Сумерки нацлидеров-3
«Прежний, гибкий и динамичный, он олицетворял перспективу перехода «от традиционного к современному». Но затем стал смазывать ее, работая на архаизацию общественной жизни и на «прогресс для немногих»…» «Верховный вождь, становившийся все более однозначным политическим персонажем, внушал все меньше надежд. Масса людей в каждом его шаге усматривала лишь проявления заботы о личном и клановом интересе…»
Фердинанд Маркос – доблестный муж коррупции
Может показаться странным, но все это написано не о Путине и не сейчас, а разными авторами и в разное время о последних годах правления филиппинского диктатора Фердинанда Маркоса — автора «конституционной диктатуры» и несостоявшейся «революции сверху»…
«Нация опять может стать великой»
К моменту своего политического старта Фердинанд Маркос уже успел сдать необходимый ему для дальнейшей карьеры «диктаторский минимум». Он научился быть первым — в учебе, в драках, в стрелковом спорте. Научился уничтожать врагов — убил выстрелом в спину политического конкурента своего отца, также бывшего одно время депутатом Конгресса. Научился изворачиваться: несмотря на то что был приговорен за убийство к пожизненному заключению, сумел полностью оправдаться в суде высшей инстанции. Научился умело хвастать — вовсю рассказывал о своих бравых партизанских подвигах (умалчивая, впрочем, о том, как занимался махинациями с военным имуществом и, судя по всему, «слегка» шпионил в пользу Японии). Научился успешно лгать — прикупил на черном рынке несколько престижных военных наград, в итоге став «самым орденоносным» человеком на Филиппинах. Наконец — и это, пожалуй, самое важное — научился успешно расставлять лоббистские акценты, что позволяло ему сохранять несокрушимо прочные позиции среди электората.
Нацелившись на президентское кресло, Маркос идеально верно рассчитал каждый шаг. Сперва зарекомендовал себя конгрессменом-трудоголиком, войдя в почетную «десятку лучших депутатов». Затем, будучи вице-председателем Либеральной партии, согласился с выдвижением на президентские выборы другого партийного лидера — в обмен на обещание, что тот не выставит свою кандидатуру повторно. Когда же стало ясно, что партийный товарищ свое слово сдерживать не собирается, Маркос совершил поистине самый изящно-циничный в политической истории Филиппин кульбит — переметнулся на сторону главного политического противника либералов — Националистической партии — и в итоге… победил на выборах 1965 года! Однако это было лишь началом реализации «великого плана»…
В воздухе страны, несколько уставшей от американской «политэкономической модели» (двухпартийная система, сильный парламент и периодические попытки внедрения либеральных экономических схем), все более явственно витало ожидание сильной руки. От нее, как водится, ожидали разрубания весьма пестрого гордиева узла: проведения аграрной реформы, придания импульса индустриальному росту и, конечно, защиты бедняков от наиболее тяжких последствий свободного рынка.
Тактика Маркоса заключалась в том, чтобы сформировать в сознании общества следующую неразрывную логическую триаду:
Во-первых, всё плохо: «Филиппинец, кажется, потерял свою душу, свое достоинство и мужество»; «Наше правительство в железных тисках продажности, казна скудна, ресурсы растрачены впустую, государственная служба ленива и равнодушна, вооруженные силы деморализованы…»
Во-вторых, надежда есть: «Нация опять может стать великой. Это я повторяю снова и снова. Это мой символ веры и воля Божья, которую вы и я можем воплотить в жизнь».
В-третьих, путь к успеху требует жертв: «Только через тяжелые самоотречения возможна надежда на восстановление».
Все неудачи и трудности, а равно беспорядки (вооруженную активность коммунистов на Севере и исламистов — представителей народа моро на юге), с которыми сталкивалась страна в первый президентский срок Маркоса, он искусно списывал на тот факт, что у него нет необходимой полноты власти.
Накануне следующих выборов Маркос выступил с алармистскими заявлениями о том, что Филиппины находятся на грани взрыва: «Страна, без преувеличения, живет на вершине социального вулкана, извержения которого благодаря подстрекательству коммунистов или даже без него можно ждать со дня на день». Демонстративно «равноудалившись от олигархов», Маркос пообещал ни много ни мало осуществить «социальную революцию сверху»: сгладить контраст между богатством и бедностью, «низвергнуть истеблишмент и уничтожить глубоко укоренившиеся предпосылки его гнета, помещичьего ига, бремени жадности и дискриминации, уничтожить все то, что деморализует общество и пробуждает его гнев. Нынешнее правительство и есть революционер, стремящийся к этим переменам...»
