Безысходна, величава, бесконечна
Если бы у меня была хоть малейшая возможность что-нибудь на свете запретить, я запретил бы Глупость. Исключительно вредное мироучение. Сколько от него бед. Как оно портит жизнь. Делает ее такой утомительной. И главное, такой обидной.
Я имею в виду, конечно, Глупость с большой буквы. А не нашу обыкновенную человеческую. Которая тоже, увы, неустранима, поскольку реальность — внутри нас и вовне — слишком сложна; нельзя прожить, не наделав тысячу ошибок. То переоценишь кого-нибудь, то недооценишь. Перепутаешь цель и средство; а потом еще окажется, что и средства были не те, и цель не стоила того, чтобы ее добиваться. И почти у всех почти все время ослаблен контроль за речевым поведением. Сболтнешь что-нибудь — и причинишь кому-нибудь боль, и сам страдаешь.
Эта глупость — наша слабость. А Глупость как мироучение — наоборот, сила. Страшная сила. Как говорится — всесильно, потому что неверно. Круче всех философий, всех религий. Философы стараются о ней не думать, даже не смотреть в ее сторону. И богословы, кажется, тоже — а жаль. Глупость — это ведь самая настоящая ересь. Она пропагандирует и неутомимо практикует грех, который, например, у христиан считается наиболее тяжким: хулу сами знаете на Кого. Настоящий, идейный, несгибаемый глупец не хуже нас (Глупость вообще не дура) видит, что реальность сложна. Избыточно разнообразна. Он убежден:
1) что это — неприемлемый недостаток; в таком виде она его не устраивает; в конце-то концов, разве она создана не для него?
2) что это недоработка Конструктора;
3) что в принципе все поправимо, только ему — глупцу — придется попотеть, переделывая Вселенную по своему образу и подобию.
Претензий у него — в целом справедливых — много. В мире явно присутствует зло, и часто случается что-нибудь печальное и некрасивое. То и дело выпадают атмосферные осадки. Кое-кто предается страстям и даже порокам. Против осадков ничего не попишешь, но причина остального беспорядка ему абсолютно ясна: во Вселенной находится огромное количество посторонних; каких-то совершенно не похожих на него и совершенно не нужных ему людей; и очень многие не обращают на него никакого внимания; ведут себя так, как будто тоже могут без него обойтись. Как будто кто-то дал им право быть не такими, как он.
То есть плохими.
Глупец знает, что делать: стать начальником и отменить это вредное право. В случае сопротивления — разъяснить, кому выгодно, чтобы не все стали такими, как он.
То есть хорошими.
Конечно же, это выгодно только самым плохим, совсем плохим. Они явно лишние среди нас, не так ли, друзья?
Вот такая программа. В общих чертах. Сказано же: хорош понимать, пора действовать. Убирать все лишнее. Запрещать, запрещать. И уничтожать запрещенное. Вычитание, упрощающее мир.
Тут некоторая тонкость: дело в том, что Конструктор — не фраер; и он позаботился о том, чтобы Глупость не могла ничего создавать. Кроме пошлостей, конечно. От которых пользы — как от мыльных пузырей, наполненных сероводородом.
А глупца как раз устраивает, что делать ему ничего не надо. Для того и рвется в начальники. Чтобы трудиться по способностям, а получать по потребностям. Глупец — счастливец: его единственная способность — одна из его потребностей. Он занимается тем, что любит больше всего на свете: что-нибудь отменяет. Искореняет. Охотней всего — человеческие пороки.
Но он же глупец. Не понимая, как и мы, причин зла, он их просто выдумывает. Берет прямо из своей бедной головы. Поэтому бьет всегда мимо заявленной мишени.
Или это наше заблуждение — что мимо. Потому что — логически-то рассуждая — глупцу, как профессиональному упростителю, ненавистней всего самое сложное из существующего. А это, конечно, — культура. Поэтому все его инициативы направлены в конечном счете против нее. Возможно — даже помимо его сознательной воли.
И черт бы с ним. Культуре наплевать. С культурой Глупость все равно не справится: руки коротки; кишка тонка.
А вот с любым из нас — легко. Вводя новые и новые (примерно раз в месяц) запреты — пока каждый не превратится в злостного нарушителя.
Взять, например, меня. Давно ли я противозаконно прятал и сохранял вражеские сочинения разных Солженицыных и Искандеров. Жил-дрожал: вот придут с обыском, и — пожалте бриться.
И вот опять. Опять я вне закона. Его таки ввели. Запрет на материалы, изображающие ненадлежащее привлекательным. Потому что глупцу, как и ежу, совершенно очевидно: причина ненадлежащего — изображение его. Не правда ли, друзья?
И теперь, значит, надо срочно избавляться от опасных книг. В первую голову — от Платона, Шекспира и Пушкина.
Почему-то Пушкина особенно жаль. Без сонетов Шекспира в переводах Маршака — положа руку на сердце, прожить можно. («Но другу будет грустно без меня».) «Ромео и Джульетту» наверняка зарубят не целиком, просто исправят текст: припишут бедной девочке лишних три-четыре годика — и читайте на здоровье. Тем более в театрах ее играют такие солидные тетеньки, что производимый соблазн можно считать законосообразным. Диалоги Платона — скажем, «Пир» — бесспорно, одно из высших достижений человечества в осознании так называемой любви, но тут уж ничего не поделаешь. Платона запрещали и под советским предлогом: как идеалистическую сволочь. И любовь у него точно не наша. Не к партии и правительству, не к армии, не к органам. Прощай, друг Платон: «Единая Кормушка» нам дороже.
Но вот Пушкин... Ай-я-яй, как же он мог так оскандалиться? Дойти до прямой пропаганды гомосексуализма и педофилии:
Отрок милый, отрок нежный,
Не стыдись, навек ты мой...
Дальше и цитировать боюсь.
А «Станционный смотритель»?
«В сенях я остановился и просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась... Много я могу насчитать поцелуев с тех пор, как этим занимаюсь, но ни один не оставил во мне столь долгого, столь приятного воспоминания...»
Какой кошмар. Дуне — четырнадцать. И такие тексты дают в руки кому попало? Так вот отчего не снижается в нашем городе преступность!
После этого что уж говорить о каком-нибудь Томасе Манне, Марселе Прусте и прочих Набоковых. Снявши голову, по волосам не плачут.
Но Пушкина — вот что хотите со мной делайте — уничтожать Пушкина рука не поднимается. А с другой стороны: не уничтожу — накажут. Отныне в пределах городской черты мне постоянно угрожает опасность. Эмигрировать в область? Глупость обязательно переползет и туда, но ведь не сразу. Господи, как скучно жить.
Самуил ЛУРЬЕ
В. Степанов / cartoonbank.ru