«чреву петербурга» хирург не нужен
О проекте Криса Уилкинсона, два года назад в тандеме с «Главстроем-СПб» выигравшего инвестиционный конкурс на реновацию Апраксина двора, можно забыть. Заключение историко-культурной экспертизы не оставляет места для реализации фантазий британца, подошедшего к уникальному комплексу в центре Петербурга словно к чистому полю для смелых экспериментов. Новые предложения инвестора, воплощенные в эскизной концепции архитектора Владимира Бурыгина, менее агрессивны, хотя и они вступают в противоречие с выводами экспертизы.
К губернатору культурной столицы пришло осознание: Апраксин двор — ценный градостроительный объект
Дуализм, стремящийся к балансу
Крах проекта Уилкинсона был предопределен — как изначально негодными для исторического центра условиями конкурса (оценивавшего исключительно финансовую сторону предложений, но не степень соответствия архитектурного решения задачам сохранения наследия), так и тем ростом консолидированного общественного протеста, который подвел власть к необходимости сверяться с мнением градозащитников. Лишнее тому свидетельство — вынесение вопроса реновации Апраксина двора на заседание Совета по сохранению культурного наследия, прошедшее под председательством губернатора Валентины Матвиенко. Возглавляя совет, она не часто балует его своим присутствием.
Тон нынешнему обсуждению был задан двумя полярными утверждениями председателя. С одной стороны, госпожа Матвиенко охарактеризовала Апраксин двор как «деградировавшую во всех смыслах территорию, стремительно превращающуюся в клоаку». С другой — доложила о «пришедшем осознании» того, что это «ценный градостроительный объект и единый комплекс». Та же двойственность проявилась и в губернаторском понимании «сбалансированного решения». Балансировать предстоит между интересами застройщика (который, как подчеркнула Валентина Ивановна, не меценат) и собственно памятника. Хотя губернатор и заверила, что «мы не идем на уступки в ущерб сохранению наследия» и власти не допустят появления «чего-то чужеродного ауре этого места».
Впрочем, проводя аналогию с судьбой «чрева Парижа» (квартала городского рынка французской столицы, также прозванного «двором чудес»), Валентина Ивановна сказала как отрезала:
— Это не те чудеса, с которыми Санкт-Петербург должен жить в XXI веке. Правоохранительные органы уже взмолились, просят власти сделать что-нибудь с этим рассадником криминала!
С ним, по мнению губернатора, будет покончено, когда Апраксин двор обретет современное наполнение, а вытесненный им «китайский ширпотреб уйдет на окраины города».
Едва ли современные бутики и офисы способны ликвидировать преступность, как дуст тараканов. Выдавить мелких уголовников в районы победнее — пожалуй. Но разве судьба их жителей не должна заботить руководство города так же, как благополучие обитателей престижных кварталов?
Уроки французского
Тема обращения к поучительной истории парижан нашла развитие в выступлении председателя КГИОП. Акцент Вера Дементьева сделала на том, что и старинный квартал центрального рынка Les Alles, смело модернизированный в 1970-х (когда здесь воцарилась чудовищная современная архитектура, а все исторические корпуса снесли, лишь один перенесли в предместье столицы), по прошествии тридцати лет тоже превратился в рассадник криминала. Описывая ужасы парижского чрева, Вера Анатольевна рассказывала, как «горожан не устраивает пустующий сад, который оккупировали клошары», приходя к неожиданному заключению о том, что вообще «сады — не дружественное пространство, туда не хотят ходить люди». Хотя новый проект реновации квартала Les Alles (конкурс длился почти пять лет и сопровождался бурными общественными дебатами) подтвердил обратное — победило решение, предлагающее занять основную территорию именно зеленой зоной, а строения отдать большей частью под учреждения культуры. Вариант преобладания культурной функции нам, по мнению госпожи Дементьевой, не подходит. Она убеждена, что в Апраксином дворе должны быть бутики, офисы и жилье.
Сами французы оценивают сотворенное с «чревом Парижа» при мэре Шираке как символ неудачи в архитектуре, за который пришлось заплатить слишком высокую во всех смыслах цену (нынешняя работа над ошибками обойдется налогоплательщикам в 860 млн евро). И тот урок, который нам надлежало бы извлечь из их опыта, — это прежде всего то, насколько опасно непродуманное вероломное вторжение в исторический центр.
