Даниил гранин: «от власти стали уставать»

— Что вы под этим понимаете?
— Все кумиры, какие были накоплены в течение советской жизни, все сброшены. Это явление совершенно ненормальное, когда в стране и в обществе нет людей, которых можно ставить в пример, которые являются нравственным примером, примером мужества, смелости, независимости.
— А 30–40 лет назад разве были такие люди?
— Были диссиденты, был Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачев, Лев Разгон, Анатолий Марченко…
— Замечательные люди — но многие ли о них знали?
— Очень спорное утверждение. Мол, далеки они были от народа, узок был их круг… Да, люди, с которыми они соприкасались, составляли узкий круг. Но круги расходились все дальше и дальше! А сейчас кто остался?
При том потоке негативной информации, которая уже несколько лет питает наше общество, они и не появятся. Этот поток породил настроение безнадежности, усталости, пассивности и отвращения. Отвращения к самим себе, к тому, как мы не можем отвергнуть или изменить существующий порядок вещей. Усталости — потому что ничего не получается. Ну не получается! Вокруг криминал, обстановка подкупа и коррупции. И ощущение, что все махнули рукой и перешли к своей закрытой личной жизни. Жить ради детей, что-то покупать, если есть возможность — уехать, если нет — закрыть глаза, уши и рот. И не из-за страха, а гораздо из-за более тяжелой вещи — пессимизма.
— Кумиры меняются?
— Можно было бы сделать интересное исследование — какие в разные времена были кумиры. Маяковский предлагал делать жизнь с Ленина, а Юрий Герман писал, что Дзержинский — наш пример. Был Валерий Чкалов, был Сергей Киров. Я был школьником, когда его убили, и помню, что творилось, какие были слезы и во что превратились похороны, прекрасный памятник ему был мгновенно сделан.
И куда все они делись? Свергнуты со своих пьедесталов. Это интересная часть нашей истории — как менялись кумиры, как они свергались, как разоблачались. Помните историю Великой Отечественной войны? Когда выяснилось, что двадцать восемь панфиловцев — это миф, придуманный Александром Кривицким…
— Вы упомянули Сахарова.
— Мы с Сахаровым были хорошо знакомы, и они с Леной приезжали к нам на дачу. Не помню год, когда это было. Вдруг, без всякого звонка, около дома останавливается машина — «москвич». И из него выходят Андрей Дмитриевич и Лена. А я с ней тоже был знаком еще с тех времен, когда у нее был роман с Дудиным. Моя покойная жена Римма быстро сварганила обед, мы сидели и трепались.
— А как они к вам попали?
— Они были тогда в Комарово, хотели купить дачу, а Андрей Дмитриевич знал, что я тут живу. Спросили у кого-то: где живет Гранин? Им сказали…
А потом мы с Сахаровым встретились в Давосе. Там был конгресс, посвященный борьбе с атомной опасностью. И как-то Андрей Дмитриевич мне говорит: я хочу с вами провести вечер, пойдем погуляем, хочу с вами поговорить. А у меня завязалась интрижка с одной дамой и такие появились шансы! Я говорю: Андрей Дмитриевич, я занят, к сожалению! Жалел я потом об этом ужасно…
— Шанс-то хоть реализовался?
— Не получилось…
Сахаров был поразительно интересным человеком. Он мог поехать под Москву, на какой-то процесс, куда его не пускали, и он там стоял в сенях, в жуткий мороз, а кагэбэшники в это время у его машины прокололи все четыре колеса… Я спрашиваю: «Как же вы обратно поехали?» — «Пешком до станции, а там сел на электричку, приехал домой и попросил знакомых поехать за машиной».
И никогда никаких проклятий или ругани. В его воспоминаниях, два тома, нет никакой злобы. За исключением одного случая, когда к нему пришел небезызвестный Н. Н. Яковлев и он дал ему по морде (за клевету в адрес Елены Боннэр в книге «ЦРУ против СССР». — Б. В.).
В 80-е годы мы стали узнавать правду — о сталинских лагерях, о расстрелах в Левашовской пустоши, о многом другом. У нас была надежда, что порядки в стране изменятся. А сейчас этих надежд уже нет.
— Почему?
— Потому что было слишком много разочарований. За надеждами последовало разочарование. Одно за другим. Хрущев, Андропов, Горбачев, Ельцин — все они рождали надежды, которые длились 2–3 года, а потом опять разочарование. Появлялся другой правитель, появлялась надежда, но проходило время — и выяснялось, что он говорун, или пьяница, или никчемный человек.
— А сейчас почетные граждане в едином порыве поддерживают «Народный фронт». Если они откажутся вступать во «фронт» — что с ними сделают? Отнимут звание почетного гражданина?
— Я не понимаю: зачем городу такими встречами лишать почетных граждан уважения? Почетные граждане — люди, чьи голоса должны звучать в каких-то критических случаях. А если их употребляют в качестве разменной монеты — это очень плохо. Сейчас власть использует их для того, чтобы сохраниться. Это ведь не первый случай, когда для своей поддержки она использует почетных граждан и других известных людей.
— Видимо, нужда в поддержке стала велика…
— Мне кажется, что от власти сейчас стали уставать. Новых надежд на них нет, а те, что были, сменились разочарованиями. После войны Черчилль считался спасителем Англии. Но его не выбрали. Почему? Я спрашивал об этом у англичан. Ответ был короткий: «Надоел!» Не потому, что он плохой. Он был хороший, но на-до-ел!

Беседовал Борис ВИШНЕВСКИЙ
Фото автора