Победа Маркоса на выборах 1969 года была, таким образом, гарантирована. Оставался последний рывок — к абсолютному полновластию. Косвенным образом Маркосу помогало то, что его основной противник лидер либералов Бениньо Акино, предлагая себя в качестве следующего президента, также охотно рассуждал на тему укрепления власти. Акино, вероятно, был уверен, что следующим президентом будет он, поскольку Конституция запрещала выдвигать свою кандидатуру на этот пост более двух раз.
Но Маркос в этот момент о Конституции уже не думал. Он планировал военный переворот, для подготовки которого были отчасти умело использованы, отчасти инспирированы разного рода форс-мажоры — начиная от продолжающейся на окраинах герильи (войны) и кончая студенческими беспорядками, а также взрывами, совершенными «неизвестными террористами» в столице. И вот, наконец, в одно прекрасное сентябрьское утро 1972 года филиппинцы услышали экстренное обращение президента к нации: «Мои соотечественники, 23-го числа этого месяца я подписал Постановление № 1081, вводящее на всей территории Филиппин Военное положение». К этому времени уже с утра были опечатаны редакции всех манильских газет и журналов, взяты под контроль радио- и телестудии, арестованы десятки оппозиционеров, включая Акино.
«И какой толк в демократии, если она не для бедных?»
А дальше — все как в самых типовых политологических хрестоматиях.
На некоторое время — почти всеобщее удовлетворение. Наконец-то «навели порядок». Наконец-то власть из рук «региональных баронов и олигархов» перешла в руки «отца нации», готового горой стоять за простой народ. Как хорошо он говорит: «И какой толк в демократии, если она не для бедных?»
И ведь какой скромный, какой близкий к людям: «Не важно, насколько силен и предан делу лидер — он должен найти опору и источник силы среди людей. Один он не может сохранить нацию. Он может направлять, задавать тон, посвящать себя делу, рисковать своей жизнью, но только люди сами себя могут спасти».
Маркосу повезло еще и в том, что как раз в тот момент, когда он совершил переворот, взлетели международные цены на сырье, которое экспортировали Филиппины. Стране стали охотно давать кредиты.
На этом финансовом фундаменте стало строиться здание бюрократического капитализма — «капитализма дружков», ибо все главные нувориши эпохи Маркоса — родственники и земляки его и его супруги Имельды. Имельда Маркос — вообще-то отдельная тема. Замечу лишь, что, по оценке Newsweek, она входит в число 11 самых жадных женщин в человеческой истории. Страстная любительница «красоты» (она, например, использовала в качестве туалетной бумаги рулон шелка с ручной росписью; в ее гардеробе было 3 тысячи пар туфель и 6 тысяч платьев), Имельда была деятельным агентом своего супруга, хотя и изрядно подрывавшим его авторитет в глазах подданных. Нуждаясь в Имельде как абсолютно преданном помощнике, Фердинанд мучительно переживал то, что она не любила его как мужчину. А дело было в том, что жена филиппинского тирана продолжала любить бросившего ее когда-то жениха — Бениньо Акино… О том, что Имельда холодна в постели, Маркос как-то пожаловался своей американской любовнице, та передала запись разговора Акино, в ту пору находившемуся в США, Акино поспешил отправить пленку Имельде. Между супругами вышел скандал.
Фердинанд, и без того ревновавший все эти году свою жену, был в ярости на Акино. Когда тот собрался вернуться на Филиппины, Имельда специально встретилась с ним в Америке, чтобы отговорить. Но тот не послушал. В 1983 году он прилетел в Манилу и был убит прямо в аэропорту. С момента убийства Бениньо Акино диктатура Маркоса начала свой последний отсчет. Во главе оппозиции встала вдова убитого Корасон Акино, которая и выиграла у потерявшего остатки доверия диктатора президентские выборы в 1986 году.
Поистине шекспировская трагедия любви и ненависти филиппинских Монтекки и Капулетти, конечно же, явилась лишь метафорическим обрамлением того, что в реальности привело режим Маркоса к бесславному краху. Его утянуло на дно то, что губит практически все коррумпированные госкапиталистические режимы: экономическая неэффективность, реформаторская импотентность, полицейская жестокость и в конечном счете — тотальная непопулярность.
