Вырождение
Беременные женщины обходили бы его стороной, но этот родильный дом — единственный на весь Волховский район Ленобласти (около 100 тысяч жителей). Где рожать? Бежать к кому? В Питер (140 км от Волхова) при схватках — только на вертолете. Несколько месяцев мамы вынашивают и за несколько минут теряют младенцев здесь. После гибели в палате роддома 35-летней Елены Ивановой и двух ее дочерей даже привыкший к детским похоронам город встал на дыбы. — Роддом наш давно пора закрыть, — сегодня в Волхове на каждом углу повторяют люди. Легко. Толпы проверяющих, стянутых сюда в начале октября, найдут причину. Можно разогнать не внушающих доверия врачей. Отыскать и наказать виновных. И это будет справедливо. И безысходно. Так нельзя и иначе невозможно? — Палка о двух концах, — рассуждают местные женщины. — Воздать по заслугам, потерять роддом или сохранить, но оставить всех без наказания и всё как есть. Только такой роддом — тоже не роддом…
В Волховском роддоме умирают. Точка. А другого нет
«Никогда не буду врачом»
— Мы шли за детьми в роддом — а получили в морге, покупали ленты и конверты — а пришлось сколотить им гробики. — Свекровь (Ольга Ивановна Иванова) и мать (Марина Николаевна Павлова) погибшей женщины вспоминают последние дни. — 25 сентября нам привезли заказанную в интернет-магазине коляску: в Волхове для двойняшек не найти. Утром 26 сентября Лена попросила купить два байковых одеяла малышкам: в родильном отделении холодно… В ночь на 27 сентября не стало никого…
У Елены Ивановой от первого брака две дочери. Теперь — сироты (их отец трагически погиб в 2006 году). 16-летняя Лиза учится на втором курсе медучилища.
«Ба-а, ну съешь что-нибудь! Смотри как вкусно», — уговаривает Лиза. На плите — ее едва ли не первый кулинарный опыт. Уходим с кухни.
— Я попытаюсь вырастить Милу (младшую сестру. — Н. П.) и дать ей все, что мама не дала. — Тушь ползет по мокрым щекам. — Все у нас будет хорошо, — сама себя убеждает девочка. — Только я не буду врачом. Никогда…
Шестилетняя Мила тихо плачет, гладит и целует фотографию матери. Взрослым сказала: «Боженька дурак, если это он забрал маму…»
Муж Николай молчит. Глаза пустые.
История Лены и Коли — счастливая и короткая. С пеленок жили в 15 километрах друг от друга, а познакомились в 2009 году в Египте, где отдыхали в одно и то же время. Больше не расставались. Об отношении мужа к дочкам жены коротко: сейчас именно он оформляет опеку над ними.
«Родишь сама»
Беременность у Лены протекала без осложнений. Обследования, лабораторные анализы, УЗИ… Мать и свекровь перебирают пачку документов из волховских клиник и петербургских центров акушерства и гинекологии: всё в норме. Вспоминают: с 39-й недели беременности у Лены начали отекать ноги. 19 сентября ее положили на сохранение в стационар.
— Ставили капельницы, но отеки усиливались: раздулись лицо и руки, — хмурится мать.
— Лена просила о родовспоможении, о кесаревом сечении — бесполезно, — уверяет свекровь. — 22 сентября позвонила мне: «Ольга Ивановна, может быть, рожать платно?» Я ответила: «Конечно, Леночка, давай платно. Что мы, денег не соберем?» Невестка задала вопрос о платных родах заведующей родильным отделением Светлане Клименковой. Но та ей отказала: «Тебе это не нужно. Роды не первые. Здорова. Родишь сама. У тебя близнецы. Когда ты станешь рожать, все врачи будут подняты на ноги…»
«Все плохо»
26 сентября Николай Иванов созванивался с женой не раз:
— В 17.00 набрал ее номер. Попросила принести в роддом футболку, тапки… Около 19 часов сама позвонила, сказала, что у нее сильные схватки. Сходила к медсестре. Ей сделали какой-то укол. Жаловалась, что стало хуже. Лежит в палате. Последний разговор с Леной — в 19.40: «Не приходи. Ничего не надо. У меня отошли воды. Буду рожать…»
Больше Николай жену не слышал.
— В 7.40 вдруг звонок с номера Лены. Мужской голос (дежурного врача Сергея Лялькина. — Н. П.): «Вы муж? Подъезжайте в роддом к 10 утра. Все плохо».