Переоценка ценностей
Проблема приспособления Апраксина двора к современным реалиям не нова. Варианты ее решения разрабатывались и четверть века назад. В перестроечные годы, например, была предложена очень симпатичная концепция «Города мастеров». О ней напомнил Александр Марголис, предложив еще раз подумать — какое именно функциональное наполнение этого старинного квартала наилучшим образом позволит сохранить объект культурного наследия и в целом Петербургу будет полезнее.
Председатель КГИОП Вера Дементьева скептически отреагировала на возвращение к замыслу «Города мастеров», заметив, что «Санкт-Петербург — не город ремесленников», а идея размещения в Апраксином дворе галерей, музеев, творческих мастерских и прочая хоть красива, но выполнима едва ли: мол, таким черствым калачом инвестора не приманишь.
Между тем, как рассказал «Новой» член совета Олег Иоаннисян, представляется вполне реальным превратить эту территорию в аналог парижского Латинского квартала. Поддерживает коллегу и Александр Марголис:
— Сюда могли бы переехать творческие и научные коллективы, с советских времен занимающие дворцы и особняки, содержать которые сегодня им не по карману. Да и нет никакой необходимости, например, институтам востоковедения и материальной культуры сидеть в интерьерах великокняжеского дворца на Дворцовой набережной. Его иное разумное использование (разумеется, при строгом соблюдении охранного обязательства) позволит выручить громадные средства, — полагает эксперт.
Депутат Алексей Ковалев обратил внимание совета на то, что работу над сочинением архитектурной концепции должен предварять экономический анализ:
— Следовало бы сначала оценить затраты на сохранение объекта культурного наследия, его реставрацию и сравнить с ожидаемой выгодой от привлечения инвестора. Не удивлюсь, если окажется, что выгоды тут для города особой и нет, — допускает Ковалев.
Экономическая составляющая проекта станет темой намеченного на 7 июня совещания у губернатора, сообщила в ответ Вера Дементьева.
Приоритет — сохранению подлинного
Пока же подсчетами занят инвестор — прикидывает, интересен ли ему будет объект теперь, с учетом ограничений, вытекающих из заключения историко-культурной экспертизы.
Над ней почти два года трудились специалисты института «Спецпроектреставрация» во главе с Михаилом Мильчиком. Согласно сформулированному КГИОП заданию, предстояло уточнить состав раскинувшегося на квартал памятника, определить предметы охраны и возможность реконструкции, приспособления под современное использование.
Сохранившиеся 58 корпусов Апраксина двора и Мариинского рынка, рассматриваемых как единый комплекс, эксперты разбили на три группы (за вычетом четырех зданий, не имеющих охранного статуса). В первую группу вошли 10 особо ценных корпусов, которым предписана только реставрация; во вторую — 18, также достаточно интересных и подлежащих реставрации, но где возможна частичная внутренняя перепланировка; в третью — 26 корпусов, в отношении которых признана допустимой частичная реконструкция и полная внутренняя перепланировка. Но в целом все они должны быть сохранены. Эксперты не возражают лишь против разборки сооружений постсоветского периода.
Особо подчеркивалось, что Апраксин двор — уникальное для Петербурга образование, город в городе, другого столь целостного комплекса такого рода у нас нет. Особую ценность представляет сохранившаяся историческая планировка — она, а также трассы проездов и границы площадей, местоположение и габариты корпусов, уклоны и конфигурация исторических кровель вошли в перечень предметов охраны. Признано необходимым соблюдать сложившееся соотношение высот лицевых фасадов и внутриквартальной застройки, которая ниже стоящих по внешнему периметру зданий. Также эксперты рекомендовали рассмотреть возможность восстановления выхода комплекса к воде — исторически существовавшей коммуникации с Фонтанкой, откуда главным образом и доставлялись на рынок различные грузы. Сегодняшняя граница памятника проходит по Степановскому проезду, отрезая Апраксин двор от Фонтанки, что нарушает изначальный градостроительный замысел, ломает раскрывавшуюся к воде композицию. Как полагает Александр Марголис, логическим и справедливым завершением ее возрождения могло бы стать воссоздание храма, снесенного в советское время (на его месте соорудили здание Лениздата, демонтаж которого нынче представляется уже неизбежным). Идея возвращения исторической духовной доминанты имеет все шансы на деятельную поддержку РПЦ.
