Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Тупик Гергиева

24 марта 2014 10:27 / Общество / Теги: памятники, стройка

Строительство новой сцены прибавило проблем старому зданию Мариинского театра.

Проект «Мариинки-2» был призван разгрузить историческую площадку и послужить созданию единого современного театрального комплекса. Однако, как выясняется теперь, места для костюмерных складов в десятиэтажной махине не нашлось, вопрос парковки не решен до сих пор, а обезобразивший охраняемые панорамы мост используется только как рекламоноситель: проектировщики промахнулись и переправа уперлась в межоконный проем старого здания театра. Его состояние оценивается теперь как катастрофическое — федеральный памятник, по выражению обследовавших его специалистов, «распадается» и «сползает в Крюков канал».

Что Гергиеву хорошо, то памятнику — смерть

Старт проекту реставрации и реконструкции исторического здания Мариинского театра был дан еще десятилетие назад. Работы решили проводить в рамках Проекта экономического развития Санкт-Петербурга с привлечением средств займа Всемирного банка. К осени 2002 года Фонд инвестиционных строительных проектов (ФИСП), выступающий в качестве технического заказчика, определил проектировщика: по итогам международного конкурса им стал возглавляемый Ксавье Фабром консорциум X. Fabre&Speller/Scene/Setec Batiment. Проект получил согласования КГИОП в 2003-м, а затем в 2006 г., успешно прошел главэкспертизу. Однако руководство Мариинского театра настояло на его замораживании до завершения строительства «Мариинки-2». Но и после этого маэстро Гергиев просил не спешить с началом реконструкции первой сцены, а подождать, пока не распределит все спектакли между имеющимися другими площадками театра. К тому же, как уверял Валерий Гергиев весной прошлого года, историческое здание Мариинского театра находится во вполне удовлетворительном состоянии, так что нет никакой нужды немедленно закрывать его на реконструкцию.

«Когда здание эксплуатируется, полноценно исследовать его очень трудно, — признается директор предприятия «Каменное зодчество» Ирина Любарова. — К некоторым местам нас так и не допустили, позволили сделать только 37 небольших по площади зондажей».

Тем не менее выводы специалистов оказались далекими от нарисованной худруком вполне благополучной картины. Неравномерные просадки фундаментов, интенсивные деформации стен, громадное количество трещин — в том числе сквозных и сверху донизу, суммарное отклонение стоек ярусов до 10 см, деформация пола до 11 см, вблизи канала влажность кирпичной кладки достигает 13% (при норме 2–3%). Характеристики, выданные госпожой Любаровой на последнем заседании Совета по наследию, повергли аудиторию в шок: «очень и очень тяжелое состояние стен», «фермы сильно провисли», «корпус разваливается в стороны», «здание как бы сползает в Крюков канал».

Усе пожрала Мариинская впадина

Госпожа Любарова (по ее же определению — «член единого дружного коллектива, с которым мы работали и на реконструкции здания БДТ») склонна видеть причины описанного катастрофического состояния «во взрывах времен войны» и сгнивших (местами — на 20%) деревянных лежнях. Очевидное нежелание вступать в конфликт с «дружным коллективом» заставляет Ирину Петровну относить последствия строительства «Мариинки-2» к «влияниям второго порядка».

С такой версией категорически не согласен профессор Владимир Улицкий: «А в том, что лопнули маячки, установленные в 2006, 2008 годах, тоже фашистские бомбы виноваты?»

Проблемами ликвидации последствий войны на этом объекте профессор занимался с 1965 года. А в начале нулевых был техническим директором проекта Перро. По словам господина Улицкого, его команда (ЗАО «НПО «Геореконструкция-Фундаментпроект») делала щадящие исследования и настаивала на применении особых, соответствующих уникальности соседнего памятника технологий. Но заказчик в одностороннем порядке расторг контракт с ГРФ — заявив, будто строительство котлована по его проекту (утвержденному Главгосэкспертизой) не гарантирует безопасности окружающей застройки. Из положенных по контракту 315 млн рублей ГРФ заплатили около 170 млн и заключили новый — с КБ ВиПС, на сумму 346 млн, которая затем удвоилась. Последовали судебные тяжбы, но никаких доказательств вины ГРФ заказчик так и не представил и от своих встречных финансовых претензий в итоге отказался.