— Около 8 часов я не вынесла тишины, — вставляет мать, — позвонила в родильное отделение. Спросила об Ивановой. Мне ответили: «Будем говорить только с родственниками».
— А я кто? — опешила Марина Николаевна.
Бросили трубку.
«Тромб»
Родные примчались в 9 утра.
— Соседка по палате рассказала нам: вечером Лена сходила на укол, вернулась, упала без сознания. Соседка побежала искать врача или медсестру — никого не могла найти. Никакой полной палаты врачей, по крайней мере в первые минуты, по словам очевидцев, не было. Как уверяют женщины, в отделении на тот момент работали всего два врача.
В 10 утра 27 сентября заведующая родильным отделением Светлана Клименкова изложила мужу и матери Елены свою версию событий минувшей ночи:
— В 19.45 у Ивановой отошли воды. Медсестра пошла за историей болезни, чтобы перевести роженицу в родильное отделение. Это заняло 10 минут. Лена на минуту прилегла, тут же встала или села, потянулась за пакетом или чем-то еще, упала без сознания. У нее оторвался тромб, что и привело к смерти. Все случилось внезапно. Никто не ожидал, что оторвется тромб. Мне позвонили около 20 часов. Я сорок минут добиралась до роддома. Пока ехала, думала: «Сохранить хотя бы детей». К сожалению, дети погибли практически сразу. Реаниматолог был в соседней палате. Всё, что в этой ситуации нужно, мы делали. Прекратилось дыхание — подключили к аппарату ИВЛ. Начали открытый массаж сердца. Кололи все дефицитные препараты. До трех часов ночи боролись за ее жизнь. Все реабилитационные мероприятия — без результата. Не спасли ни мать, ни младенцев.
Странная история болезни
— Дело не в тромбе, а в том, почему все это произошло, — 28 сентябре в морге объяснял родным Елены патологоанатом Сергей Витко, проводивший вскрытие и изучавший историю болезни женщины. — Большого тромба, как это чаще всего бывает в подобных ситуациях при летальных исходах, не обнаружено. По предварительной версии, у роженицы стремительно развился ДВС-синдром (синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания), приведший к гибели. Главное — выяснить причину его развития. Она станет понятна после гистологических исследований и экспертиз.
По заключению патологоанатомов, сердцебиение плодов перестало прослушиваться 26 сентября в 19.55. Смерть матери наступила в 2 часа ночи 27 сентября.
Экспертов крайне смутили медицинские документы, изъятые в роддоме и переданные следователям.
— В истории болезни в ту ночь фигурируют только два врача: анестезиолог и акушер-гинеколог. Если и присутствовал рядом с пациенткой кто-то еще, тот же реаниматолог, то это никак не зафиксировано! Вдобавок нигде не указано ни одного препарата, которые кололи Лене, — удивлены специалисты.
Обойдемся без вас
«Обстоятельства смерти жены кажутся мне подозрительными, я не могу исключить, что смерть наступила по причине ненадлежащего лечения и халатности врачей», — написал Николай Иванов в своем заявлении, с которым 28 сентября он и близкие погибшей постучались в следственный отдел Волхова.
— Заявление по факту смерти у нас принять отказались, — разводят руками родственники. — Мол, документы из стационара и так поступят. Повод будет — дело возбудят и без вас.
29 сентября Лену, Милану и Лиану (так родители хотели назвать дочек) похоронили. Тишина повисла в квартире: ни намека на интерес ведомств к осиротевшим и овдовевшим.
3 октября сотрудники аппарата уполномоченного по правам человека в Ленобласти случайно узнали об этом ЧП. Областной омбудсмен Михаил Козьминых обратился в прокуратуру и Следственный комитет с вопросами.
4 октября руководитель Следственного управления СК РФ по Ленобласти Владимир Лоскутов взял под личный контроль не проверку по факту произошедшего, не ход уголовного дела (ни того ни другого еще не было), а трагедию.
Тогда и завертелось расследование. Родные готовились к поминкам: 5 октября — 9 дней после смерти. А следователи обрывали звонками телефоны матери и мужа: «Срочно придите напишите заявление…» Родственники не успели, судмедэксперты — тоже. Не дожидаясь ни обращений, ни экспертиз, СУ СК РФ по Ленобласти возбудило уголовное дело в отношении врачей по ст. 109 ч. 2 УК РФ «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей».
В роддом нагрянули проверяющие всех существующих инстанций: районной и областной администраций, СЭС, Госнаркоконтроля, налоговой инспекции, Пенсионного фонда, страховых компаний… И мы.