Маркос так фактически и не провел обещанную аграрную реформу. Его дружки-капиталисты наплодили такую гору долгов (под бюджетные гарантии, разумеется!), что государство оказалось на грани банкротства…
На юге по-прежнему шла вооруженная борьба с сепаратистами моро, ответ у Маркоса на этот вызов был до боли знакомый: «Мы не можем и не будем вести переговоры с террористами. У нас нет ничего, кроме презрения к ним»…
Через застенки спецслужб прошли более 60 тысяч человек. Людей похищали, убивали, пытали. Вот, например, какие методы включал в себя допрос бывшего редактора Manila Times — человека левых взглядов: выкручивание носа, удары ладонями по ушам, прижигание горящей сигаретой, удары палками по пяткам, электрошок (с прикладыванием электрода в виде металлической ложки к голове, соскам, гениталиям и др.), запихивание экскрементов в рот… Легко представить, как на этом фоне воспринимались слова, с которыми к нации обращался диктатор: «Фундамент, на котором стоит наш народ, гораздо богаче и крепче, чем симпатии, которые иногда могут разделять нас…»
Диктатура Маркоса оказалась, впрочем, далеко не самой кровавой и пала сравнительно легко и бескровно — в ходе «революции улыбок» — когда люди, вооружившись гирляндами цветов, фактически блокировали президентский спецназ (поначалу Маркос надеялся не допустить инаугурации Корасон Акино). Главная заслуга здесь, конечно, принадлежит самим филиппинцам, которые — начиная от студентов и журналистов и кончая католическими иерархами и экс-министрами — ни на секунду не прекращали борьбу против диктатуры. Именно эта непрерывная фронда вынуждала Маркоса то и дело идти на уступки, разменивая харизму вождя на не слишком убедительные самооправдания: «Когда авторитаризм больше не будет нужен для защиты благополучия народа, я буду первым, кто начнет его демонтаж». В какой-то момент и главный покровитель Филиппин — США приложили руку к тому, что Маркос сперва отменил военное положение, а потом согласился на досрочные президентские выборы.
Впрочем, эта «вынужденная мягкость» тирании и ее краха спасли и самого Маркоса, и всю его семью не только от революционной расправы, но даже и от потери «честно наворованного», которое на момент свержения диктатуры составляло, по разным оценкам, $5–10 млрд.
Фердинанд спустя три года умрет в изгнании — на Гавайях. А вот не унывающая Имельда, активы которой сегодня уже оцениваются в $35 млрд, не только успешно отобьется от всех исков и уголовных преследований в США и на родине, но и дважды попытает счастья как кандидат в президенты Филиппин. Сегодня Имельда Маркос готовится к тому, чтобы в 2016 году провести в президенты страны своего сына, дабы покончить наконец с правлением в стране потомков ненавистной Корасон Акино…
Может показаться странным, но все это написано не о Путине и не сейчас, а разными авторами и в разное время о последних годах правления филиппинского диктатора Фердинанда Маркоса — автора «конституционной диктатуры» и несостоявшейся «революции сверху»…
«Нация опять может стать великой»
К моменту своего политического старта Фердинанд Маркос уже успел сдать необходимый ему для дальнейшей карьеры «диктаторский минимум». Он научился быть первым — в учебе, в драках, в стрелковом спорте. Научился уничтожать врагов — убил выстрелом в спину политического конкурента своего отца, также бывшего одно время депутатом Конгресса. Научился изворачиваться: несмотря на то что был приговорен за убийство к пожизненному заключению, сумел полностью оправдаться в суде высшей инстанции. Научился умело хвастать — вовсю рассказывал о своих бравых партизанских подвигах (умалчивая, впрочем, о том, как занимался махинациями с военным имуществом и, судя по всему, «слегка» шпионил в пользу Японии). Научился успешно лгать — прикупил на черном рынке несколько престижных военных наград, в итоге став «самым орденоносным» человеком на Филиппинах. Наконец — и это, пожалуй, самое важное — научился успешно расставлять лоббистские акценты, что позволяло ему сохранять несокрушимо прочные позиции среди электората.
Нацелившись на президентское кресло, Маркос идеально верно рассчитал каждый шаг. Сперва зарекомендовал себя конгрессменом-трудоголиком, войдя в почетную «десятку лучших депутатов». Затем, будучи вице-председателем Либеральной партии, согласился с выдвижением на президентские выборы другого партийного лидера — в обмен на обещание, что тот не выставит свою кандидатуру повторно. Когда же стало ясно, что партийный товарищ свое слово сдерживать не собирается, Маркос совершил поистине самый изящно-циничный в политической истории Филиппин кульбит — переметнулся на сторону главного политического противника либералов — Националистической партии — и в итоге… победил на выборах 1965 года! Однако это было лишь началом реализации «великого плана»…
В воздухе страны, несколько уставшей от американской «политэкономической модели» (двухпартийная система, сильный парламент и периодические попытки внедрения либеральных экономических схем), все более явственно витало ожидание сильной руки. От нее, как водится, ожидали разрубания весьма пестрого гордиева узла: проведения аграрной реформы, придания импульса индустриальному росту и, конечно, защиты бедняков от наиболее тяжких последствий свободного рынка.
