Аугусто пиночет: сукин сын рыночной экономики
«Ложь раскрывается во взгляде, и поскольку я много раз лгал — я носил темные очки» — в этой пиночетовской браваде, не лишенной зловещего изящества, мерцает мефистофелева суть любой диктатуры. А именно — уверенность власти в том, что даже сквозь черные стекла она лучше видит то, что нужно обществу, и знает, что единственный способ заставить народ мирно пастись — лгать ему в лицо. Но так, чтобы он не мог догадаться. А точнее — не посмел даже задуматься…
Пиночет по сей день остается самым «актуальным и модным» в России диктатором минувшего столетия. Его колоритный «реформаторский мастер-класс» по сей день теми, кто почему-то при этом называет себя «либералами», считается едва ли не оптимальным путем «авторитарной модернизации России».
Однако, прежде чем спорить о том, хорошо или плохо то, что Путин, похоже, так и не сумел пока стать «российским Пиночетом», стоит все же ответить на исходный вопрос: хорошо или плохо то, что 11 сентября 1973 года военная хунта во главе с генералом Аугусто Пиночетом Угарте пришел к власти в Чили?
«Ни я и ни кто другой не мог сказать, чем все кончится»
На первый взгляд, сам собой напрашивается «диалектический ответ». С одной стороны, военный переворот остановил сползание страны в кризисный омут, завихренный утопическим курсом президента Сальвадора Альенде. И это, скорей всего, хорошо. С другой стороны, диктатура привела к гибели и страданиям многих тысяч ни в чем не повинных людей. И это, конечно же, плохо. Но что в сухом остатке? Это зависит от ответа на еще один вопрос — что было бы, если бы Пиночет остался верен присяге и не выступил во главе мятежников против законно избранного правительства?
«Вчера мы были на краю прорасти. Сегодня мы сделали шаг вперед» — так, со знакомым уже нам черным диктаторским юморком Пиночет «ободрял» страну вскоре после переворота, щеголяя своей гвардейской отвагой и одновременно ставя народ перед фактом, что впереди — крутые времена: «В этой стране без моего ведома лист не шелохнется!» — говорил он чуть позже.
Сам Пиночет до конца дней оставался уверен в том, что не только сделал все правильно: «Я принял на себя политическую ответственность за свои действия и оправдал их «любовью к родине», — но совершил самый настоящий исторический подвиг: «Полагаю, что ни одно политическое событие со дня провозглашения чилийской независимости не имело такого значения, как 11 сентября»; «Пройдут годы, и меня будут еще просить о том, чтобы вернулось военное правление».
В воображении российских сторонников «полицейского капитализма» Пиночет обычно рисуется эдаким «Лавром Корниловым», который в отличие от несостоявшегося российского диктатора «все сделал правильно» — и леваков усмирил, и рыночную экономику поддержал, и к либеральной демократии страну в конце концов привел. Но так ли уж фатально было скатывание Чили к ужасам гражданской войны и коммунистического тоталитаризма?
Ответить на этот, как и на любой другой «сослагательный исторический вопрос», конечно, можно лишь в форме предположения, а не утверждения. И в этом случае наиболее убедительным все же окажется предположение, что Чили образца 1973 г. вовсе не было беременно «кровавой коммунистической диктатурой». Да, страна быстрыми темпами катилась в экономическую пропасть и политический раздрай, но в левом секторе попросту не было организованной силы, способной прийти к власти и завинтить тоталитарные гайки.
Начиная с 30-х годов XIX века Чили развивались в условиях более или менее полноценной демократии и абсолютной приверженности всех политических партий «духу конституционализма». И даже случавшиеся время от времени перевороты ни разу не привели к установлению сколь бы то ни было продолжительной диктатуры. Не случайно и Альенде собирался найти выход из кризиса не посредством силового подавления протестующих — к чему его подталкивал, в частности, Фидель Кастро, — путем проведения плебисцита, о котором он собирался официально объявить 11 сентября. Именно это намерение Альенде и подстегнуло заговорщиков. Пиночет, конечно, оправдывал себя тем, что бойня была бы еще более кровавой, если бы «на улицы вышел вооруженный народ». Но по тому, как разворачивались события, было видно: никакой «красной гвардии» в тот момент в стране не было, армия в течение месяца «усмиряла» абсолютно безоружную нацию.
Но главное даже не это. Если представить на миг, что популист Альенде довел бы ситуацию до того, что по улицам и вправду стали носиться коммунисты с АК-47 наперевес, — тогда вся логика силового противоборства оказалась бы иной. Это была бы борьба законной власти за конституцию и демократию, хотя бы и с использованием армии, но не абсолютно незаконный военный путч, в ходе которого первыми гибли те, кто оставался верен присяге. И есть все основания полагать, что выход из «чрезвычайной фазы» при таком развитии событий был бы гораздо более быстрым. Правда, не факт, что в этом случае у неолиберальных экономистов — «чикагских мальчиков» — появилась бы возможность поставить в Чили свой интересный шокотерапветический эксперимент, невозможный в условиях политической демократии, но…
«Слава богу, я думаю, что у меня штаны — сшитые железом»
…Но довольно сослагательности. Сам Пиночет был уверен в том, что его правление вовсе не было диктаторским. «У меня кислое лицо, из-за этого, возможно, говорят, что я диктатор». «Это никогда не было диктатурой. Это была диктабланда». Игра латинских слов — (dicta) dura — твердая, (dicta) blanda — мягкая). Под диктобландой («демократурой») принято понимать режим, при котором уничтожены лишь политические свободы, в то время как гражданские — сохранены.