«Просто так в роддоме не умирают»
Лишь при родственниках — Ольге Ивановой и Марине Павловой — заведующая родильным отделением Светлана Клименкова согласилась общаться с журналистами «Новой» (беседа — в сокращении):
— Кто подошел к Ивановой, когда ей стало плохо? Что происходило в первые минуты?
— Мне сложно комментировать, что там было. Участия в той ситуации я не принимала. Там находилась вся дежурная смена. Я знаю, что одновременно в палате были и анестезиолог, и реаниматолог, и акушер-гинеколог, и дежурный врач, и медсестра… Все комментарии по поводу того, что мы делали (правильно ли, достаточно ли), — в Следственном комитете. Скорая из Петербурга приехала поздно. Они вообще ничего не сделали.
— У Лены шла 40-я неделя беременности, двойня, крупные дети (каждый около 3 кг). Почему вы отказали ей в кесаревом сечении?
— Показаний к кесареву сечению не имелось. Я и сейчас так считаю.
— Почему вы отказали ей в платных родах?
— Она ко мне вообще не подходила по этому поводу. А кроме того, платных родов у нас нет. Такой услуги, как платные роды, в роддоме не существует.
— Очевидцы говорят, что среди врачей в ночь с 26 на 27 сентября были нетрезвые.
— Я к 21 часу приехала сюда. Нетрезвых врачей и акушеров в дежурной смене не заметила.
— Роженицы и молодые мамы в Волхове рассказывают, что нетрезвые врачи в роддоме не редкость, что по вечерам нелегально делаются платные аборты…
— Я не знаю, что бывает по вечерам. Я, конечно, не могу отследить все ситуации. Я не могу уследить за всеми. Я не живу круглые сутки на работе. Но медицина болеет всеми теми же проблемами, которыми болеет наше общество. Врачи тоже не идеальны. Я не оправдываюсь. Вы можете обвинять меня в чем угодно, и я любое обвинение приму. Потому что я не уголовную, но моральную ответственность все равно несу. Просто так этот случай не пройдет. Никто от ответственности не прячется. Женщины в роддоме просто так не умирают. И дети просто так не умирают. Да, погибают, но для этого всегда есть причины. Можете поверить: это и наше горе тоже. Я заканчиваю свою трудовую деятельность, и, к сожалению, под финал моей деятельности случилась катастрофа.
— Вы уходите на пенсию?
— Конечно уйду. Я отдала этой работе 30 лет жизни. Думаете, очень просто каждый день принимать решения? Я уйду, но на мое место никто не придет. Никто не идет сюда. На такую работу за такие деньги — это постоянная ответственность за жизни людей. К сожалению, близок момент, когда вас некому будет лечить. Вы хотите наказать врачей? Хорошо. Можно нас уволить. Вопрос только в том, легче ли станет городу.
Роддом — не стены
Роддом в Волхове — большое пятиэтажное здание, выгодно отличающееся от серых двух- и трехэтажек. В 2008 году областные и районные власти вложили около 60 млн рублей в его капремонт, покупку новой мебели и современного дорогостоящего оборудования.
Но здешние доктора-пенсионеры грустно качают головами:
— Роддом — не стены, и больница — не стены и не оборудование. Купили в больницу томограф. Год простоял без дела. Забрали. Увезли. Так и не нашли специалиста в городе, способного делать МРТ…
Местный роддом — лишь отделение Волховской ЦРБ. Весь штат — не более 30 человек.
— Каждый день, — рассказывает Клименкова, — работают три акушера-гинеколога (зарплата — 7–10 тыс. руб.), четвертый — заведующий отделением, я (зарплата — 13 тыс.). Еще три дежурных врача, оказывающих экстренную помощь. Нагрузка у одного врача — 20–25 беременных женщин ежедневно. Плюс в штате шесть медсестер и пять акушерок (зарплата — 5–7 тыс.). Средний возраст персонала — 50 лет.
Анестезиолога и реаниматолога, по словам заведующей, в отделении нет. Их надо вызывать из ЦРБ. А оттуда, по сведениям медиков, недавно уволились два реаниматолога. Ушли не только они. Число вакансий растет. Кадровый голод неизбывен в медицине Ленобласти. Одновременно (выполняя указ президента о реформе здравоохранения, а по сути — о сокращении расходов на него) в Волховском районе закрыли две больницы: в Сясьстрое и Старой Ладоге. Нагрузка упала на ЦРБ.
