Убить нельзя лечить

В гражданской российской медицине основанием для расследования действий врачей служит чаще всего смерть пациента. В наших тюрьмах даже смерть по вине врачей может сойти за рядовое событие.

После скандала со смертью в СИЗО Сергея Магнитского (он умер из-за того, что ему вовремя не оказали медпомощь) Служба исполнения наказаний (ФСИН) начала реформу медицинского обеспечения заключенных и подозреваемых. Медчасти «при колониях» стали отдельными юрлицами, подчиняющимися руководству ФСИН, а не начальнику колонии, что, по мнению чиновников, может ослабить всесилие местного начальства и снизить уровень коррупции. Изменит ли реформа положение тех, кого содержат под стражей? Судя по тому, как рассматривается иск отца погибшего заключенного к двум колониям и тюремной больнице, вряд ли.

«Ходить к врачу бесполезно»

Вячеслав Корольков (фамилия изменена по просьбе родственников) попал в места заключения, будучи ВИЧ-инфицированным. 10 марта 2010 года он умер от туберкулеза, ассоциированного со СПИД. Однако диагноз «туберкулез» (да и то под вопросом) Вячеславу поставили за несколько дней до смерти (см. «Новую» № 46, 51 за 2010 г., № 3, 59 за 2011 г.).

Отец погибшего, Сергей Павлович, надеялся, что после нескольких лет за решеткой сын сумеет завязать с наркотиками, а потому пристально следил за состоянием его здоровья. В исковом заявлении Сергей Павлович написал, что заметил признаки туберкулеза у Вячеслава как минимум за полгода до смерти, на свидании в августе 2009 года: «Я увидел, что сын сильно кашляет мокротой, окрашенной кровью. Я спросил у него, что говорят врачи. (…) Он сказал, что ходить к врачу бесполезно, так как, несмотря на его жалобы, сильный кашель, частое повышение температуры, никто его не то чтобы не осматривал, но даже слушать не хочет».

В начале 2010 года Вячеслава (как уверяет отец, уже больного) переводят из исправительной колонии № 4 «Форносово» (ИК-4) в ИК-7 «Яблоневка». 15 марта его отправляют в тюремную больницу Гааза, откуда выписывают через неделю, 22 марта, даже не сделав флюорографию. Спустя месяц, в конце апреля, Вячеслав опять попадает в Гааза, уже при смерти. И только тогда его решают проверить на туберкулез — одно из самых распространенных СПИД-ассоциированных заболеваний в местах лишения свободы!

В течение долгого времени Сергей Павлович безрезультатно добивался возбуждения уголовного дела. Наконец, чтобы доказать вину ФСИН в смерти сына, обратился с гражданским иском, требуя взыскать 1 млн руб. с больницы им. Гааза, 600 тыс. руб. с ИК-4 и 400 тыс. руб. с ИК-7.

Снимок в рукаве

Ни один из трех ответчиков не признал иск. Медико-санитарная часть, образованная уже после реформы ФСИН и после смерти Королькова, привлеченная в качестве третьего лица, также считает своих коллег невиновными.

Не изменилась позиция ответчиков и после того, как в декабре прошлого года судебно-медицинская экспертиза установила: каждый из ответчиков «нарушал требования нормативных документов в отношении оказания медпомощи Королькову».

Вина больницы им. Гааза кажется экспертам неоспоримой: обладая специалистами и необходимой техникой, врачи не проверили еле живого заключенного на туберкулез, когда он попал к ним первый раз. В выводах экспертов говорится, что во время госпитализации у Королькова уже шел «патологический процесс». Как тюремные врачи, каждый день имеющие дело с туберкулезом, не заподозрили заболевания у Королькова, непонятно.

— Я думаю, они нарочно отправили сына назад в колонию, умирать, чтобы снять с себя ответственность, — предполагает отец. — Так же как до этого ИК-4 спихнуло его в ИК-7.

В действиях ИК-4 и ИК-7 также обнаружены нарушения: врачи колоний не проводили своевременного обследования, даже не делали флюорографию как положено, два раза в год, хотя, по словам эксперта, по документам Вячеслав был тубинфицирован с 2005 года.

Однако 8 февраля на суде ответчики неожиданно заявили, что обвинение ИК-4 и ИК-7 в смерти Королькова необоснованно, так как ему делали флюорографию 18 января 2010 года (т. е. за четыре месяца до смерти) и никаких следов туберкулеза не нашли. Это заявление вызвало крайнее удивление эксперта, проводившего СМЭ.

— Никаких указаний об этой флюорографии в представленных материалах нет, — заявил эксперт и попросил предъявить как сам рентгеновский снимок, так и составленное по нему заключение. Указанных документов у ответчиков с собой не оказалось. (Почему, собираясь на суд, они не запросили их в профильном учреждении, отдельный вопрос.) Судья Смирнова отложила рассмотрение дела на 20 февраля, чтобы дать ответчикам время добыть заявленные доказательства.