«Я считаю, что страна еще не потеряна»

Дима Чижевский, которого пуля, выпущенная из пневматики неизвестными уродами, оставила без глаза, не похож на жертву. Сидя на ступеньках в подъезде отделения нейрохирургии глаза в Мариинской больнице, он поправляет повязку на лице и шутит, что хоть тут немножко похудеет. Он много улыбается и волнуется, только когда речь заходит о вердикте врачей: полная потеря зрения на один глаз. Сам он в это пока не верит.

От Димы только что ушел оператор из Англии, который снимает для британского «Сhannel4» фильм о гомофобии в России.

"Я считаю, что страна еще не потеряна, что здесь жить можно… плохо, но можно еще побороться»

Изгой

Дима почувствовал, что он не такой, как все, в 14 лет, когда ехал в автобусе и вдруг со стыдом понял, что ему страшно нравится мальчик, стоящий напротив: «До такой степени, что хотелось броситься и обнять его».

Сейчас ему 27 лет. Несколько лет назад он отказался от фамилии отца, который давно бросил семью. Так как тот был военным, они много колесили. «Мы долго жили в Одессе, считаю ее родиной и очень люблю», — говорит Дмитрий. Возможно, именно в Одессе он пропитался оптимизмом, которым искрится вопреки всему. «Я восемь школ сменил и везде был изгоем», — признается он почти без горечи.

Когда сыну было 15 лет, мама узнала, что он гей. Для Ирины Анатольевны, которая придерживалась консервативных взглядов, тяжело переживала развал СССР и крушение коммунистических идеалов, это было потрясением.

Произошло это случайно — она нашла на кухне дневник сына…
«Я понял, что она его читала, так как оттуда исчезла фотография моего парня, — говорит Дмитрий. — А потом я нашел ее у мамы». Выяснять Дима ничего не стал, а просто ушел на три месяца из дома. А когда вернулся, Ирина Анатольевна встретила его со словами: «Я рада, что ты вернулся, — все равно ты мой сын. Надеюсь, перебесишься».
То же самое мать подумала, когда Дмитрий начал увлекаться политикой.
«Она переживала и говорила: это плохо кончится. Умоляла бросить все, — вспоминает Дмитрий. — Наверное, чувствовала».

Политика

Политикой он увлекся, когда познакомился на одном из митингов с активистами ЛГБТ-движения. «Помните «день молчания» с заклеенными ртами в саду Чернышевского? Это меня очень подбодрило», — Дмитрий тогда восторгался их поступком. А потом он разошелся с активистами во взглядах на будущее. Диме казалось, что надо лезть в политику, а у его товарищей тогда была установка не соваться. «Я считаю, — говорит он, — что мы должны и своих политиков выдвигать, и поддерживать других политиков».

В либертарианской партии он быстро стал секретарем петербургского отделения. Это было нетрудно. «Просто больше некому было. Нас в Питере пять человек», — смеется Дмитрий. Фигурой, которая его вдохновляла, стал Алексей Навальный. «Мне не нравится, что он заигрывает с националистами, но импонирует, как он работает с людьми: он дает надежду».
Во время выборов мэра в Москве Дима пришел домой воодушевленный: «Это был первый раз, когда мы поругались с мамой на эту тему. Она была очень уставшая и вылила на меня столько пессимизма по поводу происходящего в стране… Но мы оба нашли силы остановиться и заключили перемирие. Потому что, когда ты общаешься с мамой, политика — это дело даже не третье, это дело сотое. Мама очень переживала и волновалась за меня. И все время говорила: Дима-Дима, это все плохо закончится. Она, видимо, чувствовала все».

За месяц до 3 ноября в переходе на Гостином дворе Дмитрия побили в первый раз «за радужные ленточки». «У меня был перебор — и на руке, и на рюкзаке. Я понимал, что это определенный риск», — смеется он. Рыжий парень, с которым он ехал в вагоне, подошел в переходе, представился Серегой и сказал: «Дай ленточку, я тоже хочу носить». Дима отказался и получил два удара в лицо. Молодой человек скрылся, а прохожие подхватили Диму.

«А если бы ленточку дал — ничего бы не было, — вставляет сестра, и оба хохочут: — Да я сам виноват».

