Рядовые держат оборону Петербурга

Неудивительно, что нынешние планы Смольного, вздумавшего ставить эксперимент на самых ценных кварталах старого Петербурга, были восприняты обитателями Писательского дома как сигнал к вражеской атаке, требующий крепить самооборону. Нет тут доверчивых Буратин, готовых поверить, будто за нарисованной на холсте программой ждет их счастливое будущее. У них за плечами свои университеты, пройденные за годы противостояния чиновничьему вранью, коррупции и разгильдяйству. 

 

Дом этот, спроектированный буквой «П» (одним фасадом — на канал Грибоедова, другим — на Малую Конюшенную), ведет свою историю с XVIII в. Во второй половине XIX в. его надстроили третьим этажом, для музыкантов придворного оркестра, а к середине 1930-х еще двумя — для кооператива литераторов. В писательскую надстройку прозванного «недоскребом» здания въехало шесть десятков семей. Машины со скарбом счастливых новоселов въезжали в арку со стороны Чебоксарского переулка. Через нее же потянутся потом и черные «маруси». Уже никогда не вернутся увезенные ими Борис Корнилов, обэриут Николай Олейников, переводчик Валентин Стенич… Подвергнутся репрессиям десятки здесь живших и тех, кто бывал у них в гостях, — Зощенко, Заболоцкий, Ахматова… 

 

Потомки обитателей писательской надстройки живут тут и по сей день — Слонимские, Томашевские, Инге-Вечтомовы, Козаковы, Рождественские — больше полутора десятков таких квартир. И даже потомки тех, кто веком раньше бытовал этажом ниже: помимо известного всем музея Зощенко, есть тут и устроенная в одном из межквартирных коридоров экспозиция, посвященная семье музыкантов Манасевичей. 

 

Хотя социальный состав и сильно изменился (коммуналки расселялись, выкупались и приводились в порядок новыми владельцами), дух места не был потревожен, редкие из вновь прибывших не ощущали его влияния и не считались с ним. Вне его орбиты оставались разве что несколько казенных квартир в корпусе по каналу, использовавшихся в основном как служебное жилье для работников ЖКХ. Именно они, как ни парадоксально, были самыми запущенными. Как будто сознательно доводилось все до аварийного состояния, после чего с подачи районной администрации государственные квадратные метры уходили через торги «кому надо». 

В ночь на 1 мая 2000 г. в этом крыле вспыхнул пожар — две квартиры выгорели, несколько пострадали от обильных проливов при тушении огня. С ремонтом власти не спешили, на обращения отвечали отписками. Бумажный пинг-понг длился почти пятилетку, пока одна из жалобщиц не получила к исходу 2005 года лаконичное уведомление: мол, ремонт не представляется целесообразным, поскольку ваш дом включен в адресный перечень ветхих и аварийных жилых домов, подлежащих расселению в 2006 году. 

 

Если бы не это письмо, жильцы вообще бы ничего не узнали о вынесенном приговоре, пока их не попросили бы, как говорится, с вещами на выход. И это притом, что к тому времени львиная доля квартир была приватизирована. 

 

Оказалось, что втайне от жильцов еще в 2000 году экспертная строительная комиссия во главе с господином Гринбергом (ставшим впоследствии скандально знаменитым благодаря поставленной на поток штамповке «расстрельных» вердиктов по приглянувшимся инвесторам зданиям) признала аварийным «с угрозой обвала» состояние аж девяти квартир. Акт обосновывался результатами обследования, выполненного ООО «Жилкомэксперт», где тот же Гринберг трудился заместителем гендиректора. 

 

В 2003-м Вадим Гринберг визирует новый акт. Где отмечается, что в ряде квартир аварийность устранена, но при этом непригодным к проживанию признается весь выходящий на канал корпус, будто бы угрожающий обвалом. Никаких внятных доказательств не приводится. Не рассматривается вовсе и сама возможность укрепления конструкций. Зато за прошедшие три года господин Гринберг нашел, к чему еще придраться: выявил «дефекты планировки» (местами санузлы «располагаются не по одной вертикали», где-то уборные выгорожены из площади коридоров и т. п.). А поскольку, как он утверждает, устранить такие планировочные изъяны при выборочном капремонте невозможно, необходимо расселять все здание. 