«Мы ничего не сносим навсегда»
Совсем об иных доминантах мечтает инвестор. Реализуя поставленную им задачу — выжать из доставшегося участка по максимуму, — проектировщики предложили хитрый ход, дающий шанс обойти налагаемый законом запрет строить что-либо новое на территории памятника. Согласно представленной задумке, 25 корпусов будут демонтированы, а затем сооружены заново на стилобате высотой 6–10 метров. Стилобат — это же не самостоятельное новое здание, хотя, со слов Владимира Бурыгина, в «двух-трех этажах» этого, так сказать, постамента разместятся торговые и офисные помещения.
Вот такой фокус. Кое-что при этом будет надстроено, но, как успокаивает архитектор, отметка внутриквартальной застройки не превысит 22 метров. Это, заметим, высота семиэтажного дома — которому исторические здания по красным линиям будут если не по колено, то всяко ниже пояса.
— Да как же так! — возмутился Борис Николащенко. — Нельзя одновременно провозглашать, что это уникальный город в городе, и половину этого города сносить.
— Мы ничего не сносим навсегда, — возразил было Владимир Бурыгин, вызвав безудержный смех в зале. — Потом все воссоздадим…
— Но это ведь будут муляжи, а у нас в «Петербургской стратегии сохранения наследия» подлинность объявляется наивысшей ценностью, — не унимался Николащенко, апеллируя к принятому правительством документу, с отсылок к которому начинала свою речь на заседании и губернатор Матвиенко. — Вы признаете, что нарушили требования историко-культурной экспертизы?
— Нет, — настаивал господин Бурыгин, хотя в материалах ИКЭ ни разу не употреблены термины «разборка» и «воссоздание».
На помощь увязшему во лжи докладчику подоспела Вера Дементьева, объявившая некорректным в данном случае говорить о сносе.
— Снос — это когда не воссоздается, а тут разборка с воссозданием, — выдала оригинальное определение глава КГИОП. И она же четвертью часа позже будет затыкать рот почтенному Борису Васильевичу, заявляя, что не предоставляется слово членам Совета, когда-то разрабатывавшим иные предложения по реконструкции Апраксина двора, по причине-де вероятной их ангажированности!.. Подозрение, выказанное главой нынешнего КГИОП архитектору Николащенко, которого только что через колено не ломали при навязываемой в угоду инвесторам корректировке подготовленного им высотного регламента, у нормального человека способно вызвать реакцию, сравнимую с откликом на упрек в безнравственности, адресованный ветерану труда какой-нибудь сутенершей.
За коллегу вступился Алексей Ковалев. Вера Анатольевна и ему попыталась было не дать слова, заявив, что, «согласно нашему регламенту», выступать могут только заранее записавшиеся члены совета.
— Нет этого в регламенте, мы такого не устанавливали! — возразил тот.
— Вы — нет, — вяло огрызнулась Дементьева.
Но заставить замолчать Ковалева, как известно, дело безнадежное. Алексей Анатольевич обрушился с резкой критикой на идею водрузить «воссоздаваемые» здания на трехэтажные стилобаты.
— Что это за нависающие над головами «воссозданные» корпуса?! Таких садов Семирамиды никогда в Петербурге не было и нет!
Депутат также напомнил, что к ценным планировочным элементам комплекса Апраксина двора историко-культурная экспертиза отнесла соотношение более низкой внутриквартальной застройкой с превышающей ее периметральной. В предложенном же Бурыгиным эскизе здания во дворе получаются почти втрое выше.
По мнению Владимира Улицкого, такой вариант непременно вызовет массовые протесты жителей. Он предложил рассмотреть альтернативу — освоение подземного пространства.
— Это будет запредельно дорого, — забеспокоилась о расходах инвестора Валентина Матвиенко.
— При подземном строительстве разборка зданий неизбежна, — добавила Вера Дементьева, будто позабыв и об активно продвигаемой Смольным программе сооружения подземных парковок, и о пачках выданных ее ведомством согласований по строящимся в центре объектам с заглубленными автостоянками.
— В Голландии решают такие проблемы, сохраняя исторические здания, а там грунты значительно хуже, — парировал профессор Улицкий.