Патологоанатомы утверждают: смертность возросла, в том числе детская. Но цифры теперь стекаются в областные инстанции и не разглашаются. На гибель новорожденных в Волховском районе «Новой» жаловались и осевшие тут цыгане, и высокопоставленный полицейский.
Заместитель главного врача ЦРБ откровенно призналась:
— Дочке скоро рожать второго ребенка… Не знаю где… Боюсь.
«Самородки»
Роддом — не стены. Было бы неплохо, если бы следователи и прокуроры тоже вышли за них. Прогулялись по Волхову. Город — маленький. На улицах трудно не встретить молодых мам. Мы увидели. Послушали. Без следствия и суда не можем утверждать, но просим проверить (есть причины): со слов жительниц Волхова, УЗИ в родильном отделении можно сделать за 500 рублей, об аборте договориться за 3,5–4 тыс. руб., о родах — за 5–10 тыс.
— За эти деньги моего ребенка чуть ли не облизали, — вспоминает мать двоих детей Ирина.
О родах бесплатно разговоров не меньше. По рассказам женщин, многие рожают почти в отсутствие медперсонала, сами, в шутку называя себя «самородками».
Оксана:
— Я в июле родила сына: асфиксия, перелом ключицы, но нам еще повезло — и инфекций не подхватили. Врачи в отделении не стоят постоянно возле рожениц. Подходят по времени: посмотрят, отойдут. Они только за, если на роды кто-то придет. Я с подругой рожала, она мне помогала. Моя знакомая — с бабушкой, но та испугалась и выбежала. При мне женщина совсем одна справлялась, врач подошел лишь перевязать пуповину…
Алена:
— В мае родила дочку. Видела: медики выпивают. Некоторые — иногда, другие — часто. Ночные роды принимать не любят. Спать хотят. Колят что-то. Все молятся: лишь бы не выпало рожать ночью…
Время — жизнь
8 октября судмедэксперты установили причину смерти Елены Ивановой: эмболия околоплодными водами.
Как растолковали «Новой» патологоанатомы, такое бывает при крупном плоде и беременности двойней. Многие симптомы, наблюдавшиеся у погибшей, являлись показаниями к кесареву сечению или родовспоможению: большой срок, двойняшки, обе крупные и пр. Специалисты считают: если бы беременность разрешили качественно и вовремя, и мать, и детей можно было спасти.
Почему же не разрешили? Почему не взяли деньги?
Ждали естественных родов на 40-й неделе при беременности двойней?
Гуманные? Принципиальные? Честные?
Волхов — город маленький, и он сегодня гудит о другом.
Первый муж Лены, Александр Олифиренко, работал газосварщиком. Погиб в 2006 году на стройплощадке: его загнали в котлован варить трубу. А на краю ямы грузили плиты, сваливали грунт. В момент сварки грунт поплыл, плиты поехали. Одной из них Александра и придавило. Уголовное дело по этому факту не открыто до сих пор. Куда там: следствие даже не идет.
— Дело то возбуждают, то прекращают. Это единственный случай в моей практике, когда я шесть лет добиваюсь просто начала расследования, — прокомментировал «Новой» адвокат, представляющий интересы Ивановых, Николай Соколов. — Жена и девочки не жаждали крови — лишь компенсации по потере кормильца. Спустя пару лет после гибели Саши его вдова пробилась на прием к главе СУ СК РФ по Ленобласти Владимиру Лоскутову. После встречи с Еленой Лоскутов лично распорядился о возбуждении дела. Затем производство по нему прекращали несколько раз, Лоскутов постоянно отменял эти постановления о прекращении и заставлял подчиненных работать снова.
Шесть лет Иванова обивала высокие пороги. Ходила в Следственный комитет и прокуратуру как на работу. О ее многочисленных знакомствах и частых встречах с руководителями обоих ведомств все в городе знали. И медики Лене сказали правду: «Платных родов в роддоме нет…»
Комментарий эксперта
Вера КИМ, кандидат медицинских наук, заведующая отделением гинекологии МСЧ № 157:
— Эмболия околоплодными водами — очень страшная вещь. Она развивается моментально. В 21 час женщину уже поздно было спасать. Полчаса — это максимум.
Насколько я понимаю, здесь все было сделано несвоевременно. Если бы врачи вовремя заметили, что дети умерли, они бы поняли, чем это чревато. Внутриутробная гибель плода — запущенный механизм.