Другой громкий скандал был связан с выявленными Росфиннадзором нарушениями при устройстве так называемой стены в грунте: по оценкам ведомства, освоенные очередным генподрядчиком (Генеральной строительной корпорацией) 835 млн были использованы неэффективно, а состав и параметры сооруженной ГСК платформы не соответствовали проектным характеристикам прочности.

Стоит напомнить, что не один год строительство второй сцены вообще велось в отсутствие согласованного проекта. Обращаясь к его хронике, обнаруживаешь немало удивительного. Например: «Строительство второй сцены углубилось уже на 9,5 метров. Выяснилось, что на дне котлована грунта как такового нет — только жидкая суспензия».

Через год, в феврале 2009-го, рапортуют о начале заливки первого этажа. А через четыре месяца премьер Путин дает поручение провести конкурс на новое архитектурное решение «Мариинки-2».

Сделайте нам комфортно

Казалось бы, катастрофическое состояние уникального памятника требует прежде всего бросить все силы на его укрепление и реставрацию. Провести полную и доскональную диагностику, выработав на ее основе план спасения исторического здания.

Однако проект, представленный совету мсье Фабром, продемонстрировал совсем иные приоритеты. Главная задача, по его словам, состояла в «создании комфортных условий для театра», «удовлетворении технических требований, диктуемых современной сценографией» и обеспечении безопасности.

Для удобства погрузки-разгрузки декораций и чтобы опять-таки «в более комфортных условиях» их монтировать, предлагается перекрыть двор. Внутри — установить движущуюся вверх-вниз платформу, позволяющую перемещать декорации на уровень сцены. Это, уверяют разработчики, будет самонесущая конструкция — без опирания на стены, так что они не пострадают.

Оркестровую яму перенести «на историческое место», под партером организовать технический подпол, где разместится современная вентиляционная система. Старые перекрытия при этом будут разобраны и заменены на новые, фундаменты усилены. Попутно решат задачу улучшения видимости сцены — увеличат наклон партера.

Конфигурацию фонаря крыши изменят: чтобы «создать объем для дымоудаления» и получить возможность поднимать колосники на два метра. Объем бывшего зимнего сада приспособить под костюмерные склады. Следуя современным нормам и требованиям, установить лифты для маломобильных групп населения — под это присмотрели имеющиеся проемы, но они тесноваты, так что придется старые стены «растесать».

Следуя пожарным требованиям — развести выходы для публики и оркестрантов, для чего предлагается прорубить дополнительные в главном фасаде.

Так сегодня выглядит главный фасад

В главном фасаде предлагают пробить дополнительные "пожарные" выходы.

Ну и поскольку с появлением «Мариинки-2» «тут появилось новое значимое общественное место», западный фасад не должен теперь выглядеть «задним», как было до сих пор. Надо сделать его попышнее, на манер главного — чтоб, значит, гостям новой сцены радовать глаз. Амбиции отцов «Мариинки-2» упаковываются в слова о необходимости восстановления исторической справедливости. Совету напомнили, что при реконструкции 1960–70-х годов фасад работы Шретера претерпел изменения. Ритм окон и аркад стал не таким мелким. Окна верхнего яруса оказались частично заложены.

Предлагается вернуть прежнее членение, окна раскрыть, фронтон воссоздать «на период Шретера» и восстановить террасу.

«Гроб качается хрустальный»

Александр Кононов, выступивший на совете в качестве рецензента проекта, сравнил такой ход с абсурдной попыткой «натянуть на советскую пристройку проектный фасад Шретера», не существовавший в реальности. Исполнение вольных вариаций на шретеровскую тему рецензент сравнил со свадебным тортом и призвал оставить в покое советскую пристройку. Частичное изменение габаритов окон первого этажа Кононов полагает возможным (хотя продиктовано это скорее не стремлением восстановить сомнительную историческую справедливость, а намерением сделать там кафе). Что же до оформления фронтона, то его изображений авторства Шретера не сохранилось, указала Елена Богданова, представлявшая выводы историко-культурной экспертизы на проект приспособления исторической Мариинки.

Проектное предложение по превращению заднего западного) фасада в "свадебный торт".

