Учиться или молиться?

К чему приведет процесс внедрения в школьное образование этих предметов — вопрос, который бурно обсуждается в обществе.

Cреди возможных поправок были предложения об организации в школах молельных помещений, о преподавании ряда предметов, напрямую связанных с изучением основ различных вероучений. После отмены поправок Всеволод Чаплин, председатель отдела Московского патриархата по взаимоотношениям церкви и общества, заявил: «Поправки, за которыми стояло намерение вернуться к советским представлениям о месте религии в школах, не прошли, и государство и общество проявили мудрость и осторожность». Действительно ли это «мудрость и осторожность» или лишь маневр, который позволит позже ортодоксам протащить в законодательство самые крайние предложения, что и как на самом деле нужно преподавать в школе — об этом на встрече в пресс-клубе «Зеленая лампа» говорили приглашенные эксперты.

В последние годы РПЦ особенно активно стремится в школу: составлен и введен в школьное обучение курс «Основы религиозной культуры и светской этики», уже несколько лет ученикам 4 — 5-х классов читают курс «Основы православной культуры». Отдельные российские регионы, как сообщают СМИ, вообще собираются начать преподавание в государственных школах закона божия. О чем перед Госдумой ходатайствовала группа депутатов, предложившая поправки о введении закона божьего в школьные программы. Эти поправки депутатам «помогали» составлять сотрудники синодального Отдела религиозного образования и катехизации епархии. Но пока вопрос о введении этого предмета в школе остается открытым.

Среди сотен поправок в Закон об образовании, которые профильный комитет Госдумы рассматривал несколько месяцев, значительную часть составляли поправки, так или иначе касающиеся взаимоотношений церкви и школы — на уровне изменения программ, введения новых предметов, факультативов, появления в качестве учителей или воспитателей иерархов РПЦ. В одной из поправок говорилось даже о возможном открытии в школьных зданиях молельных комнат или других помещений для отправления религиозных обрядов. Чиновники из некоторых регионов тут же подхватили эту идею и предложили срочно открыть такие комнаты. Ретивые чиновники от образования, похоже, совершенно забыли о том, что моление молению рознь и что обряды одной конфессии кардинально отличаются от других.

— Каким образом будут создаваться условия в школе? — удивляется Равиль Панчеев, первый заместитель муфтия, Духовное управление мусульман Санкт-Петербурга и Северо-Западного региона России. — Если говорить об исламе — даже о чисто ритуальной, обрядовой стороне: где, например, в школе проводить омовения?

Правда, как только идею школьных молелен начали широко обсуждать в российских СМИ, Владимир Легойда, председатель синодального информационного отдела РПЦ, тут же открестился от нее. И заявил, что пресса все неправильно поняла: церковь не требует молелен, она лишь просит, чтобы священнослужителям разрешали проводить — в исключительных случаях — богослужения в стенах школ, когда в населенном пункте нет других подходящих помещений.

В начале декабря стало известно, что большинство предложенных поправок было отклонено. Реакция на это решение протоирея Всеволода Чаплина, возглавляющего церковную рабочую группу по переговорам с государством об изменениях в Закон об образовании, только подлила масла в огонь. Господин Чаплин, в частности, заявил, что те поправки, за которыми стояло «намерение радикализировать ситуацию или вернуться к советским представлениям о месте религии в системе образования», на данный момент не поддержаны. И договорился до того, что «в Конституции России нет больше принципа отделения школы от церкви, на который периодически ссылаются, увы, даже некоторые законодатели». На том основании, что, по мнению Чаплина, «государство и религиозные общины, конечно же, взаимосвязаны, потому что их вместе во многом составляют одни и те же люди, являющиеся и гражданами государства, и членами религиозных общин». Фактически Чаплин поставил знак равенства между понятиями «гражданин России» и «член религиозной общины». Оправдывая таким образом не просто возможное сотрудничество церкви и школы, но и активное внедрение церковной идеологии в школьное образование.