В итоге постановили: принять обсужденный эскиз концепции как основу для дальнейшей работы, предложив инвестору учесть прозвучавшие замечания экспертов, в том числе отказаться от стилобатов, изучив возможности освоения подземного пространства. Губернатор согласилась с необходимостью вынести предлагаемые варианты реконструкции на широкое общественное обсуждение и включить в рабочую группу представителей совета из специалистов разного профиля. А Вера Дементьева пообещала, что развитие этого проекта на всех его стадиях будет рассматриваться советом.
Апраксин двор. Депрессивная территория
Дуализм, стремящийся к балансу
Крах проекта Уилкинсона был предопределен — как изначально негодными для исторического центра условиями конкурса (оценивавшего исключительно финансовую сторону предложений, но не степень соответствия архитектурного решения задачам сохранения наследия), так и тем ростом консолидированного общественного протеста, который подвел власть к необходимости сверяться с мнением градозащитников. Лишнее тому свидетельство — вынесение вопроса реновации Апраксина двора на заседание Совета по сохранению культурного наследия, прошедшее под председательством губернатора Валентины Матвиенко. Возглавляя совет, она не часто балует его своим присутствием.
Тон нынешнему обсуждению был задан двумя полярными утверждениями председателя. С одной стороны, госпожа Матвиенко охарактеризовала Апраксин двор как «деградировавшую во всех смыслах территорию, стремительно превращающуюся в клоаку». С другой — доложила о «пришедшем осознании» того, что это «ценный градостроительный объект и единый комплекс». Та же двойственность проявилась и в губернаторском понимании «сбалансированного решения». Балансировать предстоит между интересами застройщика (который, как подчеркнула Валентина Ивановна, не меценат) и собственно памятника. Хотя губернатор и заверила, что «мы не идем на уступки в ущерб сохранению наследия» и власти не допустят появления «чего-то чужеродного ауре этого места».
Впрочем, проводя аналогию с судьбой «чрева Парижа» (квартала городского рынка французской столицы, также прозванного «двором чудес»), Валентина Ивановна сказала как отрезала:
— Это не те чудеса, с которыми Санкт-Петербург должен жить в XXI веке. Правоохранительные органы уже взмолились, просят власти сделать что-нибудь с этим рассадником криминала!
С ним, по мнению губернатора, будет покончено, когда Апраксин двор обретет современное наполнение, а вытесненный им «китайский ширпотреб уйдет на окраины города».
Едва ли современные бутики и офисы способны ликвидировать преступность, как дуст тараканов. Выдавить мелких уголовников в районы победнее — пожалуй. Но разве судьба их жителей не должна заботить руководство города так же, как благополучие обитателей престижных кварталов?
Уроки французского
Тема обращения к поучительной истории парижан нашла развитие в выступлении председателя КГИОП. Акцент Вера Дементьева сделала на том, что и старинный квартал центрального рынка Les Alles, смело модернизированный в 1970-х (когда здесь воцарилась чудовищная современная архитектура, а все исторические корпуса снесли, лишь один перенесли в предместье столицы), по прошествии тридцати лет тоже превратился в рассадник криминала. Описывая ужасы парижского чрева, Вера Анатольевна рассказывала, как «горожан не устраивает пустующий сад, который оккупировали клошары», приходя к неожиданному заключению о том, что вообще «сады — не дружественное пространство, туда не хотят ходить люди». Хотя новый проект реновации квартала Les Alles (конкурс длился почти пять лет и сопровождался бурными общественными дебатами) подтвердил обратное — победило решение, предлагающее занять основную территорию именно зеленой зоной, а строения отдать большей частью под учреждения культуры. Вариант преобладания культурной функции нам, по мнению госпожи Дементьевой, не подходит. Она убеждена, что в Апраксином дворе должны быть бутики, офисы и жилье.
Сами французы оценивают сотворенное с «чревом Парижа» при мэре Шираке как символ неудачи в архитектуре, за который пришлось заплатить слишком высокую во всех смыслах цену (нынешняя работа над ошибками обойдется налогоплательщикам в 860 млн евро). И тот урок, который нам надлежало бы извлечь из их опыта, — это прежде всего то, насколько опасно непродуманное вероломное вторжение в исторический центр.
Переоценка ценностей
Проблема приспособления Апраксина двора к современным реалиям не нова. Варианты ее решения разрабатывались и четверть века назад. В перестроечные годы, например, была предложена очень симпатичная концепция «Города мастеров». О ней напомнил Александр Марголис, предложив еще раз подумать — какое именно функциональное наполнение этого старинного квартала наилучшим образом позволит сохранить объект культурного наследия и в целом Петербургу будет полезнее.