Бандитская пуля

3 ноября Дима должен был сниматься в очередном сюжете «Сливки протеста» — шуточном видеоблоге о политических событиях в стране и Петербурге. Перед съемками заехал на посиделки единомышленников — «Радужное чаепитие». Там народ обсуждал итоги Марша против ненависти. Надо было спешить на съемки, и Дима тихо вышел в гардероб.

В проходе он увидел две фигуры: черные капюшоны и черный шарф, закрывающий пол-лица. Мелькнула мысль: что-то тут не так. В этот момент он почувствовал удар в глаз, а затем уже услышал звук очереди: «Туф-туф-туф». Инстинктивно Дмитрий закрыл глаз и, забежав за угол, сжался в клубок. «Стой, пидорас», — парни подбежали и начали бить. По словам свидетелей, выскочивших на звуки, в руках у них были биты.

Хулиганы сбежали. За ними закрыли дверь и начали звонить: полиция, скорая. Никто не подумал посмотреть, куда убежали стрелявшие. Никто не думал, что все настолько серьезно.

Дима еще видел раненым глазом: «Мне показалось, что пуля отскочила от века. Я стал промывать глаз, думал — будет просто отек, но когда я выглянул в дверь и увидел, как на меня смотрят, испугался». В зеркале отражалось глазное яблоко яркого оранжевого цвета. Потом красным стал весь глаз.

Пиратская повязка

В ту же ночь Дмитрия прооперировали. Врачи пытались извлечь пулю магнитом, пробовали подцепить крючком. Не получилось. «Пуля, по словам врачей, прошила весь глаз, сетчатку и остановилась на орбите глаза… Я не знаю, где орбита, но врачи говорят, что это глубоко».

Пуля 0,4 см могла погубить зрительный нерв. Если это так, то Дима не сможет восстановить зрение. Врачи настроены пессимистично. На 17 ноября назначена операция в ВМА. Обещают восстановить глаз физиологически, но зрение вернуть не обещают.
«Я тебе пиратскую повязку сошью — будешь у нас пиратом», — пытается подбодрить сестра. «Мне сказали, что если пуля не будет мешать, то ее даже оставят внутри», — говорит Дима.

Директор на работе у Димы связался с родственниками в Израиле, которые нашли клинику, готовую помочь петербуржцу. «Там две операции по 15 тысяч долларов каждая… у нас таких денег нет. Будем думать и делать пока загранпаспорт».

«А еще огорчает, что никаких новостей от следователей, — рассказывает Дмитрий. После операции следователь был у него только раз — чтобы записать показания. Потом дело передали из 38-го отдела полиции в следственный комитет. С тех пор ничего.
Вроде бы в камеры видеонаблюдения на соседнем офисе частного охранного агентства попали двое бегущих молодых людей. Но официально никаких новостей не было.

Теперь они поменялись местами — за маму переживает Дима. Когда он узнал, что его мама, такая далекая и от политики и от митингов, пойдет на одиночный пикет к Гостиному двору и будет стоять там с плакатом в его поддержку, он попытался ее отговорить: «Теперь я понял, что чувствовала моя мама, когда переживала за меня.

Мама просит уехать из России

Теперь они поменялись местами — за маму переживает Дима. Когда он узнал, что его мама, такая далекая и от политики и от митингов, пойдет на одиночный пикет к Гостиному двору и будет стоять там с плакатом в его поддержку, он попытался ее отговорить: «Теперь я понял, что чувствовала моя мама, когда переживала за меня. Настала, видимо, моя очередь переживать за нее».

Ирина Анатольевна всерьез уговаривает сына попросить убежища в Голландии: «Когда мы были на консультации в клинике Федорова, она меня почти уговорила. Я даже попросил ребят разузнать подробности». (6 ноября МИД Нидерландов заявил, что готов предоставлять убежище гражданам России, которые из-за закона о гей-прoпаганде испытывают притеснения.) «Она боится за мою жизнь, говорит, ей будет страшно, если я останусь, — Дмитрий перестает улыбаться. — Но я не могу так, я не поеду никуда — для меня это значит показать: мол, ребята, отсюда надо бежать. Я считаю, что страна еще не потеряна, что здесь жить можно… плохо, но можно еще побороться».