Тактика Маркоса заключалась в том, чтобы сформировать в сознании общества следующую неразрывную логическую триаду:
Во-первых, всё плохо: «Филиппинец, кажется, потерял свою душу, свое достоинство и мужество»; «Наше правительство в железных тисках продажности, казна скудна, ресурсы растрачены впустую, государственная служба ленива и равнодушна, вооруженные силы деморализованы…»
Во-вторых, надежда есть: «Нация опять может стать великой. Это я повторяю снова и снова. Это мой символ веры и воля Божья, которую вы и я можем воплотить в жизнь».
В-третьих, путь к успеху требует жертв: «Только через тяжелые самоотречения возможна надежда на восстановление».
Все неудачи и трудности, а равно беспорядки (вооруженную активность коммунистов на Севере и исламистов — представителей народа моро на юге), с которыми сталкивалась страна в первый президентский срок Маркоса, он искусно списывал на тот факт, что у него нет необходимой полноты власти.
Накануне следующих выборов Маркос выступил с алармистскими заявлениями о том, что Филиппины находятся на грани взрыва: «Страна, без преувеличения, живет на вершине социального вулкана, извержения которого благодаря подстрекательству коммунистов или даже без него можно ждать со дня на день». Демонстративно «равноудалившись от олигархов», Маркос пообещал ни много ни мало осуществить «социальную революцию сверху»: сгладить контраст между богатством и бедностью, «низвергнуть истеблишмент и уничтожить глубоко укоренившиеся предпосылки его гнета, помещичьего ига, бремени жадности и дискриминации, уничтожить все то, что деморализует общество и пробуждает его гнев. Нынешнее правительство и есть революционер, стремящийся к этим переменам...»
Победа Маркоса на выборах 1969 года была, таким образом, гарантирована. Оставался последний рывок — к абсолютному полновластию. Косвенным образом Маркосу помогало то, что его основной противник лидер либералов Бениньо Акино, предлагая себя в качестве следующего президента, также охотно рассуждал на тему укрепления власти. Акино, вероятно, был уверен, что следующим президентом будет он, поскольку Конституция запрещала выдвигать свою кандидатуру на этот пост более двух раз.
Но Маркос в этот момент о Конституции уже не думал. Он планировал военный переворот, для подготовки которого были отчасти умело использованы, отчасти инспирированы разного рода форс-мажоры — начиная от продолжающейся на окраинах герильи (войны) и кончая студенческими беспорядками, а также взрывами, совершенными «неизвестными террористами» в столице. И вот, наконец, в одно прекрасное сентябрьское утро 1972 года филиппинцы услышали экстренное обращение президента к нации: «Мои соотечественники, 23-го числа этого месяца я подписал Постановление № 1081, вводящее на всей территории Филиппин Военное положение». К этому времени уже с утра были опечатаны редакции всех манильских газет и журналов, взяты под контроль радио- и телестудии, арестованы десятки оппозиционеров, включая Акино.
«И какой толк в демократии, если она не для бедных?»
А дальше — все как в самых типовых политологических хрестоматиях.
На некоторое время — почти всеобщее удовлетворение. Наконец-то «навели порядок». Наконец-то власть из рук «региональных баронов и олигархов» перешла в руки «отца нации», готового горой стоять за простой народ. Как хорошо он говорит: «И какой толк в демократии, если она не для бедных?»
И ведь какой скромный, какой близкий к людям: «Не важно, насколько силен и предан делу лидер — он должен найти опору и источник силы среди людей. Один он не может сохранить нацию. Он может направлять, задавать тон, посвящать себя делу, рисковать своей жизнью, но только люди сами себя могут спасти».
Маркосу повезло еще и в том, что как раз в тот момент, когда он совершил переворот, взлетели международные цены на сырье, которое экспортировали Филиппины. Стране стали охотно давать кредиты.
