Возвращение невроза

Уже два месяца, как благодаря чиновникам ко мне вернулся детский навязчивый невроз, пережитый в пять лет. Я постоянно думаю о «плохом слове».

«Я про Ленина плохое слово подумала»

В пять лет меня отдали в детский сад, и почти сразу же я принесла домой какие-то выражения. «Это плохие слова, — сказала мама. — Это грязь, микробы, пойди почисти зубы и никогда больше не говори этих слов».

Я почистила зубы, но дальше начался детский невроз: я боялась даже подумать «плохое слово». Будила ночью маму: «Мамочка, я плохое слово подумала. Мамочка, я про тебя плохое слово подумала!» Когда же мама услышала: «Я про Ленина плохое слово подумала», — она повела меня к невропатологу, и меня некоторое время лечили «гальваническим воротником». Что это было за воротник — уже не помню, но название на всю жизнь осталось как спасительное: с помощью этого воротника я убежала от внутреннего преследования «плохих слов».

И в жизни не произнесла ни одного матерного слова. Все знают, что я не сквернословлю, просто не умею, не могу, не считаю нужным, воспринимаю мат особым языком, пригодным для экстремальных ситуаций, когда степень кипения такова, что «нет слов».

Настоящий мат (не те три слова, которые монотонно и постоянно звучат вокруг) я слышала лишь однажды. В БДТ шла ночная световая монтировка (мы выпускали «Аркадию»), и академик Эдуард Степанович Кочергин ставил свет. Что-то не клеилось, какой-то фонарь не могли направить, и он начал орать на световиков. Это были феноменальные тарабарские конструкции, понять которые я не могла — как какой-нибудь древнемонгольский — и от которых веяло такой архаической дохристианской силой, которую не знаю с чем и сравнить. С Вагнером, может.

Короче, я никогда не матерюсь, не выношу уличного сквернословия, но спокойно читаю Юза Алешковского.

С момента «гальванического воротника» прошла жизнь. В этой жизни мне удалось сделать и двадцать лет сохранять «Петербургский театральный журнал». В эти дни ему исполняется 20 лет, «ПТЖ» — единственный толстый профессиональный журнал России, выходящий все эти годы без пауз, по сути энциклопедия российского театра последних десятилетий. По ежегодному европейскому рейтингу журнал входит в пятерку лучших театральных изданий Европы, расходится по всему миру. Редакция является учредителем Всероссийского фестиваля «Пять вечеров» им. А. Володина (www.volodin-fest.ru), издает книги («О Володине. Первые воспоминания», «Театр Резо Габриадзе», «Разговоры», «Охотничьи книги» М. Дмитревской, «Как инсценировать прозу» Н. Скороход), выпустила мультимедийную образовательную программу «Приглашение в театр». На сайте (www.ptj.spb.ru) осуществляются долгосрочные проекты «Пресса о петербургских премьерах», «Драматургия» и «Отдел кадров». Блог журнала работает в режиме ежедневного общероссийского театрального интернет-ресурса. Мы работаем сутками и с одной целью — сохранять профессию и культуру.

«Я про Смольный плохое слово подумала…»

«ПТЖ» начинался как журнал молодой редакции, вырастил уже не одно поколение критиков, в последние годы традиционными стали ежегодные «молодежные номера», целиком отданные начинающим.

В последнем «молодежном» номере были опубликованы статьи об отношении жизни и театра на протяжении ХХ века, о театральной природе митингов. Там же появился «Дневник уборщицы» режиссера Татьяны Фроловой: чтобы заработать хоть что-то, она, создатель негосударственного театра в Комсомольске-на-Амуре, пошла убирать подъезды.

И понеслось! Комитет по печати, от которого мы получили в этом году грант на проект «Наша жизнь — театр», отказался субсидировать номер: «У вас нецензурная лексика! У вас митинги!» Действительно, в записках Фроловой три раза встречается слово на букву «б», присущее той среде, куда режиссер попала. Это очерк.

Замечание принято, мы убираем Фролову из «подведомственной» части журнала, делаем вклейку во всем тираже (я же не матерюсь!). Казалось бы, вопрос исчерпан. Но дальше нам приходят письма, где комитетом обозначены «не соответствующие проекту» материалы, в которых Смольному мерещится политика. Мы носим чиновникам отзывы профессоров разной гуманитарной направленности, утверждающих: в журнале исключительно эстетическая проблематика. И слышим в ответ: «Из средств бюджета не могут быть субсидированы фотографии Болотной»… История растет, ширится, депутаты ЗакСа Максим Резник и Марина Шишкина обращаются к губернатору с запросом о факте политической цензуры… Что может ответить губернатор? Конечно, что цензуры нет.

И тут упорный Смольный принимает судьбоносное решение: мы получаем письмо, в котором снова содержатся обвинения… в нецензурщине.

Комитет по печати собрал даже специальную пресс-конференцию, предметом которой оказался… сплошной мат в «ПТЖ». Так перевели стрелки. Лохотрон? Он самый.

А вслед за этим дверь в редакцию открылась, ясноглазый молодой человек предъявил удостоверение: «Я из ФСБ» — и выразил желание проверить наши договора, связанные с хозяйственной деятельностью. Словом, все как по-писаному. Хочется материться, но не умею.

А в это время вице-губернатор Василий Кичеджи журит нас за безнравственности. В городе, где сквернословят улицы и площади, депутаты на заседаниях и чиновники в кабинетах, герои классической прозы и новых пьес, он выбрал меня, жертву детского невроза! Хотела бы я оценить его лексику, когда он делал бизнес на попкорне и банкротил Челябинский тракторный завод! Мы почти ровесники: в те годы, когда Кичеджи делал собственные деньги на комбинате питания «Торговый центр», я делала нищий «Петербургский театральный журнал» и работала на культуру своего города — Петербурга, которую почему-то однажды решили вверить ему. И какое у него право поучать меня?!! Сообразно какому кодексу он может сообщать в «Петербургском дневнике»: вся эта история — маркетинговый ход «ПТЖ»? Конечно, это оригинальный ход его индивидуальных мыслей — отказаться от субсидирования в целях маркетинга… Но от всего этого мой внутренний чайник начинает закипать. Как жаль, что я не матерюсь, мамочка! 

Комиссия по культуре ЗакСа вынесла заключение, в котором сказано, что юридических оснований лишать нас субсидии нет, что не нарушали мы закона о национальном языке и действовали согласно подпункту 9 пункта 1 статьи 3 Закона о национальном языке, допускающем использование нецензурной лексики как части художественного замысла (к тому же на журнале стоит «18+»). 

Но история не закончена. Председатель Комитета по печати г-н Лобков, не удовлетворившись решением специально собранного экспертного совета, объявил, что решение по «уборщице» будет принимать прокуратура. 

Так «Петербургский театральный журнал» встречает свой 20-летний юбилей. Уже два месяца благодаря чиновникам я болею детским навязчивым неврозом. Я постоянно думаю о «плохом слове». «Б… б…. б….» Оно не выходит, у меня из головы. Б… б…. б… 

Мамочка, я про Смольный плохое слово подумала!

Марина ДМИТРЕВСКАЯ