Юрий шмидт: «моя профессия: адвокат ходорковского»

В этом году у Юрия Шмидта своеобразный юбилей — он уже пятьдесят лет занимается адвокатской деятельностью. Из них делами, имеющими политическую значимость, — последние двадцать лет. В советские времена Юрия Марковича на пушечный выстрел к диссидентским делам не подпускали: партаппаратчики не собирались смягчать приговоры «политическим» из-за хорошей работы адвоката.
Последние семь лет Юрий Шмидт защищает интересы бывшего руководителя нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского.
В прошедший четверг в Высшей школе экономики прошла встреча со знаменитым адвокатом. Юрий Маркович отвечал на вопросы студентов и журналистов.

«По нормам права этого дела не существует»
— В СССР адвокаты были париями в системе юриспруденции: это была своеобразная уступка «загнивающему Западу». В отсутствие даже карманной оппозиции именно адвокаты были единственной легальной формой оппозиции власти.
Это была возможность легального противостояния — пусть осторожного, так как в любой момент можно было сорваться и потерять статус.
Однако в 1986-м меня таки лишили статуса на полтора года, и я был первым в СССР адвокатом, кто смог через суд восстановиться на работе.
Раньше мы были носителями определенной миссии. А сегодня адвокатуру больше интересуют гонорары, а не принципы.
Профессия адвоката стала престижной, и если раньше мне было приятно с вызовом говорить: «Я адвокат», — то теперь это стало неловко. Поэтому сейчас о своей профессии я говорю: «Я адвокат Ходорковского». Я горжусь тем, что уже семь лет говорю это с полным правом. До встречи с Михаилом Борисовичем я был уверен, что мне довелось быть знакомым как минимум с одним гением — с Иосифом Бродским. Но теперь я причисляю к этой категории и Ходорковского: ум, талант, выдержка, сила духа, обаяние этого человека необыкновенные.
Правда, сейчас из-за состояния здоровья я не могу заниматься его делом в полную силу, и езжу в Москву только 3–4 раза в месяц. Второй процесс по делу ЮКОСа подходит к концу, через неделю уже могут начаться прения.
— Как вы оцениваете степень вины Ходорковского: виновен ли он в чем-то или полностью невиновен?
— В любой парикмахерской, в любом кафе, если есть желание, можно найти какие-то нарушения. А ЮКОС был огромной компанией, и можно написать тома о нарушениях, которые можно было найти. Но все эти проблемы нужно решать в гражданско-правовых, арбитражных судах, которые являются нормальной практикой для любых крупных компаний: и Роснефть, и Газпром постоянно судятся, когда возникают конфликты интересов.
Если Ходорковский действительно неправильно применял налоговые льготы (в этом его обвиняли на первом процессе) — это можно выяснить в гражданском суде. Но ни в одном уголовном преступлении Михаил Борисович не виновен.
— Чем, по-вашему, завершится второй процесс?
— В этом деле ничего невозможно предсказать, потому что судят, вроде бы руководствуясь УК и УПК, но решение-то принимается в другом месте. Потому что по нормам права этого дела не существует.
В СССР нужно было десять раз доказать невиновность человека, чтобы смягчить приговор, — таков был обвинительный уклон правосудия. В деле Ходорковского мы уже 100 раз доказали его невиновность. Но это ничего не значит.

