Учителя, где вы?

И тишина. Не откликнулся никто. Учительское сообщество никак не отреагировало на эту историю. По словам самих педагогов, нет не только отклика, нет и никакого профессионального сообщества. Как молчали почти все учителя во время выборов, когда их заставляли фальсифицировать результаты, так и сейчас молчат, когда их собрата посадили на 7 лет. Единственное, о чем шепчутся, — реформы в образовании, которые им очень не нравятся. Но митинговать и против них никто не осмеливается. Одни говорят, что боятся. Другие — что много работают.

Почти все опрошенные «Новой» соглашались говорить на одном условии — чтоб мы не называли имен. Те, кто слышал про историю Фарбера, очень ему сочувствуют, но просят их не светить, поскольку круговая порука: если бы сам за себя, то ладно, но боюсь подставить других. «У нас даже директора из-за публикации в муниципальной газете вызывали на ковер, — страшатся они. — Вы не представляете, в каком стрессе директора школ, все взвинченные, нервные… А школы сейчас проверяют беспощадно, одна только прокуратура чего стоит».

По словам петербургского учителя Андрея, его коллеги редко обсуждают политические новости, «больше заняты собой, своими проблемами, текучкой».

«Я мало общаюсь с коллегами на какие-то глобальные темы, чаще обсуждаем производственные моменты, — рассказывает он. — Понятно, что у всех есть свои взгляды, но работа в школе в условиях бесконечных реформ изматывает. К тому же речь идет в основном о женщинах, у которых семьи, дети. Домашние заботы их волнуют больше, и это нормально. Люди вспоминают о политике, только когда действия властей затрагивают их лично».

Что касается конкретно дела Фарбера, то, по мнению Андрея, сельский учитель дурак, ибо не знает, в какой удивительной стране живет. По мнению педагога одной их городских гимназий Ивана, «учительское сообщество настолько неоднородно, что о нем трудно говорить как о едином сообществе». А еще дело в невероятной нагрузке. «Работа на две с половиной ставки вышибает всякую способность к дополнительным движениям. Семью-то не видишь», — оправдывается он.

Несмотря ни на что, Иван признается, что у него есть ощущение усиливающейся полицейскости. «Безнадега в сумасшедших реформах образования — это прямо сквозь нас, — говорит он. — Что же до акций, много учителей выходило в защиту 31-й больницы. Но не те, у кого две и больше ставки: это полностью потрошит».

Абсолютно все педагоги напомнили, что сейчас у них период отпусков: кто на даче с внуками сидит, кто в Турции. Не до Фарбера тут, дескать. Хотя бывший учитель русского языка и литературы Николай Артеменко уверен, что «даже и не летом эта история мало кого из учителей взволновала бы». «Большинство учителей — это такой народ, что у них хата всегда с краю. Какой там Фарбер. Хотя надеюсь, что я неправ, — сокрушается он. — А потом мы удивляемся, почему у нас такая апатичная молодежь».

По словам Артеменко, педагоги не спешат обсуждать даже то, что у них под носом: в его школе об учительнице Татьяне Ивановой, рассказавшей о том, как ее заставляли фальсифицировать думские выборы, и не заикались.

Учитель начальных классов школы № 330 Ирина Власова приводит те же доводы, что и ее коллеги: отсутствие сообщества и отпуска. В прошлом году, по ее словам, сотрудников школ только на августовском педсовете поставили перед фактом серьезных реформ, с которыми они были не согласны.