Тут очевидно запущение с первого дня, с первой минуты. Всё изначально очень странно: 19 сентября поступила, 39–40 недель, с отеками по нарастающей, двойня. Что ж было не прокесарить человека? 40 недель двойню обычно не донашивают — очень тяжело.
Я должна стоять с другой стороны баррикад, но в этой ситуации — просто слов нет. Я работаю в паре с акушеркой, которая 37 лет отработала главной акушеркой Петербурга. Представляете, сколько в ее опыте всего было? Но мы с ней обсуждали этот случай, и обе в шоке.
Роддом в Волхове — единственный на весь район
«Никогда не буду врачом»
— Мы шли за детьми в роддом — а получили в морге, покупали ленты и конверты — а пришлось сколотить им гробики. — Свекровь (Ольга Ивановна Иванова) и мать (Марина Николаевна Павлова) погибшей женщины вспоминают последние дни. — 25 сентября нам привезли заказанную в интернет-магазине коляску: в Волхове для двойняшек не найти. Утром 26 сентября Лена попросила купить два байковых одеяла малышкам: в родильном отделении холодно… В ночь на 27 сентября не стало никого…
У Елены Ивановой от первого брака две дочери. Теперь — сироты (их отец трагически погиб в 2006 году). 16-летняя Лиза учится на втором курсе медучилища.
«Ба-а, ну съешь что-нибудь! Смотри как вкусно», — уговаривает Лиза. На плите — ее едва ли не первый кулинарный опыт. Уходим с кухни.
— Я попытаюсь вырастить Милу (младшую сестру. — Н. П.) и дать ей все, что мама не дала. — Тушь ползет по мокрым щекам. — Все у нас будет хорошо, — сама себя убеждает девочка. — Только я не буду врачом. Никогда…
Шестилетняя Мила тихо плачет, гладит и целует фотографию матери. Взрослым сказала: «Боженька дурак, если это он забрал маму…»
Муж Николай молчит. Глаза пустые.
История Лены и Коли — счастливая и короткая. С пеленок жили в 15 километрах друг от друга, а познакомились в 2009 году в Египте, где отдыхали в одно и то же время. Больше не расставались. Об отношении мужа к дочкам жены коротко: сейчас именно он оформляет опеку над ними.
«Родишь сама»
Беременность у Лены протекала без осложнений. Обследования, лабораторные анализы, УЗИ… Мать и свекровь перебирают пачку документов из волховских клиник и петербургских центров акушерства и гинекологии: всё в норме. Вспоминают: с 39-й недели беременности у Лены начали отекать ноги. 19 сентября ее положили на сохранение в стационар.
— Ставили капельницы, но отеки усиливались: раздулись лицо и руки, — хмурится мать.
— Лена просила о родовспоможении, о кесаревом сечении — бесполезно, — уверяет свекровь. — 22 сентября позвонила мне: «Ольга Ивановна, может быть, рожать платно?» Я ответила: «Конечно, Леночка, давай платно. Что мы, денег не соберем?» Невестка задала вопрос о платных родах заведующей родильным отделением Светлане Клименковой. Но та ей отказала: «Тебе это не нужно. Роды не первые. Здорова. Родишь сама. У тебя близнецы. Когда ты станешь рожать, все врачи будут подняты на ноги…»
«Все плохо»
26 сентября Николай Иванов созванивался с женой не раз:
— В 17.00 набрал ее номер. Попросила принести в роддом футболку, тапки… Около 19 часов сама позвонила, сказала, что у нее сильные схватки. Сходила к медсестре. Ей сделали какой-то укол. Жаловалась, что стало хуже. Лежит в палате. Последний разговор с Леной — в 19.40: «Не приходи. Ничего не надо. У меня отошли воды. Буду рожать…»
Больше Николай жену не слышал.
— В 7.40 вдруг звонок с номера Лены. Мужской голос (дежурного врача Сергея Лялькина. — Н. П.): «Вы муж? Подъезжайте в роддом к 10 утра. Все плохо».
— Около 8 часов я не вынесла тишины, — вставляет мать, — позвонила в родильное отделение. Спросила об Ивановой. Мне ответили: «Будем говорить только с родственниками».
— А я кто? — опешила Марина Николаевна.
Бросили трубку.
«Тромб»
Родные примчались в 9 утра.
— Соседка по палате рассказала нам: вечером Лена сходила на укол, вернулась, упала без сознания. Соседка побежала искать врача или медсестру — никого не могла найти. Никакой полной палаты врачей, по крайней мере в первые минуты, по словам очевидцев, не было. Как уверяют женщины, в отделении на тот момент работали всего два врача.