 

Примечательно, что объявление дома аварийным не помешало властям одновременно продвигать проект строительства мансарды и продавать остававшиеся на балансе города квартиры. Три из них оказались в собственности лиц, близких к нарисовавшемуся мансардостроителю. Они поспешили зарегистрировать ТСЖ под названием «Грибоедова, 9», от имени которого стали распространять листовки с призывами не противиться реконструкции за государственный счет. Старожилы тем временем провели общее собрание и, соблюдая все предписанные законом формальности, зарегистрировали ТСЖ «Писательский дом», избрав его председателем Евгения Протченко. 

Одна из комнат в квартире Протченко превратилась с тех пор в штаб — где в обсуждениях вырабатывалась тактика самообороны, выстраивались планы ремонта и грамотной эксплуатации здания. Стеллажи, что сегодня сверху донизу уставлены толстыми папками с бумагами, — вот она, новейшая история дома, полный свод документов семилетней войны. 

 

Евгений Анатольевич Протченко и многотомное собрание истории семилетней войны за его плечами. Фото: Елена Лукьянова.

 

«Стратегических задач было две. Первое — не допустить расселения, не дать вытряхнуть душу из этого дома. Второе — взять на себя ответственность за его судьбу, объективно оценить реальное его состояние и отремонтировать все, что необходимо», — рассказывает Евгений Анатольевич. 

 

Заказали альтернативную экспертизу, обратившись к авторитетным специалистам ЛенжилНИИпроекта. Еще на берегу обозначили, что обе стороны заинтересованы в объективной картине, без всяких подгонок. С учетом внушительного объема здания и глубины предстоящего всестороннего исследования цена его вышла весомой — 1 млн 280 тыс. рублей. Кто-то из состоятельных жильцов дал 150 тысяч, кто-то — 100, другие — сколько позволяли их более скромные возможности. Недостающие 500 тысяч внес Евгений Анатольевич, взяв в банке кредит. В конечном итоге вложились все — кроме администрации, за которой было тогда почти 30 процентов площадей всего дома. 

 

Весной 2006 г. в Жилищном комитете прошло специальное совещание, посвященное вопросу расселения дома 4/2 по Малой Конюшенной (9 по каналу Грибоедова), куда приглашен был и председатель ТСЖ. По итогам решили подготовить с привлечением собственников жилых помещений проект ликвидации аварийности. Ответственными назначили районную администрацию и ТСЖ «Писательский дом». Срок установили катастрофически малый — полтора месяца. Запомните его, чтобы чуть позже сравнить с тем временем, которое отведут себе чиновники на бумажную волокиту. 

 

Администрация от участия в решении поставленной задачи фактически самоустранилась. Ограничились тем, что направили в ЛенжилНИИпроект заказ на изготовление проектно-сметной документации и предложили ТСЖ ждать результатов и готовиться к выплате суммы его долевого участия. Жильцы ждать не стали, сами заключили с институтом договор и все оплатили (включая долю города). 

 

Экспертиза ЛенжилНИИпроекта доказала: в целом конструкции здания находятся в удовлетворительном состоянии, предаварийными (не аварийными даже!) являются лишь два участка перекрытий. К началу сентября ТСЖ сдает эту экспертизу, а также подготовленный проект первоочередных ремонтных работ в районную администрацию. 

 

Выражает готовность выступить их заказчиком и просит: 1) зафиксировать результаты обследования и исключить их дом из перечня аварийных и подлежащих расселению; 2) поучаствовать в финансировании ремонтных работ, расходов по проведению обследования и подготовке проекта. 

 

Забегая вперед, скажем сразу: вытрясти причитающуюся долю госсредств удалось лишь через три года и только через суд. Что же до пункта один — исполнение которого, казалось бы, каши не просит, — то на него ушел целый год. 

