Христианское понимание прав человека

2. Закон и право


Очень часто под правами вообще понимают либо правила, либо привилегии. Действительно, общество и государство могут существовать только в условиях жесткой регламентации определенных сторон жизни. Некоторые даже полагают, что, чем больше степень этой регламентации (в том числе и интеллектуальной), тем больше будет в обществе порядка и тем лучше это будет для всех граждан.
Последовательное применение этого подхода уподобило бы общество полностью детерминированному механизму наподобие часов, где каждая шестеренка исправно выполняет свое предназначение, а совокупная работа всех шестеренок обеспечивает точный ход часов.
Такой методологии старались, вопреки всей своей «диалектике», придерживаться большевики, понимая под правом в основном правила, законы, нормы, указы (см. статью «Право» в любом советском словаре. — Прим. авт.), а еще чаще — всевозможные ведомственные инструкции, о которых публика просто не знала. Свое главное оправдание такой детерминизм находит в принципе так или иначе понимаемого «общего блага». Этот подход, при котором право понимается как обязанность, и можно определить как детерминистский.

2.2. «Право» как ограниченная свобода
Согласно другому подходу, который можно назвать либеральным (в литературе этот подход называется юридическим; от jus — право), сущностью права как именно права являются не нормы, а справедливость (justitia), классическая формула которой — suum cuique (каждому свое). За каждым признается не подлежащая отчуждению личная сфера, а значит — его свобода в этой сфере. Поскольку в общежитии невозможна полная свобода (которая в таком случае становится вседозволенностью, произволом, анархией) и границей свободы одного человека должна быть свобода другого человека, то для защиты людей друг от друга прежде всего и служат государственные законы (правила, нормы). Законы в этом случае тоже нужны для «наведения порядка», но коренное различие здесь состоит в том, что главной целью при либеральном подходе является не порядок сам по себе, а максимально возможная в обществе свобода граждан. Правом в этом случае считается свобода выбора в рамках закона. Правом можно и не воспользоваться, это в точном смысле слова то, что предоставляется свободе выбора. Таким образом, право действует в рамках закона и его не следует путать с законом.
Можно сказать иными словами, что право, при либеральном подходе, есть намеренно созданная область неопределенности, в границах которой у людей есть возможность выбора. Закон есть условие (необходимое, но недостаточное) для осуществления права как свободы. Должен быть — «не человек для субботы, а суббота для человека» (Мк. 2,27).
Как писал С. Н. Булгаков, цитируя В. С. Соловьева: «Право есть свобода, обусловленная равенством. В этом основном определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано с общественным началом равенства, так что можно сказать, что право есть не что иное, как синтез свободы и равенства. Понятия личности, свободы, равенства составляют сущность так называемого естественного права».
Человек должен быть свободен потому, что это соответствует его человеческому достоинству; внешняя свобода есть средство, точнее, отрицательное условие свободы внутренней, нравственной, которая есть образ Божий в человеке.
В работе «О социальном идеале» С. Н. Булгаков убедительно показывает, что «естественное право» на самом деле не так уж естественно, а имеет религиозную основу.
Вопрос о правах человека, таким образом, тесно связан с вопросом о свободе и не сводится к вопросу об арифметическом балансе прав и обязанностей, который никого вдохновлять, конечно, не может. А без вдохновения ничто путное в этом мире не делается. Справедливость и свобода вдохновляют. В. С. Соловьев определил справедливость как любовь в социальной сфере.
2.3. Терминологическая нечеткость. Широкое и узкое понятие права
Много путаницы вносится и из-за терминологической нечеткости.
Следует четко различать закон и право; в то же время во многих языках для определения законодательных систем используются такие выражения, как: международное право, конституционное право, гражданское право, уголовное право, семейное, жилищное, финансовое и др., предполагающие прежде всего изложение законов.
В Церкви имеется «каноническое право», хотя здесь имеются в виду именно нормы, законы, правила, а не какая-либо свобода выбора. (Особенно нелепо звучит выражение «крепостное право». Следовало бы говорить — «крепостной регламент».)
Конечно, такие выражения сложились исторически, и сами законы отражают представления народа о справедливости и правде, и в этом смысле эти законы «правильные», «правые», связанные с высоким понятием «правды».
Перечисленные виды «права» включают в себя не только соответствующие кодексы, содержащие перечни законов, но и обширную комментирующую литературу, раскрывающую и философию, лежащую в основе этих законов.
То есть термин «право» здесь используется в широком смысле, и его следует отличать от собственно права как гарантированной свободы выбора. Именно это узкое понимание права и составляет соль права как такового.
Исторически понятно формирование юридической и правовой терминологии, но очевидно, что терминологический синкретизм (смешение закона с правом) не способствует ясности понимания закона и права как тесно связанных, но все же совершенно разных понятий1.
Определение Марксом права как «возведенной в закон воли господствующего класса» объявляет источником права силу, что отрицает понятие права как таковое.
«Право сильного» — это из области естественного (животного) мира, где сильные особи безжалостно уничтожают слабых.
Сила должна быть нужна не для нарушения прав слабых (это происходит естественно, без всяких писаных законов), а для защиты прав всех посредством законов, что возможно при признании верховенства закона. Это и является главным признаком правового государства.
В этом смысле правовое государство, признающее равные права различающихся по силовым способностям людей, очень даже неестественно, но именно эта неестественность возвышает человека над животным миром. Поэтому правовое государство возникает не само собой естественным путем. Оно требует постоянных усилий тех, кого раньше называли идеалистами.
Таким образом, понятие «естественного права», несмотря на солидную историческую традицию, не лишено двусмысленности, особенно на фоне социальных экспериментов XX века (национал-социализм, коммунизм).