Рассматривая предлагаемую надстройку над южным двором, члены совета сошлись на недопустимости ее возвышения над существующими корпусами. Предлагаемые изменения конфигурации кровли с разборкой стропильной системы (входят в предметы охраны) были расценены как прямое нарушение закона. Доводы Ксавье Фабра о том, что новый фонарь не станет выше, не убедили: оставаясь в пределах конька по высоте, он ощутимо расширяется, расползаясь практически на всю площадь кровли.

Не нашли поддержки и предложения по переустройству объема бывшего зимнего сада. Александр Кононов напомнил, что проект 2006 года предполагал перевод всех костюмерных складов первой сцены в новое здание. Но там помещений для них почему-то не оказалось. По ходу презентации выяснились и еще более удивительные обстоятельства. Оказалось, что столь возмутивший горожан стеклянный мост, обезобразивший панораму Крюкова канала и перекрывший вид на Никольский собор, вообще не может использоваться по своему прямому назначению. Он остается целиком подвешенным к фасаду нового здания, а в старое так и не вошел — промахнулись, и переправа уперлась в межоконный простенок, не попав в этаж. Как пояснил мсье Фабр, «в нашем варианте переход не так был решен, но теперь мы вынуждены считаться с тем, где он находится». Теперь архитектор полагает возможным «обыграть это примыкание как случайное». А обойтись без пробивки дыры в исторической стене и слома конструкций эти игры не могут.

В поисках косого снайпера

Получается, весь год от города этот скандальный прокол скрывали. И как-то без особых проблем обходились без связки двух зданий, на жизненной необходимости которой так настаивали. При этом, похоже, втихую извлекая из сложившейся ситуации свою выгоду: используя мост как рекламоноситель. С момента ввода в строй второй сцены он покрывался постерами, зазывающими то в Китай, то на фестиваль «Белые ночи». Так без видимых признаков стеснения распростились и с единственным оправданием появления этой дикой конструкции — ее прозрачностью.

Александр Кононов предложил совету твердо настоять на ликвидации этой градостроительной ошибки: «Сначала надо найти решение, которое не портило бы охраняемые панорамы, а потом уже под него прорабатывать решения по западному фасаду».

Глава КГИОП Александр Леонтьев напомнил, что экспертизу мост не проходил вовсе, так что у комитета вообще нет юридических оснований его согласовывать. «Ни пробивки, ни переход у нас не пройдут, об этом можно не беспокоиться, — заверил чиновник. — Конечно, надо переделывать. Такой монстр не может тут существовать».

Жаль, что за рамками обсуждения остался вопрос о том, как вообще подобное могло получиться. Кто это сделал? Что за косые снайперы — негораздые даже, простите, попасть в нужную дырку?


А сдается, в зале присутствовал персонаж, способный дать необходимые комментарии: технический директор КБ ВиПС Кшиштоф Поморски. Польский конструктор, в компании с русским архитектором Андреем Панферовым зарегистрировавший эту контору в Польше с уставным капиталом в $3 тысяч — коли верить открытым источникам в интернете. Произошло это аккурат перед тем, как КБ ВиПС перехватил контракт у «Геореконструкции-Фундаментпроекта». Обосновавшись в Петербурге, господин Поморски успел выступить в поддержку «Охта-центра», раскритиковать нашу странную упертость в стремлении «охранять все — от Эрмитажа до курятника» и пообещать решить задачу подземного паркинга под Дворцовой площадью, если таковую перед ним поставят.


Именно КБ ВиПС как генпроектировщик «несет полную ответственность перед заказчиком и государством за проект и его осуществление», — утверждал Кшиштоф Поморски, комментируя ход строительства «Мариинки-2» еще в 2009 году.

Сегодня он, похоже, не считает нужным принимать ответственность за промашку и вообще не видит причин для раскаянья. Отделывается напоминаниями о том, что мост-де предусматривался «как важный технологический элемент», а «проект прошел слушания Градсовета и неоднократно представлялся КГИОПу». Умалчивая при этом, что согласования 2003 и 2006 г. давно утратили свою силу, а в части моста и вовсе никаких юридических обоснований не имеется до сих пор. И что эксперты Градсовета тогда наградили проект множеством весьма нелестных определений — сравнивая его то с торговым ангаром, то с павильоном автобусной остановки и предлагая авторам поучиться рисовать.