Здесь, однако, стоит напомнить, что гражданские свободы — это не только те, которые позволяют производить и продавать, но и многое другое. Например, право на жизнь…
Своей солдафонской антилиберальностью Пиночет явно бравировал: «Я не знаю ничего о правах человека. Что это такое?»; «Права человека — это очень мудрое изобретение марксистов»; «Диалог — это игра, которую придумали коммунисты. Она мне не интересна»; «Я демократ, но на свой манер»; «В стране формируется демократия без плюрализма и политических партий»; «Плюрализм — знаете, как я это называю? Политическое ханжество»; «Демократия, которую мы всегда уважали, будет защищена вооруженными институциями, дабы помешать тому, чтобы она была изнасилована».
О том, как армия Пиночета защищала «честь демократии» на стадионах «Сантьяго» и «Чили», а позднее в концлагерях, до сих пор помнят не только в Чили, но и во всем мире.
Вот лишь одна типичная журналистская история. Кармен Морадор, сотрудница католического издания, отнюдь не симпатизировавшая правительству Альенде, попала под горячую солдатскую руку «просто так». Семь часов она провисела на дыбе, затем ее двое суток морили голодом и избивали. Затем стали регулярно насиловать (позднее выяснилось, что не только изуродовали органы — пришлось ампутировать матку, но и заразили сифилисом и гонореей). Сломали обе ноги — «слишком красивые» и пальцы на правой руке — «чтобы не вздумала больше писать, женщина!». Пытали электрошоком. Прижигали сигаретами. Заставляли пить мочу, испражнялись на нее... Она рассказала обо всем этом после того, как родственникам удалось за взятку выцарапать ее из застенков. Вскоре Кармен умерла от инсульта…
Как бы прокомментировал Аутусто Пиночет эту историю? Возможно, так: «Женщинам нельзя верить, даже когда они говорят правду». Или так: «Выбирая между тем, чтобы защитить права человека 10 000 отщепенцев или десяти миллионов [остальных людей] — мы не колебались».
К тому, что его солдаты пытали и убивали и католических священников, и журналистов, и мужчин, женщин (на стадионе «Сантьяго», например, казнили женщин, носивших брюки, — отрезали груди), он относился с присущим ему юмором. Узнав об обнаружении очередного захоронения, где в одну могилу были свалены сразу несколько тел, Пиночет в очередной раз сострил: «Посмотрите, какая большая экономия!»
При «убежденном консерваторе» и «римско-апостольском католике» Пиночете доставалось не только эмансипированным женщинам, журналистам, «волосатикам» — и прочим «либеральным отщепенцам». Гонениям, включая пытки, подверглись и евреи, 93% которых вынуждены были бежать из страны. Пиночет и многие его генералы были поклонниками Гитлера, Муссолини. «Протоколы сионских мудрецов», например, были переизданы при Пиночете 28 раз, а «Миф XX века» Альфреда Розенберга вышел 4,2-милионным тиражом.
За годы пиночетовского правления, по приблизительным оценкам, было убито 30 тысяч человек. Десятки тысяч людей были подвергнуты пыткам. Один миллион человек — каждый десятый чилиец — эмигрировал из страны.
«Я генерал бедняков»
Помимо черной диктаторской бравады, наготове у Пиночета была и вполне «розовая» популистская баланда: «Надо заботиться о богатых — чтобы они больше давали»; «Мы пытаемся превратить Чили в страну собственников, а не пролетариев»; «Каждый из десяти чилийцев будет иметь автомобиль, каждый пятый — телевизор и каждый седьмой — телефон».
Правда, народу при Пиночете так и не довелось вкусить плодов экономической реформы — даже адепты «чилийского чуда» признают, что средняя зарплата приблизилась к уровню 1970 года лишь в самом конце правления хунты. А реальный рост уровня жизни большинства начался только после того, как в 1990 году к власти пришел демократически избранный президент Патрисио Эйлвин.
Произошло это, к слову, вопреки, а не благодаря воле Пиночета. Когда в ходе подсчета голосов стало ясно, что диктатор проигрывает плебисцит, который должен был дать ему право на президентство до 1997 года, Пиночет собрал 5 октября 1988 Совет национальной безопасности и предложил отменить результаты плебисцита. Однако даже коллеги по хунте не поддержали своего шефа — в мире и в стране в тот момент дул уже совершенно другой ветер…
«Приблизившись к концу моих дней, хочу заявить, что не храню злобы ни к кому, что люблю мою родину, невзирая ни на что, что принимаю на себя политическую ответственность за все сделанное»; «Все, что мы, военные, делали, мы делали для Чили, а не для себя, и нам не стыдно. Восемь лет назад мы добровольно отдали власть гражданским и считаем свою миссию выполненной».
«У кого бы должны просить прощения? У тех, кто пытался убить нас? У тех, кто попытался уничтожить родину?» «Просить прощения? Пусть они его просят!»
«Если поразмыслить и взвесить, то я хороший. У меня нет обид и есть доброта»…
Так подытожил свой жизненный путь Аугусто Пиночет.
Память чилийского народа о нем, конечно же, сложнее. Хотя и сегодня много тех, кто готов его исторически оправдать. Но есть факты. Памятник Сальвадору Альенде перед зданием президентского дворца «Ла Монеда» — стоит. А памятника Аугусто Пиночету нигде в Чили нет.
…Последние восемь лет он прожил в ожидании суда — и даже успел выслушать приговор, обвинявший его в убийстве двух человек… В эти годы он порой признавался, что если бы не вера в Бога, то давно пустил бы себе пулю в лоб…
Даниил КОЦЮБИНСКИЙ