— Я туманно представляю, каковы перспективы у возможного сотрудничества церкви и школы, — считает Александр Сорокин, протоирей, начальник информационно-издательского отдела петербургской епархии. — Потому что дискуссия, которая сегодня ведется официальными и неофициальными лицами вокруг этого вопроса, крайне противоречива. Проблема на самом деле очень острая: оставлять ли религиозное воспитание сугубо в личной, в семейной сфере или это предмет внимания и контроля со стороны государства.

И это, похоже, самый главный вопрос для нынешнего российского руководства: кто контролирует процесс школьного образования? Государство или семья, родители или чиновники? Но значительная часть россиян боится: не вернется ли все на круги своя — к советскому диктату, только — с крестом на шее? Все участники круглого стола, независимо от конфессии, однозначно заявили, что вопросы духовного воспитания и веры должны в первую очередь решать семья и сам человек. Как сказал Буда Бадмаев, настоятель петербургского буддийского храма — дацана Гунзэчойнэй, школьники должны быть осведомлены об истории религий, об основных постулатах, духовное самоопределение должно происходить в первую очередь в семье. И даже если молодой человек не согласен с тем, что ему говорят в семье или в школе, это все равно вопрос его личного выбора.

— Понятно, что часть общества опасается активного внедрения церкви в школу, и я отношусь к этой части общества, — говорит Максим Резник, председатель постоянной комиссии по образованию, культуре и науке ЗакСа Петербурга, учитель истории в школе. — Еще и потому, что слышат голоса специфических защитников РПЦ. У нас в ЗакСе есть депутаты, которые якобы ее защищают, любое упоминание о церкви вызывает их истерическую реакцию. При таких защитниках не надо врагов. Как учитель истории вообще не понимаю, почему нельзя преподавать историю религии в школах в рамках уроков истории?

Иерей Алексий Волчков, сотрудник информационно-издательского отдела, клирик собора Феодоровской иконы Божьей Матери, бывший учитель истории в средней школе, тоже с большим недоверием относится к активному внедрению церкви в школу.

— Когда я преподавал в школе, написал большую докладную записку, — рассказал господин Волчков. — Считаю, что все знания о религиях, все сложные сюжеты религиозного образования можно встроить в уже существующие программы по истории, литературе, обществознанию. Ветхозаветный иудаизм, история ислама, кальвинизма — все уже фактически есть в учебниках.

Но, похоже, самый плохо усвоенный политиками и церковниками урок — урок истории. Видимо, историю в школе они прошли мимо. Иначе не забыли бы, что столетие особого манифеста Александра I, которым он все вопросы школьного обучения передал в ведение Синода, Россия отметила в 1917 году кровавым переворотом и отделением церкви от государства и школы. Александр I для усиления влияния религии на просвещение в 1817 году реорганизовал Министерство просвещения в Министерство духовных дел и народного просвещения. А при напуганном восстанием декабристов Николае I, по словам историка Сергея Соловьева, «просвещение перестало быть заслугой…».

О печальных последствиях введения в школы и университеты предмета «закон божий» напомнила Марианна Шахнович, профессор, заведующая кафедрой философии религии и религиоведения СПбГУ: когда в Университете открыли кафедру теологии, оттуда выгнали десятки профессоров и студентов. Но принципиально вопрос взаимодействия церкви и школы, по мнению Шахнович, сводится к одному: в школе надо преподавать знания, а не веру. Иначе нужно будет изменить все государственное устройство России.

— Сейчас Министерство образования максимально пытается выдержать светскую линию, как это получится — пока непонятно, — считает Марианна Шахнович. — Уверена, что против преподавания знаний о религии никто не будет. А вот преподавание религии — другая история. И если мы говорим о преподавании религии, мы имеем не только иную конфигурацию системы образования, но и иной тип церковно-государственных отношений.