В 10 утра 27 сентября заведующая родильным отделением Светлана Клименкова изложила мужу и матери Елены свою версию событий минувшей ночи:
— В 19.45 у Ивановой отошли воды. Медсестра пошла за историей болезни, чтобы перевести роженицу в родильное отделение. Это заняло 10 минут. Лена на минуту прилегла, тут же встала или села, потянулась за пакетом или чем-то еще, упала без сознания. У нее оторвался тромб, что и привело к смерти. Все случилось внезапно. Никто не ожидал, что оторвется тромб. Мне позвонили около 20 часов. Я сорок минут добиралась до роддома. Пока ехала, думала: «Сохранить хотя бы детей». К сожалению, дети погибли практически сразу. Реаниматолог был в соседней палате. Всё, что в этой ситуации нужно, мы делали. Прекратилось дыхание — подключили к аппарату ИВЛ. Начали открытый массаж сердца. Кололи все дефицитные препараты. До трех часов ночи боролись за ее жизнь. Все реабилитационные мероприятия — без результата. Не спасли ни мать, ни младенцев.
Странная история болезни
— Дело не в тромбе, а в том, почему все это произошло, — 28 сентябре в морге объяснял родным Елены патологоанатом Сергей Витко, проводивший вскрытие и изучавший историю болезни женщины. — Большого тромба, как это чаще всего бывает в подобных ситуациях при летальных исходах, не обнаружено. По предварительной версии, у роженицы стремительно развился ДВС-синдром (синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания), приведший к гибели. Главное — выяснить причину его развития. Она станет понятна после гистологических исследований и экспертиз.
По заключению патологоанатомов, сердцебиение плодов перестало прослушиваться 26 сентября в 19.55. Смерть матери наступила в 2 часа ночи 27 сентября.
Экспертов крайне смутили медицинские документы, изъятые в роддоме и переданные следователям.
— В истории болезни в ту ночь фигурируют только два врача: анестезиолог и акушер-гинеколог. Если и присутствовал рядом с пациенткой кто-то еще, тот же реаниматолог, то это никак не зафиксировано! Вдобавок нигде не указано ни одного препарата, которые кололи Лене, — удивлены специалисты.
Обойдемся без вас
«Обстоятельства смерти жены кажутся мне подозрительными, я не могу исключить, что смерть наступила по причине ненадлежащего лечения и халатности врачей», — написал Николай Иванов в своем заявлении, с которым 28 сентября он и близкие погибшей постучались в следственный отдел Волхова.
— Заявление по факту смерти у нас принять отказались, — разводят руками родственники. — Мол, документы из стационара и так поступят. Повод будет — дело возбудят и без вас.
29 сентября Лену, Милану и Лиану (так родители хотели назвать дочек) похоронили. Тишина повисла в квартире: ни намека на интерес ведомств к осиротевшим и овдовевшим.
3 октября сотрудники аппарата уполномоченного по правам человека в Ленобласти случайно узнали об этом ЧП. Областной омбудсмен Михаил Козьминых обратился в прокуратуру и Следственный комитет с вопросами.
4 октября руководитель Следственного управления СК РФ по Ленобласти Владимир Лоскутов взял под личный контроль не проверку по факту произошедшего, не ход уголовного дела (ни того ни другого еще не было), а трагедию.
Тогда и завертелось расследование. Родные готовились к поминкам: 5 октября — 9 дней после смерти. А следователи обрывали звонками телефоны матери и мужа: «Срочно придите напишите заявление…» Родственники не успели, судмедэксперты — тоже. Не дожидаясь ни обращений, ни экспертиз, СУ СК РФ по Ленобласти возбудило уголовное дело в отношении врачей по ст. 109 ч. 2 УК РФ «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей».
В роддом нагрянули проверяющие всех существующих инстанций: районной и областной администраций, СЭС, Госнаркоконтроля, налоговой инспекции, Пенсионного фонда, страховых компаний… И мы.
«Просто так в роддоме не умирают»
Лишь при родственниках — Ольге Ивановой и Марине Павловой — заведующая родильным отделением Светлана Клименкова согласилась общаться с журналистами «Новой» (беседа — в сокращении):
— Кто подошел к Ивановой, когда ей стало плохо? Что происходило в первые минуты?