Председатель КГИОП Вера Дементьева скептически отреагировала на возвращение к замыслу «Города мастеров», заметив, что «Санкт-Петербург — не город ремесленников», а идея размещения в Апраксином дворе галерей, музеев, творческих мастерских и прочая хоть красива, но выполнима едва ли: мол, таким черствым калачом инвестора не приманишь.
Между тем, как рассказал «Новой» член совета Олег Иоаннисян, представляется вполне реальным превратить эту территорию в аналог парижского Латинского квартала. Поддерживает коллегу и Александр Марголис:
— Сюда могли бы переехать творческие и научные коллективы, с советских времен занимающие дворцы и особняки, содержать которые сегодня им не по карману. Да и нет никакой необходимости, например, институтам востоковедения и материальной культуры сидеть в интерьерах великокняжеского дворца на Дворцовой набережной. Его иное разумное использование (разумеется, при строгом соблюдении охранного обязательства) позволит выручить громадные средства, — полагает эксперт.
Депутат Алексей Ковалев обратил внимание совета на то, что работу над сочинением архитектурной концепции должен предварять экономический анализ:
— Следовало бы сначала оценить затраты на сохранение объекта культурного наследия, его реставрацию и сравнить с ожидаемой выгодой от привлечения инвестора. Не удивлюсь, если окажется, что выгоды тут для города особой и нет, — допускает Ковалев.
Экономическая составляющая проекта станет темой намеченного на 7 июня совещания у губернатора, сообщила в ответ Вера Дементьева.
Приоритет — сохранению подлинного
Пока же подсчетами занят инвестор — прикидывает, интересен ли ему будет объект теперь, с учетом ограничений, вытекающих из заключения историко-культурной экспертизы.
Над ней почти два года трудились специалисты института «Спецпроектреставрация» во главе с Михаилом Мильчиком. Согласно сформулированному КГИОП заданию, предстояло уточнить состав раскинувшегося на квартал памятника, определить предметы охраны и возможность реконструкции, приспособления под современное использование.
Сохранившиеся 58 корпусов Апраксина двора и Мариинского рынка, рассматриваемых как единый комплекс, эксперты разбили на три группы (за вычетом четырех зданий, не имеющих охранного статуса). В первую группу вошли 10 особо ценных корпусов, которым предписана только реставрация; во вторую — 18, также достаточно интересных и подлежащих реставрации, но где возможна частичная внутренняя перепланировка; в третью — 26 корпусов, в отношении которых признана допустимой частичная реконструкция и полная внутренняя перепланировка. Но в целом все они должны быть сохранены. Эксперты не возражают лишь против разборки сооружений постсоветского периода.
Особо подчеркивалось, что Апраксин двор — уникальное для Петербурга образование, город в городе, другого столь целостного комплекса такого рода у нас нет. Особую ценность представляет сохранившаяся историческая планировка — она, а также трассы проездов и границы площадей, местоположение и габариты корпусов, уклоны и конфигурация исторических кровель вошли в перечень предметов охраны. Признано необходимым соблюдать сложившееся соотношение высот лицевых фасадов и внутриквартальной застройки, которая ниже стоящих по внешнему периметру зданий. Также эксперты рекомендовали рассмотреть возможность восстановления выхода комплекса к воде — исторически существовавшей коммуникации с Фонтанкой, откуда главным образом и доставлялись на рынок различные грузы. Сегодняшняя граница памятника проходит по Степановскому проезду, отрезая Апраксин двор от Фонтанки, что нарушает изначальный градостроительный замысел, ломает раскрывавшуюся к воде композицию. Как полагает Александр Марголис, логическим и справедливым завершением ее возрождения могло бы стать воссоздание храма, снесенного в советское время (на его месте соорудили здание Лениздата, демонтаж которого нынче представляется уже неизбежным). Идея возвращения исторической духовной доминанты имеет все шансы на деятельную поддержку РПЦ.
«Мы ничего не сносим навсегда»
Совсем об иных доминантах мечтает инвестор. Реализуя поставленную им задачу — выжать из доставшегося участка по максимуму, — проектировщики предложили хитрый ход, дающий шанс обойти налагаемый законом запрет строить что-либо новое на территории памятника. Согласно представленной задумке, 25 корпусов будут демонтированы, а затем сооружены заново на стилобате высотой 6–10 метров. Стилобат — это же не самостоятельное новое здание, хотя, со слов Владимира Бурыгина, в «двух-трех этажах» этого, так сказать, постамента разместятся торговые и офисные помещения.