На этом финансовом фундаменте стало строиться здание бюрократического капитализма — «капитализма дружков», ибо все главные нувориши эпохи Маркоса — родственники и земляки его и его супруги Имельды. Имельда Маркос — вообще-то отдельная тема. Замечу лишь, что, по оценке Newsweek, она входит в число 11 самых жадных женщин в человеческой истории. Страстная любительница «красоты» (она, например, использовала в качестве туалетной бумаги рулон шелка с ручной росписью; в ее гардеробе было 3 тысячи пар туфель и 6 тысяч платьев), Имельда была деятельным агентом своего супруга, хотя и изрядно подрывавшим его авторитет в глазах подданных. Нуждаясь в Имельде как абсолютно преданном помощнике, Фердинанд мучительно переживал то, что она не любила его как мужчину. А дело было в том, что жена филиппинского тирана продолжала любить бросившего ее когда-то жениха — Бениньо Акино… О том, что Имельда холодна в постели, Маркос как-то пожаловался своей американской любовнице, та передала запись разговора Акино, в ту пору находившемуся в США, Акино поспешил отправить пленку Имельде. Между супругами вышел скандал.
Фердинанд, и без того ревновавший все эти году свою жену, был в ярости на Акино. Когда тот собрался вернуться на Филиппины, Имельда специально встретилась с ним в Америке, чтобы отговорить. Но тот не послушал. В 1983 году он прилетел в Манилу и был убит прямо в аэропорту. С момента убийства Бениньо Акино диктатура Маркоса начала свой последний отсчет. Во главе оппозиции встала вдова убитого Корасон Акино, которая и выиграла у потерявшего остатки доверия диктатора президентские выборы в 1986 году.
Поистине шекспировская трагедия любви и ненависти филиппинских Монтекки и Капулетти, конечно же, явилась лишь метафорическим обрамлением того, что в реальности привело режим Маркоса к бесславному краху. Его утянуло на дно то, что губит практически все коррумпированные госкапиталистические режимы: экономическая неэффективность, реформаторская импотентность, полицейская жестокость и в конечном счете — тотальная непопулярность.
Маркос так фактически и не провел обещанную аграрную реформу. Его дружки-капиталисты наплодили такую гору долгов (под бюджетные гарантии, разумеется!), что государство оказалось на грани банкротства…
На юге по-прежнему шла вооруженная борьба с сепаратистами моро, ответ у Маркоса на этот вызов был до боли знакомый: «Мы не можем и не будем вести переговоры с террористами. У нас нет ничего, кроме презрения к ним»…
Через застенки спецслужб прошли более 60 тысяч человек. Людей похищали, убивали, пытали. Вот, например, какие методы включал в себя допрос бывшего редактора Manila Times — человека левых взглядов: выкручивание носа, удары ладонями по ушам, прижигание горящей сигаретой, удары палками по пяткам, электрошок (с прикладыванием электрода в виде металлической ложки к голове, соскам, гениталиям и др.), запихивание экскрементов в рот… Легко представить, как на этом фоне воспринимались слова, с которыми к нации обращался диктатор: «Фундамент, на котором стоит наш народ, гораздо богаче и крепче, чем симпатии, которые иногда могут разделять нас…»
Диктатура Маркоса оказалась, впрочем, далеко не самой кровавой и пала сравнительно легко и бескровно — в ходе «революции улыбок» — когда люди, вооружившись гирляндами цветов, фактически блокировали президентский спецназ (поначалу Маркос надеялся не допустить инаугурации Корасон Акино). Главная заслуга здесь, конечно, принадлежит самим филиппинцам, которые — начиная от студентов и журналистов и кончая католическими иерархами и экс-министрами — ни на секунду не прекращали борьбу против диктатуры. Именно эта непрерывная фронда вынуждала Маркоса то и дело идти на уступки, разменивая харизму вождя на не слишком убедительные самооправдания: «Когда авторитаризм больше не будет нужен для защиты благополучия народа, я буду первым, кто начнет его демонтаж». В какой-то момент и главный покровитель Филиппин — США приложили руку к тому, что Маркос сперва отменил военное положение, а потом согласился на досрочные президентские выборы.
Впрочем, эта «вынужденная мягкость» тирании и ее краха спасли и самого Маркоса, и всю его семью не только от революционной расправы, но даже и от потери «честно наворованного», которое на момент свержения диктатуры составляло, по разным оценкам, $5–10 млрд.
Фердинанд спустя три года умрет в изгнании — на Гавайях. А вот не унывающая Имельда, активы которой сегодня уже оцениваются в $35 млрд, не только успешно отобьется от всех исков и уголовных преследований в США и на родине, но и дважды попытает счастья как кандидат в президенты Филиппин. Сегодня Имельда Маркос готовится к тому, чтобы в 2016 году провести в президенты страны своего сына, дабы покончить наконец с правлением в стране потомков ненавистной Корасон Акино…
Даниил КОЦЮБИНСКИЙ