— Мне сложно комментировать, что там было. Участия в той ситуации я не принимала. Там находилась вся дежурная смена. Я знаю, что одновременно в палате были и анестезиолог, и реаниматолог, и акушер-гинеколог, и дежурный врач, и медсестра… Все комментарии по поводу того, что мы делали (правильно ли, достаточно ли), — в Следственном комитете. Скорая из Петербурга приехала поздно. Они вообще ничего не сделали.
— У Лены шла 40-я неделя беременности, двойня, крупные дети (каждый около 3 кг). Почему вы отказали ей в кесаревом сечении?
— Показаний к кесареву сечению не имелось. Я и сейчас так считаю.
— Почему вы отказали ей в платных родах?
— Она ко мне вообще не подходила по этому поводу. А кроме того, платных родов у нас нет. Такой услуги, как платные роды, в роддоме не существует.
— Очевидцы говорят, что среди врачей в ночь с 26 на 27 сентября были нетрезвые.
— Я к 21 часу приехала сюда. Нетрезвых врачей и акушеров в дежурной смене не заметила.
— Роженицы и молодые мамы в Волхове рассказывают, что нетрезвые врачи в роддоме не редкость, что по вечерам нелегально делаются платные аборты…
— Я не знаю, что бывает по вечерам. Я, конечно, не могу отследить все ситуации. Я не могу уследить за всеми. Я не живу круглые сутки на работе. Но медицина болеет всеми теми же проблемами, которыми болеет наше общество. Врачи тоже не идеальны. Я не оправдываюсь. Вы можете обвинять меня в чем угодно, и я любое обвинение приму. Потому что я не уголовную, но моральную ответственность все равно несу. Просто так этот случай не пройдет. Никто от ответственности не прячется. Женщины в роддоме просто так не умирают. И дети просто так не умирают. Да, погибают, но для этого всегда есть причины. Можете поверить: это и наше горе тоже. Я заканчиваю свою трудовую деятельность, и, к сожалению, под финал моей деятельности случилась катастрофа.
— Вы уходите на пенсию?
— Конечно уйду. Я отдала этой работе 30 лет жизни. Думаете, очень просто каждый день принимать решения? Я уйду, но на мое место никто не придет. Никто не идет сюда. На такую работу за такие деньги — это постоянная ответственность за жизни людей. К сожалению, близок момент, когда вас некому будет лечить. Вы хотите наказать врачей? Хорошо. Можно нас уволить. Вопрос только в том, легче ли станет городу.
Роддом — не стены
Роддом в Волхове — большое пятиэтажное здание, выгодно отличающееся от серых двух- и трехэтажек. В 2008 году областные и районные власти вложили около 60 млн рублей в его капремонт, покупку новой мебели и современного дорогостоящего оборудования.
Но здешние доктора-пенсионеры грустно качают головами:
— Роддом — не стены, и больница — не стены и не оборудование. Купили в больницу томограф. Год простоял без дела. Забрали. Увезли. Так и не нашли специалиста в городе, способного делать МРТ…
Местный роддом — лишь отделение Волховской ЦРБ. Весь штат — не более 30 человек.
— Каждый день, — рассказывает Клименкова, — работают три акушера-гинеколога (зарплата — 7–10 тыс. руб.), четвертый — заведующий отделением, я (зарплата — 13 тыс.). Еще три дежурных врача, оказывающих экстренную помощь. Нагрузка у одного врача — 20–25 беременных женщин ежедневно. Плюс в штате шесть медсестер и пять акушерок (зарплата — 5–7 тыс.). Средний возраст персонала — 50 лет.
Анестезиолога и реаниматолога, по словам заведующей, в отделении нет. Их надо вызывать из ЦРБ. А оттуда, по сведениям медиков, недавно уволились два реаниматолога. Ушли не только они. Число вакансий растет. Кадровый голод неизбывен в медицине Ленобласти. Одновременно (выполняя указ президента о реформе здравоохранения, а по сути — о сокращении расходов на него) в Волховском районе закрыли две больницы: в Сясьстрое и Старой Ладоге. Нагрузка упала на ЦРБ.
Патологоанатомы утверждают: смертность возросла, в том числе детская. Но цифры теперь стекаются в областные инстанции и не разглашаются. На гибель новорожденных в Волховском районе «Новой» жаловались и осевшие тут цыгане, и высокопоставленный полицейский.
Заместитель главного врача ЦРБ откровенно призналась:
— Дочке скоро рожать второго ребенка… Не знаю где… Боюсь.
