Грузить снаряды в аду
Полигон Ашулук в Астраханской области — место жуткое. Только за последний год там погибли 14 солдат — в основном в результате взрывов снарядов с вышедшим сроком годности, которые срочники разгружают и транспортируют для уничтожения. И это в невыносимых условиях пустыни, где летом жара достигает 40–50 градусов, а зимой мороз — тридцати (казарм на территории полигона нет, люди круглый год живут в палатках).
Элла ПОЛЯКОВА, председатель «Солдатских матерей Петербурга»
Нас ситуация в Ашулуке беспокоила давно, так как было много обращений от родителей и мы знали, что ребята там гибли. Особенно страшно было в 2011 году: один раз взорвалась машина с боеприпасами, погибло восемь человек, семеро были ранены. В марте 2012 года туда поехала делегация матерей из Липецка, и в их присутствии погиб солдат Пономарев.
Полигон расположен на границе с Казахстаном, в царские времена это было место ссылки. Помимо невыносимых температурных условий, регулярно бывают песчаные бури. Там располагается учебный центр ВВС, и на его базе организовали два лагеря по утилизации боеприпасов, в которых размещены около полутора тысяч солдат.
В Ашулуке мы провели один день, два часа ехали из Астрахани, температура за 40. Посреди пустыни стоит КПП, сама же территория полигона, кроме двух лагерей и центра ВВС, никак не охраняется. Нам рассказали, что по пустыне ездят люди из криминальных структур и собирают металлолом от взорванных боеприпасов, который может содержать тяжелые металлы, в том числе ртуть и свинец, радиоактивные и взрывоопасные материалы. Мы сами видели двух местных жителей, которые пытались проникнуть на полигон.
По дороге встретились с экс-уполномоченным по правам человека Астраханской области Виноградовым. Он рассказал, что недавно здесь было землетрясение, которых не наблюдалось с петровских времен. По домам пошли трещины, люди боятся. Как говорят специалисты, мощные взрывы могут действительно провоцировать землетрясения, поэтому военных вроде как заставили взрывать боеприпасы небольшими группами с промежутками времени. Вот только выполняют ли они эти указания?
Нас привезли в первый лагерь, окруженный колючей проволокой и рвом. Солдаты из него работают на выгрузке боеприпасов из вагонов. Показали, как живут ребята — в палатках стоят нары, некоторые двухъярусные. Жара неимоверная. Есть душевая, баня — вроде бы помыться можно. Вроде есть и питьевая вода (на ее отсутствие жаловались родители) — в каждой палатке стоял один бачок, у ребят, которых мы видели, при себе были фляги. Тут же был развернут прекрасный современный медпункт, по последнему слову медицины. Но пациентов в нем почему-то было всего несколько человек — хотя окрестные военные госпитали и гражданские больницы забиты больными и ранеными из Ашулука.
Действительно ли все эти блага есть у солдат каждый день или их специально организовали к нашему приезду? Есть полное основание заподозрить второе, потому что из всего населения первого лагеря нам показали всего человек сорок. Солдаты были одеты в чудесную новую форму желтого пустынного цвета, хотя до этого были жалобы, что даже рабочих перчаток нет. На вопросы, когда им эту форму выдали, отвечали, что месяц назад. Выглядели солдаты здоровыми, хотя были очень напряжены. Позже родители срочников нам сообщили, что для нас специально собрали всех с категорией «А», остальных же спрятали.
Мы провели среди ребят анкетирование, и из их ответов выяснили то, что и подозревали: служа в Ашулуке, ребята числятся за владимирским лагерем. Считается, что они в командировке, хотя командировочных билетов у них нет — то есть нет вообще никакого документального подтверждения, что они находятся на полигоне. Работают они такелажниками — таскают ящики с боеприпасами, хотя в военных билетах указаны специальности: снайпер, разведчик, радист и т. п. Командование нас пыталось убедить, что должности «такелажник» нет в штатном перечне, на что эксперт Анатолий Салин отвечал, что это не так.
Такое «засекречивание» может быть связано с коррупционными схемами. Дело в том, что на утилизацию просроченных снарядов выделяются громадные средства. А проводится эта утилизация необученными призывниками абсолютно бесплатно…
Затем нас повезли на станцию, где солдаты разгружают вагоны с боеприпасами. Гигантские торпеды и т. п. разгружали при помощи кранов. Но стокилограммовые ящики со снарядами ребята таскали на руках. Двое внутри вагона, двое в кузове грузовика, который вплотную к вагону подогнан. Смена 6–8 часов, на сумасшедшей жаре… За это солдаты получают 2 тысячи рублей в месяц, причем поблизости даже нет банкомата, чтобы снять эти деньги. Каторжный, рабский труд.
