но, обнаружив, в каких чудовищных условиях живет ее ребенок, она ни секунды не сомневалась.
Мама написала в семь разных инстанций заявление на семи машинописных страницах, подробно описывая все, чему стала свидетелем сама и что ей удалось вытащить из Павла.
Из заявления Дианы Гаврюковой в военную прокуратуру ЛенВО от 11.08.2009:
«Воспитание» новобранцев возложено на старослужащих срочной службы. В «воспитание» входят наряды по «прополке» травы в лесу, двенадцатичасовое маразматическое подметание асфальта, разгон луж… Отдыхать новобранцу здесь не положено по «дедовскому уставу».
<…>
После третьего месяца службы происходит ослабление вымогательств и избиений, но только после того, как будет произведена денежная выплата дедам в размере 4 тысяч рублей (установленный в части тариф) и произведена церемония «посвящения» (12 ударов — разовая порка пряжкой от ремня по голым ягодицам). После этого ты считаешься «свояком», можешь по «дедовскому уставу» расстегнуть пуговицу на кителе и расслабить туго затянутый ремень. Можно получать посылки, пользоваться шампунями и туалетной бумагой».
В части, где служил Павел, оказалось еще несколько срочников, как и он сам, из города Великие Луки. Он рассказал об этом Диане Алексеевне, и та смогла найти мам этих парней. Сначала их собралось трое, потом пятеро, все написали заявления — примерно об одном и том же. Результатом стало возбуждение уголовных дел против пяти человек.
Чем закончится история, неизвестно, но уверенности и настойчивости Диане Гаврюковой не занимать.
А сын ее, как и еще четверо его великолукских товарищей по несчастью, дослуживает в Пушкине, где условия не в пример лучше.
— Все по уставу — воинскому, а не дедовскому, — радуется Диана Алексеевна. — Их прикомандировали туда — теперь уж пускай дослужат.
Вроде бы все кончилось хорошо? Вот только ничего не кончилось. После двух месяцев кошмара в Кронштадте Павлу явно требуется реабилитация. Он не жалуется. Но каждую ночь ходит и разговаривает во сне.
Елена Дмитриева думала лишь об одном — как защитить своего сына, родного ей человека; Диана Гаврюкова же хотела восстановить справедливость. Они шли одной дорогой, но к разным целям — поэтому и финиши у них разные: Дмитриева добилась, чтобы ее сына, тяжело заболевшего в армии, комиссовали. А Гаврюкова — хотя ее Павел тоже переносил заболевания на ногах и подвергался жестоким пыткам — добилась того, что было главным для нее — возбуждения уголовных дел. Сын же, по ее представлениям о справедливости, должен служить — но только «по правилам». И будет служить до конца.
Однако обе матери, хоть и такие разные, сходны в одном: сила их духа такова, что они не пасуют перед самыми жуткими опасностями и готовы бороться.
Тараканища
Михаил Агапов служил в той же Псковской дивизии ВДВ, в которой доживал свои армейские деньки Владимир Дмитриев — причем в то же самое время.
В отличие от двух предыдущих парней, Агапову ни за что бы не выбраться, если бы он не решился помочь себе сам. Михаил вынужденно оставил часть и сам писал свою объяснительную записку.
Из объяснительной Михаила Агапова от 21.08.2009:
«Меня со дня призыва избивали, отбирали деньги, телефоны. Сержант Коротков бил молотком, по шее ремнем. Обещал, если не привезу ему 2000 рублей, выбить зубы.
Выбил мне зуб младший сержант Удальцов, бил головой об стену, прыгал в берцах мне по спине. Угрожал убить и сказать родителям, что я разбился с парашютом.
Сержанты неоднократно приводили проституток в казарму, строили нас, вновь прибывших, и на их глазах издевались, глумились до утра».
— Родители, приезжавшие навещать сына, видели его с фингалами: бабушка, мама, папа — и лишь сетовали, не догадались его забрать, — возмущается Элла Полякова. — Только когда он сам убежал, они привели его к нам.
21 августа 2009 года Михаил оказался в «Солдатских матерях», в тот же день его успели показать гражданским и военным врачам, он был готов к госпитализации. Но самое интересное только начиналось…
— Около десяти вечера мама мальчика вдруг сказала мне, что у них дома сидят военные! — вспоминает Элла Полякова.
Оказывается, как только Михаил сбежал из части, «поисковая группа» в составе двух офицеров нагрянула к нему домой. Мать не только открыла им дверь, но и ничего не посмела возразить, когда ей заявили, что в квартире теперь будет засада.
Военные запаслись чипсами и сели перед телевизором, а тем временем маме позвонил сын. Из Пскова он добрался до Плюссы и просил забрать его. Мама выбежала на улицу, схватила такси и поехала за ним. Вэдэвэшники знали, куда она поехала, и приказали привезти парня к ним в лапы, даже не поднявшись с дивана.
Встретившись с сыном в Плюссе, она наконец решилась пойти наперекор наглости и силе и привезла сына к правозащитникам.
— Мы решили ехать снимать осаду, — рассказывает Элла Михайловна. — Я представилась, записала их фамилии и спрашиваю: «Вы понимаете, что захватили квартиру? Соображаете, чем это грозит с точки зрения УК?» Они сразу понурились: «Куда же, — говорят, — мы пойдем на ночь глядя?» Но, честно говоря, никакой жалости к ним я не испытывала.
Михаил в конце концов был госпитализирован и комиссован. А его мама стала одним из волонтеров РОПО «Солдатские матери Петербурга»: у нее дома останавливаются иногородние родители, приезжающие, чтобы помочь своим сыновьям.
Если в двух первых историях поведение матерей было в большей степени естественным для них — что отнюдь не умаляет ни их подвиг, ни перенесенные ими страдания, — то родителям Агапова нужно было еще и преодолеть себя.
Зато, один раз перестроив свое сознание, они в итоге переменили и свою жизнь, свое мировоззрение. Они преодолели страх — тот, который не позволил отцу Владимира Дмитриева забрать сына из Псковской дивизии и привезти его в Петербург. Страх, который как раз и культивирует такой могущественный институт, как армия, — страх раба перед своим «господином».
Анджей БЕЛОВРАНИН
Карикатура Виктора БОГОРАДА