Почему Крым не станет "второй Южной Осетией"
Полуостров называют самым пророссийским регионом Украины. Это так и не так одновременно.
Сегодня внимание экспертов и политиков всего мира приковано к Крымскому полуострову. События, происходящие там, вытеснили из информационных топов ближневосточные и кавказские сюжеты. Безопасность Крыма обсуждается в Совбезе ООН и в переговорах между лидерами государств "Большой восьмерки".
Развитие украинского политического кризиса пошло по революционному пути. Как справедливо заметил классик, главным вопросом любой революции является вопрос о власти. На каждый штурм Бастилии или Зимнего, как правило, формируется ответ в виде своей Вандеи и своего Дона. Начиная с XVIIIстолетия человечество ничего принципиально нового не придумало. Но данный алгоритм многократно увеличивает риски и угрозы там, где события развиваются в многоэтничном обществе с сильными региональными различиями, слабой общей гражданской идентичностью и дефицитом легитимности любой центральной власти. Сегодня мы наблюдаем это на примере Крыма.
В своих нынешних границах Украина существует только с февраля 1954 года, когда полуостров был передан Украинской ССР с формулировкой: "Учитывая общность экономики, территориальную близость и тесные хозяйственные и культурные связи между Крымской областью и Украинской ССР". Однако все эти связи гарантировались и обеспечивались в рамках единого советского проекта, с распадом которого встал вопрос о новых механизмах интеграции полуострова в новое независимое государство.
В СМИ Крымский полуостров называют самым пророссийским регионом Украины. Но это так и не так одновременно. Было бы крайним упрощенчеством, говоря об этническом большинстве полуострова (русские составляют чуть более 58%, или 1 млн 400 тыс. человек) и его интересе к России, не видеть и других настроений. После распада СССР здесь во весь голос заявило о себе крымско-татарское национальное движение (на полуострове крымские татары составляют около 12%, или порядка 246 тыс. человек от всего населения). Еще в 1991 году здесь были созданы органы самоуправления крымских татар (фактически параллельные структуры власти). Это курултай (национальный парламент, в который каждые пять лет проводятся выборы, в которых участвует все взрослое крымско-татарское население) и меджлис (подобие правительства). С ноября 2013 года его возглавляет Рефат Чубаров.
В течение всего периода независимости Украины крымско-татарское движение, с одной стороны, выступало в поддержку нового государства, нерушимости его границ, критикуя пророссийские устремления. Эти подходы поддерживала и центральная власть в Киеве, опасаясь сепаратистских угроз. Но в то же самое время оно претендовало на особый статус на Крымском полуострове, не слишком считаясь с всеукраинской правовой базой. В особенности это касалось земельного вопроса (практика самозахватов участков для репатриантов не на правовой основе, а посредством апелляции к исправлению сталинских преступлений). Нельзя игнорировать также особые отношения крымско-татарского движения с Турцией и интерес Анкары к обеспечению безопасности этой группы населения полуострова. Более того, "крымский вопрос" является для Турции не только фактором большой геополитики, но и внутренним сюжетом. Ни один турецкий политик не сможет игнорировать позицию своих многочисленных избирателей, имеющих крымско-татарское происхождение и так или иначе связанных с Крымом.
И хотя "украинский фактор" в Крыму менее выражен (украинцы составляют 24,3% от общего числа жителей полуострова, или 576 тыс. человек), его невозможно полностью игнорировать, особенно если говорить о чиновниках или правоохранителях, являющихся выходцами из других регионов страны.
Сейчас нередко можно столкнуться с утверждением о том, что "Крым – это вторая Абхазия или Южная Осетия". Между тем даже при поверхностном рассмотрении данный тезис не выдерживает критики. В отличие от Закавказья на Крымском полуострове после распада Советского Союза не было многолетних вооруженных конфликтов с беженцами, перемещенными лицами и человеческими жертвами. Здесь не было и непризнанных государств со своей отдельной неукраинской и внеукраинской инфраструктурой. Пик "крымского сепаратизма" пришелся на 1994 год, когда движение с характерным названием "Россия" победило на президентских выборах, имело солидное влияние и в парламенте автономии. Однако авторитарно-популистский стиль его лидера Юрия Мешкова привел к конфликту со вчерашними соратниками, крымскими депутатами. Этим тогдашняя украинская центральная власть умело воспользовалась, вообще отменив пост президента в Крыму.
Вторым фактором, усыпившим "крымский сепаратизм", стало подписание российско-украинского "Большого Договора", в котором Москва признала границы независимой Украины. Заметим, что пролонгация этого документа произошла практически сразу же после завершения "пятидневной войны" 2008 года на Кавказе, когда украинским президентом был не просто жесткий оппонент Москвы, но и друг тогдашнего грузинского лидера Михаила Саакашвили Виктор Ющенко. И не будь революционной смены власти в Киеве, сопровождающейся целым рядом символических шагов (взять хотя бы отмену региональных языков, чрезмерную политизацию истории), "крымский сепаратизм" находился бы в спящем состоянии, и далеко не факт, что проснулся бы когда-нибудь. За двадцать лет постсоветского развития крымские политические и деловые элиты были в значительной степени инкорпорированы в общеукраинские процессы.
В этой связи было бы большим упрощенчеством сводить положение дел в Крыму к пресловутой "руке Москвы". Следует иметь в виду, что реакция России на любой этнополитический конфликт на просторах бывшего СССР определяется (и будет определяться) не только тем, как к кому-то относится Кремль, но и тем, какое отношение он испытывает со стороны других, на какие вызовы с их стороны вынуждена реагировать. Здесь нет и не может быть улицы с односторонним движением. Не стала же проблема "русского Казахстана" фактором конфликта между Москвой и Астаной. К тому же для любого вмешательства должны быть свои предпосылки, которые в каждом отдельном случае не пишутся под копирку. Попытки же свести все конфликты межу центром и периферией в постсоветских странах к проискам России контрпродуктивны хотя бы потому, что игнорируют интересы местного населения, лишая его права на субъектность.