 

Сначала ГУЖА Центрального района приняло решение подать свою заявку на обследование дома в экспертную строительную комиссию (к тому самому Гринбергу), дабы та перепроверила обоснованность заключения ЛенжилНИИпроекта. Гринберг, не будь дурак, на сей раз не взялся на пустом месте настаивать на необратимой аварийности и входить в противоречие с доводами специалистов экстра-класса. Но на этом сказка о белом бычке не закончилась. Еще месяц ждали, пока соберется межведомственная комиссия и признает дом пригодным для жилья. Потом ТСЖ известили, что Жилищный комитет направил письмо об исключении их адреса из перечня подлежащих расселению, пообещав через два месяца проинформировать о результате. По истечении этого срока сообщили, что подготовлен проект соответствующего постановления городского правительства, и предложили ждать еще два месяца. Когда и они вышли, продлили срок ответа еще на 40 дней — мол, упомянутое постановление «находится на согласовании в установленном порядке». Этот ответ ГУЖА 

 

Центрального района датирован 18.05.2007 — притом что заветное постановление уже было принято более месяца назад (10.04.2007). Что не помешало ГУЖА вплоть до сентября вешать лапшу на уши, уверяя, будто это постановление все еще «находится на согласовании». 

ТСЖ тем временем — всего за три месяца! — провело ремонт двух аварийных квартир и заменило, где требовалось, перекрытия. Их обитателей на время работ переместили в другую квартиру этого же дома (ее сдавал один из собственников), оплатив аренду из общего котла. 

 

А сегодня у ТСЖ есть специальное помещение, которое может быть использовано для складирования мебели и вещей — кому это требуется на период ремонта. Тут еще много чего поражающего воображение современного питерского обывателя. С «сосулями» разобрались, не прибегая к так вдохновлявшему Валентину Ивановну лазеру, — на отремонтированной кровле установлен греющий кабель. Отреставрированы фасады, заменены несколько лестничных маршей, установлены новые лифты, капитально отремонтированы электросети и канализация, есть теперь и свои узлы учета тепла. Еще — заасфальтирован и благоустроен двор, приведена в порядок детская площадка, высажены цветы и кустарники, собственное место обустроено для сбора мусора, организована круглосуточная охрана (о комфортной ее службе позаботились особо: в специально оборудованном помещении есть и зона отдыха со спальным местом, и персональные «удобства»). 

 

— Сколько же вам все это стоило? — спрашиваю у председателя ТСЖ. 

 

— Часть работ оплатили из «общака»: за последние семь лет трижды скидывались по 300 рублей с квадратного метра. Одни сразу вносили платеж, другие — в рассрочку, жестких рамок мы не ставили, — поясняет Евгений Анатольевич. — В целом на все ремонтные работы ушло около девяти наших миллионов. Кроме того, мы участвовали практически во всех госпрограммах с долевым участием ТСЖ в 5 %. По ремонту фасада, например, на который городом было выделено 33 млн. Или замене лифтов. Город через конкурс определяет подрядчика, но мы очень жестко контролируем качество работ. Пока не сделают все как надо, акт приемки не подписываем. С этими программами, конечно, не все так просто. Во-первых, чтобы в них войти, нужно сильно постараться: я в администрацию как на службу ходил каждый день, чтобы наш дом включили. Во-вторых, хотя ТСЖ и является заказчиком, и номинально участвует в комиссии, конкурс проводят чиновники, деньги исполнителю переводит администрация. И если она тянет с оплатой, что бывает сплошь и рядом, выполнившая работу компания в суд подает на ТСЖ — мы ведь заказчики! 

 

— Ощутимо возросли суммы в квитанциях? По силам ли они тем же пожилым старожилам «писательской надстройки»? 

 

— Знаете, как раз именно наши старички-интеллигенты — самые аккуратные плательщики. А коммерсанты и средний класс тут хуже всех. Первые годы никаких дополнительных сборов не было, только квартплата. Управляющая компания — мы сами, с Жилкомсервисом вообще никаких дел не имеем. Чтобы решать вопросы, есть ГУЖА и администрация. Мы изначально решили, что живем по гостарифам, только на административно-хозяйственные расходы еще скидываемся по 2 рубля с квадратного метра (на бухгалтера, оплату канцелярщины всякой). Председатель работает на безвозмездной основе, управдому я первые два года платил из собственного кармана. 

 

Чтобы не тратить время на лишние слова, Евгений Анатольевич приносит несколько квитанций. Одна, октябрьская (когда еще не было счетчиков тепла), — на 6000 рублей, ноябрьская (уже с показаниями счетчика) — 4400. Это по квартире площадью 82 кв. м. 