«Самородки»
Роддом — не стены. Было бы неплохо, если бы следователи и прокуроры тоже вышли за них. Прогулялись по Волхову. Город — маленький. На улицах трудно не встретить молодых мам. Мы увидели. Послушали. Без следствия и суда не можем утверждать, но просим проверить (есть причины): со слов жительниц Волхова, УЗИ в родильном отделении можно сделать за 500 рублей, об аборте договориться за 3,5–4 тыс. руб., о родах — за 5–10 тыс.
— За эти деньги моего ребенка чуть ли не облизали, — вспоминает мать двоих детей Ирина.
О родах бесплатно разговоров не меньше. По рассказам женщин, многие рожают почти в отсутствие медперсонала, сами, в шутку называя себя «самородками».
Оксана:
— Я в июле родила сына: асфиксия, перелом ключицы, но нам еще повезло — и инфекций не подхватили. Врачи в отделении не стоят постоянно возле рожениц. Подходят по времени: посмотрят, отойдут. Они только за, если на роды кто-то придет. Я с подругой рожала, она мне помогала. Моя знакомая — с бабушкой, но та испугалась и выбежала. При мне женщина совсем одна справлялась, врач подошел лишь перевязать пуповину…
Алена:
— В мае родила дочку. Видела: медики выпивают. Некоторые — иногда, другие — часто. Ночные роды принимать не любят. Спать хотят. Колят что-то. Все молятся: лишь бы не выпало рожать ночью…
Время — жизнь
8 октября судмедэксперты установили причину смерти Елены Ивановой: эмболия околоплодными водами.
Как растолковали «Новой» патологоанатомы, такое бывает при крупном плоде и беременности двойней. Многие симптомы, наблюдавшиеся у погибшей, являлись показаниями к кесареву сечению или родовспоможению: большой срок, двойняшки, обе крупные и пр. Специалисты считают: если бы беременность разрешили качественно и вовремя, и мать, и детей можно было спасти.
Почему же не разрешили? Почему не взяли деньги?
Ждали естественных родов на 40-й неделе при беременности двойней?
Гуманные? Принципиальные? Честные?
Волхов — город маленький, и он сегодня гудит о другом.
Первый муж Лены, Александр Олифиренко, работал газосварщиком. Погиб в 2006 году на стройплощадке: его загнали в котлован варить трубу. А на краю ямы грузили плиты, сваливали грунт. В момент сварки грунт поплыл, плиты поехали. Одной из них Александра и придавило. Уголовное дело по этому факту не открыто до сих пор. Куда там: следствие даже не идет.
— Дело то возбуждают, то прекращают. Это единственный случай в моей практике, когда я шесть лет добиваюсь просто начала расследования, — прокомментировал «Новой» адвокат, представляющий интересы Ивановых, Николай Соколов. — Жена и девочки не жаждали крови — лишь компенсации по потере кормильца. Спустя пару лет после гибели Саши его вдова пробилась на прием к главе СУ СК РФ по Ленобласти Владимиру Лоскутову. После встречи с Еленой Лоскутов лично распорядился о возбуждении дела. Затем производство по нему прекращали несколько раз, Лоскутов постоянно отменял эти постановления о прекращении и заставлял подчиненных работать снова.
Шесть лет Иванова обивала высокие пороги. Ходила в Следственный комитет и прокуратуру как на работу. О ее многочисленных знакомствах и частых встречах с руководителями обоих ведомств все в городе знали. И медики Лене сказали правду: «Платных родов в роддоме нет…»
Комментарий эксперта
Вера КИМ, кандидат медицинских наук, заведующая отделением гинекологии МСЧ № 157:
— Эмболия околоплодными водами — очень страшная вещь. Она развивается моментально. В 21 час женщину уже поздно было спасать. Полчаса — это максимум.
Насколько я понимаю, здесь все было сделано несвоевременно. Если бы врачи вовремя заметили, что дети умерли, они бы поняли, чем это чревато. Внутриутробная гибель плода — запущенный механизм.
Тут очевидно запущение с первого дня, с первой минуты. Всё изначально очень странно: 19 сентября поступила, 39–40 недель, с отеками по нарастающей, двойня. Что ж было не прокесарить человека? 40 недель двойню обычно не донашивают — очень тяжело.
Я должна стоять с другой стороны баррикад, но в этой ситуации — просто слов нет. Я работаю в паре с акушеркой, которая 37 лет отработала главной акушеркой Петербурга. Представляете, сколько в ее опыте всего было? Но мы с ней обсуждали этот случай, и обе в шоке.
Нина Петлянова, Фото Михаила Масленникова