Всего на разгрузке было никак не больше ста человек, где же были остальные минимум 600 человек из первого лагеря? Нам их так и не удалось увидеть.
Во второй лагерь нас очень не хотели везти, пришлось долго спорить. Мы настояли на своем. Во второй лагерь отвозят разгруженные боеприпасы — здесь солдаты складывают их в траншеи, а затем офицеры их подрывают. Во втором лагере мы вообще никого из ребят не застали — нам сказали, что все якобы на работах. Но если работа ведется в две смены, то как минимум половина лагеря должна быть на отдыхе?
От родителей мы узнали, что всех солдат выгнали из лагеря и заставили спрятаться, пока мы не уедем; причем тут как раз зарядил дождь…
Помимо человеческой проблемы, есть в Ашулуке и экологическая — никто не собирается проводить рекультивацию территории, на которой производились взрывы. Просто когда ходить по земле из-за осколков стало уже слишком тяжело, место взрывов перенесли на 10 километров.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Анатолий САЛИН, эксперт Астраханского комитета солдатских матерей по правовым вопросам, 32 года прослужил в армии, прошел две войны:
— Утилизация боеприпасов должна проводиться только лицензированными организациями — поэтому на нее и выделяются такие огромные средства. В Постановлении Правительства РФ, определяющем список работ, на которые нужна лицензия, есть и этот пункт. Если же боеприпасы утилизируют граждане или подразделения, не прошедшие специальной подготовки — это и незаконно, и опасно. Солдаты подрываются, так как не умеют обращаться с боеприпасами, их этому не учили.
О нарушениях закона на полигоне Ашулук я неоднократно писал во все возможные инстанции и органы, но официальная позиция такова: все в порядке, это ребята так отдают свой воинский долг.
Один из бывших товарищей «не рекомендовал» мне передавать в СМИ отчет о проделанной работе на полигоне Ашулук — а если перестану заниматься этим делом, обещал рассмотреть вопрос о предоставлении мне должности военного комиссара Астраханской области. Я это предложение отверг.
P. S.
В середине июля полигон Ашулук посетила независимая комиссия: член Президентского совета по развитию гражданского общества Сергей Кривенко, советник Лукина Михаил Давиденко, председатель «Солдатских матерей Петербурга» Элла Полякова, сопредседатель Астраханского комитета солдатских матерей Анатолий Салин. Разрешение на эту поездку дал министр обороны РФ. Отчет о поездке предоставлен уполномоченному по правам человека РФ и в Президентский совет. По ситуации в Ашулуке планируется провести парламентское расследование.
В Ашулуке есть современный медпункт, но пациентов в нем всего несколько человек — хотя окрестные госпитали и гражданские больницы забиты солдатами
Нас ситуация в Ашулуке беспокоила давно, так как было много обращений от родителей и мы знали, что ребята там гибли. Особенно страшно было в 2011 году: один раз взорвалась машина с боеприпасами, погибло восемь человек, семеро были ранены. В марте 2012 года туда поехала делегация матерей из Липецка, и в их присутствии погиб солдат Пономарев.
Полигон расположен на границе с Казахстаном, в царские времена это было место ссылки. Помимо невыносимых температурных условий, регулярно бывают песчаные бури. Там располагается учебный центр ВВС, и на его базе организовали два лагеря по утилизации боеприпасов, в которых размещены около полутора тысяч солдат.
В Ашулуке мы провели один день, два часа ехали из Астрахани, температура за 40. Посреди пустыни стоит КПП, сама же территория полигона, кроме двух лагерей и центра ВВС, никак не охраняется. Нам рассказали, что по пустыне ездят люди из криминальных структур и собирают металлолом от взорванных боеприпасов, который может содержать тяжелые металлы, в том числе ртуть и свинец, радиоактивные и взрывоопасные материалы. Мы сами видели двух местных жителей, которые пытались проникнуть на полигон.
По дороге встретились с экс-уполномоченным по правам человека Астраханской области Виноградовым. Он рассказал, что недавно здесь было землетрясение, которых не наблюдалось с петровских времен. По домам пошли трещины, люди боятся. Как говорят специалисты, мощные взрывы могут действительно провоцировать землетрясения, поэтому военных вроде как заставили взрывать боеприпасы небольшими группами с промежутками времени. Вот только выполняют ли они эти указания?
Нас привезли в первый лагерь, окруженный колючей проволокой и рвом. Солдаты из него работают на выгрузке боеприпасов из вагонов. Показали, как живут ребята — в палатках стоят нары, некоторые двухъярусные. Жара неимоверная. Есть душевая, баня — вроде бы помыться можно. Вроде есть и питьевая вода (на ее отсутствие жаловались родители) — в каждой палатке стоял один бачок, у ребят, которых мы видели, при себе были фляги. Тут же был развернут прекрасный современный медпункт, по последнему слову медицины. Но пациентов в нем почему-то было всего несколько человек — хотя окрестные военные госпитали и гражданские больницы забиты больными и ранеными из Ашулука.