 

— С тех, кто сдает свою недвижимость в аренду, берем по 500 рублей на охрану. Две тысячи в месяц платят за парковочное машино-место — землю мы оформили в собственность. 

 

— Долго бились за землю? 

 

— Почти два года на это ушло. Сопротивление было ожесточенное. 

— А вам не угрожали, не пытались отбить охоту проявлять инициативу? 

 

— Поначалу случалось. И по линии бизнеса пытались организовать неприятности (у Евгения Протченко несколько стоматологических центров. — Прим. ред.), и на разговор в темной подворотне приглашали. Но я им сказал: ребята, я свой бизнес строил в 90-е, и навык решать вопросы с такими, как вы, не утратил. Вроде поняли. 

 

— Евгений Анатольевич, а зачем вам все это? Собственность у вас тут, это понятно. Но ведь далеко не каждого этот мотив сподвигнет на такое упорное бодание с системой.

 

— Знаете, очень трудно объяснить, я бы и сам лично не поверил — но так жизнь сложилась, что я большой почитатель всех этих писателей. Мы переехали сюда в 1961-м, по обмену. Моя мать работала в местной жилконторе кассиром. Она была хорошим человеком, хоть и малоинтеллигентным. Всех тут знала, и ее все знали. И мне привила то уважение, которое сама испытывала. Когда дом оказался под угрозой расселения, «старички» пришли ко мне и предложили возглавить наше казавшееся тогда совсем безнадежным дело. Я решил — ну ладно, отдам года два-три, бог с ним, но надо дом отбить и привести все в порядок. Изучил ситуацию, вычислил слабые места, по которым и стал бить. Там ведь жульничество чистой воды. И иногда достаточно просто было прийти и сказать: а мы все знаем — и они отступали на шаг. Где-то приходилось пошантажировать, где-то продавить, а где и просто поорать. Но попутно я понял и другое: у дома тоже есть слабые места, что-то надо и с этим делать. Ну вот, шаг за шагом и двигались. Хотя я не думал, конечно, что так все затянется, что так будут мешать. 

 

Малая родина композитора Сeргея Слонимского: здесь, в «писательской надстройке», он живет с двухлетнего возраста, в этой комнате перед войной читал Евгений Шварц первый акт своего «Дракона».

 

Собственно, все, что удалось за эти годы «Писательскому дому», осуществилось не благодаря, но вопреки — прежде всего вопреки колоссальному сопротивлению машины, настроенной на распил бюджетных средств, а вовсе не на рачительное управление жилищно-коммунальным хозяйством. Теперь по сути те же люди, что всеми правдами и неправдами пытались вытряхнуть их из родного дома, а его самого целенаправленно доводили до уничтожения, рядятся в одежды спасителей исторического центра. Неудивительно, что компании «Город», по заданию стройкомитета заявившейся с обследованием, дали тут от ворот поворот. И, будучи пугаными воронами, заказали у проверенных уже специалистов свою экспертизу — призванную оценить состояние здания уже после всех выполненных ремонтных работ. 

 

— Мы уж как-нибудь сами справимся, — не сомневается Евгений Анатольевич. — Пусть государство сэкономит на обследовании нашего дома. 

 

Выспрашивая председателя несколько часов кряду обо всех подробностях борьбы и труда этого удивительного товарищества, хотелось ничего не упустить: глядишь, выйдет такая нужная для всех «инструкция по применению». Но в какой-то момент осеклась: а где еще найдешь такого Евгения Анатольевича? С его интеллектом и внутренней культурой, в редком сочетании с колоссальной работоспособностью и умением четко все организовать, талантом быть где надо — жестким и въедливым, а где пустить в ход свое обаяние; с его чувством юмора, в конце концов (а без него тут свихнешься за пару месяцев)… И много ли у нас найдется граждан, гораздых так упорно, как эти недобитые интеллигенты, преодолевать разруху — в том числе в головах, — а не только распевать хором песни протеста? 

 

И все-таки шанс, похоже, есть. Протченко что ни вечер отправляется по приглашению других ТСЖ делиться опытом. Жители Центрального района объединяются в общественное движение, призванное поставить под гражданский контроль смольнинскую программу «сохранения» исторического центра. А в идеале — убедить власть отказаться от ее реализации, по крайней мере в нынешнем виде.