2.4. Опасность отождествления закона и морали (правды внешней и правды внутренней)
Существует также опасность отождествления «правды внешней» и «правды внутренней», закона и морали, сведения закона к морали через промежуточный термин «право», несущий в себе и легалистический, и нравственный смысл. Возникает очень популярный в России патерналистский соблазн — строить общественные отношения по типу семейных, где должны быть совет и любовь. В этом случае сама постановка вопроса о правах и свободах часто кажется неуместной, как это кажется неуместным в семье. Правовой вопрос здесь подменяется моральным аспектом взаимоотношений людей. Всегда можно назидательно сказать людям, что они плохо совместно живут, только потому, что не достигли соответствующего нравственного уровня.
Это в общем-то верно, но только отчасти. Непонятно только одно: почему в ожидании того счастливого времени, когда все достигнут необходимого нравственного совершенства (что само по себе очень проблематично), не следует уделить серьезное внимание тем самым законам, которые защищают прежде всего слабых? Ведь заботиться о слабых можно не только путем личной или даже организованной благотворительности, но и путем принятия соответствующих законов.
Такое умонастроение, подменяющее закон моралью, может проявляться и по коммунистической линии утилитаристского коллективизма с целевой функцией «общего блага» (вместо славянофильской соборности при этом получается лагерный общак), а еще точнее — «революционной целесообразности», и по религиозной линии в виде этико-социальной проекции восточного монофизитства, что так же приводит к патернализму и правовому нигилизму. Из того, что в Царстве Божием не будет юриспруденции, почему-то делают вывод, что и в земных условиях на нее не следует обращать особого внимания.
Возможна и обратная редукция — морали к закону, что приводит к законничеству и бюрократии, банальной коррупции, но не к правовому государству.
Крайности, как известно, сходятся, и эти две редукции (сведение закона к морали и морали к закону) органически сочетаются при патерналистско-тоталитарном режиме.
Пример нашего недавнего прошлого у всех перед глазами. Никто, конечно, специально не занимался никакими «сведениями» и «редукциями», но это в условиях этатизма (огосударствления всех сфер жизни) происходило само собой. Атмосфера всеобщей лжи и неадекватная терминология еще более запутывали картину.
В. С. Соловьев определил право как «низший предел или определенный минимум нравственности». Конечно, этот минимум очень далек от нуля, это conditio sine qua non любви. Это право обеспечивается законом.

2.5. Свобода и благодать
В основе этой проблемы лежит хорошо известный в богословии вопрос о соотношении свободы и благодати, имеющий большое значение при выборе поведенческого стереотипа, при определении, что следует предоставить воле Божией, а в чем можно проявить человеческую активность. Недостаточно просто сказать: должно быть и то и другое. По какой границе осуществляется знаменитая синергия (взаимодействие) воли Божией и воли человеческой? Какова степень асимметричности этих воль?
Не слишком ли мы безвольно предаем неправду на волю Божию, просто боимся быть изгнанными правды ради, не веря в обетованное Христом блаженство (Мф. 5, 10)? Нет ли в нашем поведении явной асимметрии между двумя нашими активностями: в сфере, где следование правде может привести к изгнанию и к материальным потерям, и в совсем другой сфере — карьерно-материальных приобретений? В первом случае мы, оправдывая свое бездействие, лукаво полагаемся на «волю Божию», а во втором — на свою волю и собственные усилия.

2.6. Закон и благодать
Тот же вопрос можно переформулировать и в новозаветной терминологии закона и благодати. Вроде бы должно быть ясно, что закон и благодать относятся к разным онтологическим уровням, имеют различный онтологический статус; поэтому здесь нельзя решать вопрос путем простого выбора в пользу закона или благодати на основе вкусовых, мировоззренческих и любых других предпочтений.
Нравственное начало, конечно, ближе к благодати, чем к закону, но историческая практика показывает, что в случае, когда отождествляется закон и нравственность, когда хотят решать многие вопросы несложным путем судебных процедур, а «просто по справедливости» (как это было в русской крестьянской общине), то строится неправовое патерналистское государство, ориентированное на семейный или родоплеменной тип общественных отношений с акцентом на обязанностях. В результате вместо ожидаемого семейного тепла развивается непотизм и взяточничество.

Игумен Вениамин (НОВИК)