Миноритарии против мажоров
— Как идут сопутствующие основному делу ЮКОСа процессы в России и за рубежом?
— На Западе РФ проигрывает все процессы — в частности, об экстрадиции бывших сотрудников ЮКОСа. Особенно громкое решение вынес Швейцарский суд — он отказал в правовой помощи стороне РФ, признав, что дело Ходорковского носит характер политического преследования.
В Европейском суде миноритарные акционеры ЮКОСа требуют от России 100 млрд долларов — и, видимо, выиграют.
Кроме того, Международный трибунал в Гааге рассматривает иск тех же миноритарных акционеров к РФ на основании Энергетической хартии, которая запрещает государству нарушать экономические интересы акционеров. Первую стадию процесса Россия уже проиграла.
Правда, последствия этих западных процессов в основном будут нести для РФ только экономический эффект. Но если Европейский суд по правам человека признает нарушенным право МБХ на справедливый суд — а мы говорим об этом в нашем заявлении, — тогда Президиум Верховного суда РФ обязан будет отменить приговор и нужно будет пересматривать дело по вновь открывшимся обстоятельствам.
— Если процесс ЮКОСа, как вы говорите, политический — в чем его основная причина: желание украсть бизнес или расправиться со спонсором оппозиции?
— Ходорковский давал деньги всем оппозиционным партиям, включая коммунистов. Плюс занимался благотворительностью: устанавливал в школах и библиотеках компьютеры, подключенные к интернету. А ведь доступ в интернет — это доступ к альтернативным источникам информации… Кроме того, он занимался развитием свободной прессы: собирал журналистов со всей страны на семинары. Все это представляло большую опасность для режима.
Так что здесь были три причины, соединившиеся воедино. С одной стороны — устранен опасный политический оппонент. С другой — преподан урок бизнесу: никто не защищен, раз самый сильный попал под удар. Тот же урок преподается сейчас губернаторам: сняли Лужкова, сильнейшего из наместников. Ну и третье — это разграбить богатейшую компанию. Несколько человек на этом очень сильно поживилось.
— Ощущаете ли вы давление властей?
— Вспоминая, как и сколько давили в СССР, считаю, что то, которое оказывается сейчас, — мелочь. Два раза Минюст обращался в адвокатскую палату с требованием лишить меня адвокатского статуса, несколько раз меня в числе целой группы адвокатов доставляли в милицию. Передавая материалы через интернет, нам приходится использовать закодированные каналы связи, чтобы сообщения не перехватывали. В СССР мне было гораздо хуже: меня в 70–80-е вызывали в КГБ и угрожали, что выгонят из адвокатов. А я любил свою работу, поэтому было тяжело.

Блиц
— Приходилось ли вам сталкиваться с проблемой морального выбора, когда нужно было защищать виновных людей?
— Да, мне это знакомо. В советское время меня не допускали к диссидентским делам — я защищал и грабителей, и насильников, и убийц. Часто было нелегко. Но адвокат обязан найти «материал для защиты» — это не значит, что всегда нужно требовать оправдательного приговора. Но чаще всего можно найти причины смягчить наказание или переквалифицировать статьи обвинения.
Иногда в глубине души я понимал: этот человек виновен, хотя и заявляет обратное. Но я знаю, что даже очевидная вина иногда оказывается иллюзией. Нередко людей присуждали даже к высшей мере наказания, и уже после приведения приговора в исполнение оказывалось, что человек невиновен. В частности, поэтому, кстати, я категорически против смертной казни.
Мне помогало то, что я защищал человека против молоха, машины, — кроме меня, на его защиту встать было некому…
— Какие, по вашему мнению, позитивные изменения произошли в Петербурге за последние десять лет благодаря губернатору?
— Я не думаю, что губернатора надо хвалить за его работу. Например, стало почище — но вряд ли это можно назвать заслугой Валентины Матвиенко. Или Яковлев — так хвалился Ушаковской развязкой, как будто своими руками ее строил! Негатива намного больше, чем позитива. В частности, уничтожение памятников архитектуры. И нельзя не упомянуть «Охта-центр» — тем более что сейчас поднялась новая волна пропагандистского пиара. Надо защитить город от этого безобразия.
— Считаете ли вы, что Медведев может принести России обновление?
— Путин делает руками Медведева то, что не хотел делать сам. В том числе речь идет и о втором процессе Ходорковского, и о грузинской войне; Путин сказал: «Я тогда был на Олимпиаде в Пекине и вообще не в курсе». На оппозиционном митинге в 2008 году я сказал об операции «Преемник»: «Кремлевская мафия сменила своего пахана». Я хотел бы ошибаться. В конце концов, Медведев ЮКОС не присваивал и Ходорковского не сажал — он может действовать, не имея за плечами этого груза. И если бы после отставки Лужкова он дал отставку Путину, тогда…

Подготовил Анджей БЕЛОВРАНИН
Фото Кьяры ПЬЕРОБОН