Кстати, на том же была жестко раскритикована и предложенная организация внутренней стоянки лишь на 93 машины (для работников театра). Притом что норматив требует обустроить здесь парковочных мест впятеро больше. В 2010-м появились сообщения, что КБ ВиПС разработал проект подземной трехуровневой парковки под Крюковым каналом. Пояснялось, что въезд в паркинг площадью 3 тыс. кв. м будет организован через тоннель со стороны Театральной площади и будет иметь 8 подземных лифтов — чтобы прямо со стоянки попадать в театр. Господин Поморски уверял тогда, что проблем с решением попутных технологических проблем не будет: «Глубина канала всего два метра. А плотность воды меньше, чем грунта, поэтому построить подземный паркинг под каналом даже проще».

Страшно даже представить, куда может угодить такой паркинг с подачи уже продемонстрировавшего свою меткость господина Поморски.

Хамство как культурная миссия

Резюмируя рассмотрение проекта реконструкции исторического здания Мариинского театра, Александр Кононов напомнил: «Сегодня мы рассматриваем не полноценный проект приспособления, а только изменение прежних решений, согласованных в 2006 году. Было бы правильно теперь оценить и то, что согласовали тогда. Тот проект не проходил государственной историко-культурной экспертизы, и законодательство с тех пор изменилось. К тому же приспособление разрешается только при сохранении предметов охраны. А они были утверждены КГИОП лишь в 2013 году. Из всего увиденного здесь, в этом зале, можно сделать лишь один вывод: во главу поставлены прагматические задачи — подвоз декораций, устройство вентиляции, выполнение пожарных требований и прочее, а сохранению памятника отведено последнее место.

С тем, что все перевернуто с ног на голову, согласился и Александр Марголис: «Предлагается разукрасить западный фасад потому, что появилась вторая сцена, новые обзорные точки. Мы что, теперь все памятники будем подгонять под виды, открывающиеся из окон и с балконов новостроек, возникающих в центре? И это, и чудовищная история с мостом — звенья одной цепи. Демонстрация полного пренебрежения к охране наследия. Навязывание нам новой этики, новой системы ценностей. Прямое повреждение памятника и нарушение закона. Безумное, преступное решение. Состояние памятника катастрофическое, он сползает в Крюков канал. Это, а не новую вентиляцию надо обсуждать в первую очередь. Необходимо провести полноценную диагностику и разработать проект спасения памятника.

Старая открытка. Вид Мариинского театра на начало XX века

Отбиваясь от критики, архитектор Ксавьер Фабр продолжал настаивать на необходимости создания комфортных и современных условий, ссылаясь на то, что во всем мире расположенные в исторических зданиях театры раз в 30 лет проходят коренную реконструкцию.

«Не подскажете, господин Фабр, готовится ли проект полного обновления Гранд Опера?» — полюбопытствовал Александр Марголис. И, не дождавшись ответа, выразил надежду, что если таковое и случится, то будет сделано более деликатно.

В итоге совет постановил поддержать разработку документации по реставрации исторического здания, исключив примыкание к нему моста и пробивку проема. Мост признали градостроительной ошибкой, требующей ликвидации. Затея с «натягиванием» псевдошретеровского фасада на советскую пристройку была отклонена. Здесь возможна только реставрация. Локальные изменения, воссоздание ранее утраченных элементов признали допустимыми лишь при наличии достоверной иконографии. Дворы не посчитали нужным исключать из перечня предметов охраны, рекомендовав снизить отметку перекрывающих их плоскостей (чтобы не изменять имеющийся вид). В итоговое решение совета включена и рекомендация профессора Улицкого — провести полноценные геотехнические изыскания, дополнительное обследование конструкций и на их основе с помощью математического моделирования обеспечить сохранение уникального здания.

Общий же вывод, увы, совсем не утешительный: гигантское здание, построенное по соседству со старым якобы для решения его проблем, их только усугубило. Но, судя по новому замаху, маэстро Гергиев и компания остаются верны своей шкале ценностей.

В которой вопиющее хамство проходит по разряду высокой культурной миссии.

После попадания фашистской бомбы, сентябрь 1941 г.