Действительно ли все эти блага есть у солдат каждый день или их специально организовали к нашему приезду? Есть полное основание заподозрить второе, потому что из всего населения первого лагеря нам показали всего человек сорок. Солдаты были одеты в чудесную новую форму желтого пустынного цвета, хотя до этого были жалобы, что даже рабочих перчаток нет. На вопросы, когда им эту форму выдали, отвечали, что месяц назад. Выглядели солдаты здоровыми, хотя были очень напряжены. Позже родители срочников нам сообщили, что для нас специально собрали всех с категорией «А», остальных же спрятали.
Мы провели среди ребят анкетирование, и из их ответов выяснили то, что и подозревали: служа в Ашулуке, ребята числятся за владимирским лагерем. Считается, что они в командировке, хотя командировочных билетов у них нет — то есть нет вообще никакого документального подтверждения, что они находятся на полигоне. Работают они такелажниками — таскают ящики с боеприпасами, хотя в военных билетах указаны специальности: снайпер, разведчик, радист и т. п. Командование нас пыталось убедить, что должности «такелажник» нет в штатном перечне, на что эксперт Анатолий Салин отвечал, что это не так.
Такое «засекречивание» может быть связано с коррупционными схемами. Дело в том, что на утилизацию просроченных снарядов выделяются громадные средства. А проводится эта утилизация необученными призывниками абсолютно бесплатно…
Затем нас повезли на станцию, где солдаты разгружают вагоны с боеприпасами. Гигантские торпеды и т. п. разгружали при помощи кранов. Но стокилограммовые ящики со снарядами ребята таскали на руках. Двое внутри вагона, двое в кузове грузовика, который вплотную к вагону подогнан. Смена 6–8 часов, на сумасшедшей жаре… За это солдаты получают 2 тысячи рублей в месяц, причем поблизости даже нет банкомата, чтобы снять эти деньги. Каторжный, рабский труд.
Всего на разгрузке было никак не больше ста человек, где же были остальные минимум 600 человек из первого лагеря? Нам их так и не удалось увидеть.
Во второй лагерь нас очень не хотели везти, пришлось долго спорить. Мы настояли на своем. Во второй лагерь отвозят разгруженные боеприпасы — здесь солдаты складывают их в траншеи, а затем офицеры их подрывают. Во втором лагере мы вообще никого из ребят не застали — нам сказали, что все якобы на работах. Но если работа ведется в две смены, то как минимум половина лагеря должна быть на отдыхе?
От родителей мы узнали, что всех солдат выгнали из лагеря и заставили спрятаться, пока мы не уедем; причем тут как раз зарядил дождь…
Помимо человеческой проблемы, есть в Ашулуке и экологическая — никто не собирается проводить рекультивацию территории, на которой производились взрывы. Просто когда ходить по земле из-за осколков стало уже слишком тяжело, место взрывов перенесли на 10 километров.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Анатолий САЛИН, эксперт Астраханского комитета солдатских матерей по правовым вопросам, 32 года прослужил в армии, прошел две войны:
— Утилизация боеприпасов должна проводиться только лицензированными организациями — поэтому на нее и выделяются такие огромные средства. В Постановлении Правительства РФ, определяющем список работ, на которые нужна лицензия, есть и этот пункт. Если же боеприпасы утилизируют граждане или подразделения, не прошедшие специальной подготовки — это и незаконно, и опасно. Солдаты подрываются, так как не умеют обращаться с боеприпасами, их этому не учили.
О нарушениях закона на полигоне Ашулук я неоднократно писал во все возможные инстанции и органы, но официальная позиция такова: все в порядке, это ребята так отдают свой воинский долг.
Один из бывших товарищей «не рекомендовал» мне передавать в СМИ отчет о проделанной работе на полигоне Ашулук — а если перестану заниматься этим делом, обещал рассмотреть вопрос о предоставлении мне должности военного комиссара Астраханской области. Я это предложение отверг.
P. S.
В середине июля полигон Ашулук посетила независимая комиссия: член Президентского совета по развитию гражданского общества Сергей Кривенко, советник Лукина Михаил Давиденко, председатель «Солдатских матерей Петербурга» Элла Полякова, сопредседатель Астраханского комитета солдатских матерей Анатолий Салин. Разрешение на эту поездку дал министр обороны РФ. Отчет о поездке предоставлен уполномоченному по правам человека РФ и в Президентский совет. По ситуации в Ашулуке планируется провести парламентское расследование.
Записал Анджей БЕЛОВРАНИН