Вот такой фокус. Кое-что при этом будет надстроено, но, как успокаивает архитектор, отметка внутриквартальной застройки не превысит 22 метров. Это, заметим, высота семиэтажного дома — которому исторические здания по красным линиям будут если не по колено, то всяко ниже пояса.
— Да как же так! — возмутился Борис Николащенко. — Нельзя одновременно провозглашать, что это уникальный город в городе, и половину этого города сносить.
— Мы ничего не сносим навсегда, — возразил было Владимир Бурыгин, вызвав безудержный смех в зале. — Потом все воссоздадим…
— Но это ведь будут муляжи, а у нас в «Петербургской стратегии сохранения наследия» подлинность объявляется наивысшей ценностью, — не унимался Николащенко, апеллируя к принятому правительством документу, с отсылок к которому начинала свою речь на заседании и губернатор Матвиенко. — Вы признаете, что нарушили требования историко-культурной экспертизы?
— Нет, — настаивал господин Бурыгин, хотя в материалах ИКЭ ни разу не употреблены термины «разборка» и «воссоздание».
На помощь увязшему во лжи докладчику подоспела Вера Дементьева, объявившая некорректным в данном случае говорить о сносе.
— Снос — это когда не воссоздается, а тут разборка с воссозданием, — выдала оригинальное определение глава КГИОП. И она же четвертью часа позже будет затыкать рот почтенному Борису Васильевичу, заявляя, что не предоставляется слово членам Совета, когда-то разрабатывавшим иные предложения по реконструкции Апраксина двора, по причине-де вероятной их ангажированности!.. Подозрение, выказанное главой нынешнего КГИОП архитектору Николащенко, которого только что через колено не ломали при навязываемой в угоду инвесторам корректировке подготовленного им высотного регламента, у нормального человека способно вызвать реакцию, сравнимую с откликом на упрек в безнравственности, адресованный ветерану труда какой-нибудь сутенершей.
За коллегу вступился Алексей Ковалев. Вера Анатольевна и ему попыталась было не дать слова, заявив, что, «согласно нашему регламенту», выступать могут только заранее записавшиеся члены совета.
— Нет этого в регламенте, мы такого не устанавливали! — возразил тот.
— Вы — нет, — вяло огрызнулась Дементьева.
Но заставить замолчать Ковалева, как известно, дело безнадежное. Алексей Анатольевич обрушился с резкой критикой на идею водрузить «воссоздаваемые» здания на трехэтажные стилобаты.
— Что это за нависающие над головами «воссозданные» корпуса?! Таких садов Семирамиды никогда в Петербурге не было и нет!
Депутат также напомнил, что к ценным планировочным элементам комплекса Апраксина двора историко-культурная экспертиза отнесла соотношение более низкой внутриквартальной застройкой с превышающей ее периметральной. В предложенном же Бурыгиным эскизе здания во дворе получаются почти втрое выше.
По мнению Владимира Улицкого, такой вариант непременно вызовет массовые протесты жителей. Он предложил рассмотреть альтернативу — освоение подземного пространства.
— Это будет запредельно дорого, — забеспокоилась о расходах инвестора Валентина Матвиенко.
— При подземном строительстве разборка зданий неизбежна, — добавила Вера Дементьева, будто позабыв и об активно продвигаемой Смольным программе сооружения подземных парковок, и о пачках выданных ее ведомством согласований по строящимся в центре объектам с заглубленными автостоянками.
— В Голландии решают такие проблемы, сохраняя исторические здания, а там грунты значительно хуже, — парировал профессор Улицкий.
В итоге постановили: принять обсужденный эскиз концепции как основу для дальнейшей работы, предложив инвестору учесть прозвучавшие замечания экспертов, в том числе отказаться от стилобатов, изучив возможности освоения подземного пространства. Губернатор согласилась с необходимостью вынести предлагаемые варианты реконструкции на широкое общественное обсуждение и включить в рабочую группу представителей совета из специалистов разного профиля. А Вера Дементьева пообещала, что развитие этого проекта на всех его стадиях будет рассматриваться советом.
Татьяна ЛИХАНОВА
Фото Александра ФЛОРЕНСКОГО