В России недостаточно сирот

Эта история произошла в Колпине в августе 2012 года. Инспектору по делам несовершеннолетних районного отдела полиции Елене Ивановой позвонил аноним и сообщил, что на Лагерном шоссе в сарае с собаками живет «мальчик Маугли». Аноним просил сообщить «о принятых мерах».

Маугли в сарае не нашли

Инспектор Иванова вместе с участковой Пичугиной отправились в частный дом на Лагерном шоссе на окраине Колпина. Дома оказались бабушка и ребенок, который бегал голышом: лето, да и в доме тепло.

Как потом рассказывала бабушка Лилия Германовна Агафонникова, инспектор Иванова заглядывала в комнаты, за шкафы и косяки, что-то писала, сидя за столом. Бабушка наивно отвечала на вопросы: в садик 5-летний Андрюша не ходит, потому что не жует твердую пищу, дома его кормят жидкой и протертой. Врачей не вызываем — ребенок домашний, не болеет. Пока он еще не говорит, но пытается, учим, занимаемся, но вот он такой, не совсем как все.

Инспектор показала бабушке повестку для дочери, чтобы та назавтра пришла для дачи объяснения. Бабушка расписалась…

Показания Е. Ивановой на суде: «…ребенок голый, босиком. Он улыбался… Я долго анализировала… это можно сравнить только с оскалом собаки. Наверное, живя с этими собаками, только от них мог такому научиться...»

На следующее утро группа из полицейских, чиновников, врачей подкатила к дому на Лагерном шоссе на нескольких машинах и скорой помощи. Хозяйке пригрозили: не откроешь — вызовем ОМОН! Люди в погонах и без, с фото- и видеоаппаратурой заполнили двор, дом, заглядывали во все углы и сараи — в поисках «Маугли».

— Что-либо объяснять было бесполезно, — вспоминает Лилия Германовна. — Нас с Катей никто не слушал. Они пришли Андрюшу забрать. Их было так много, и каждый чего-то требовал, что-то выглядывал… Страшно было очень.

Презумпция виновности

Когда Катя в 2007 году родила Андрюшу, ей было 17. Алексей, тремя годами старше, так и не женился, хотя обещал. Его родня настояла на экспертизе ДНК, подтвердившей отцовство сына. Кате это не помогло, но обидело. С грудным ребенком она вернулась к маме, хотя могла подать на Алексея в суд как несовершеннолетняя и на алименты.

 В мамином доме 1948 года постройки достатка не было давно. В детстве Катя занималась и музыкой, и балетом, но детство закончилось, а юность не очень радовала. На руках у бабушки Лилии Германовны, еще недавно работавшей в «Ленконцерте», оказались сразу трое: дочка Катя с ребенком и младшийсын Николай. Лилия завела домашнее хозяйство, держала коз и кур. Как в любом частном доме, у них жили и кошки с котятами, и во дворе собаки: дворняга Кутя и клубная овчарка, но инвалид, знакомые отдали, предупредив, что Жаконя «не жилец».

Ребенок рос улыбчивый и добрый. Вот только с трудом складывал звуки в слова. Бабушка с мамой приспосабливались к поведению Андрюши, общались на форумах с друзьями, у которых были похожие проблемы. Стали подозревать, что у мальчика аутизм. Поплакали: судьба аутистов в России незавидна, как умственно неполноценных их определяют в детский дом, затем в психоневрологический диспансер. Такого будущего для Андрюши мама и бабушка не хотели, боялись, что отберут малыша, а потому старались с бедой справиться сами.

К пяти годам мальчик говорил отдельные слоги и слова, рисовал, складывал «лего», любил слушать музыкальные сказки и подпевать. Знакомые удивлялись, как Андрюша без капризов и уговоров сам шел спать, раздевался и укутывался с головой под одеялом — подушку не любил.

«Комиссию» малыш встретил, доверчиво улыбаясь, не догадываясь, зачем пришли чужие люди, опять разделся… Но для «протокола изъятия» надо было, чтобы ребенок был «вялый», «заторможенный», «бледный и совсем худой». Диагноз врачи установили на месте: «При осмотре состояние ребенка средней тяжести… Слизистые влажные, чистые, зев спокоен… хрипы не выслушиваются. Госпитализирован с диагнозом: ОРВИ, белково-энергетическая недостаточность, анемия?» (под вопросом).

То в садике, то в поликлинике бабушке нет-нет да скажут: вы, мол, мальчика-то больше одного на шоссе не отпускайте, а то опять будет полиция "спасать"... Фото Елены Лукьяновой

С вещами на выход

Маме с ребенком предложили быстро одеться. На улице ждала скорая. Дома у Андрюши из-за стресса расстроился желудок, по дороге в детскую больницу № 22 еще и температура поднялась. А по больнице уже пошло: привезли Маугли, то ли из сарая, то ли с улицы, в общем, тяжелый. Андрюшу взвесили — 17,2 кг, рост 116. Взяли кровь на анализ. Минут через 10–15 сказали, что надо срочно сделать переливание, — низкий гемоглобин, и их отправили в палату. Никаких документов не показывали.

Из протокола суда:

Судья: У вас спрашивали согласие на госпитализацию ребенка?

Катя: Меня поставили перед фактом.

В тот же день было готово постановление местной администрации МО г. Колпино за подписью главы Е. Лащука «об отобрании несовершеннолетнего Агафонникова А. А. в соответствии со ст. 77 Семейного кодекса РФ, принимая во внимание создавшуюся непосредственную угрозу жизни и здоровью, в связи с уклонением матери от выполнения своих родительских обязанностей». Для дальнейшего устройства Андрей передавался органам опеки и попечительства МО. Об этом маме сообщили прямо в больничной палате. В слезах покинув больницу, Катя направилась в сопровождении инспектора Ивановой в отдел опеки. Там подтвердили: по статье 77 Семейного кодекса с ребенком ей видеться нельзя.

Через день(!), 24 августа, было готово исковое заявление за подписью главы Лащука о лишении Кати родительских прав и взыскании алиментов: «Для ребенка не создано надлежащих жилищно-бытовых условий, жилое помещение ветхое, требует капитального и косметического ремонта, захламленное… одежда и обувь ребенка не соответствуют полу, сезону и возрасту, развитием ребенка и организацией досуга мать не занимается… не получал медобслуживания, вакцинация не проводилась, ребенок истощен…»

Все эти обстоятельства были «выявлены» за какие-то полчаса, потому что, как сказала одна из членов комиссии, «разговаривать не было времени»… Еще через неделю, 31 августа, было возбуждено уголовное дело по ст. 156 УК РФ, дознание продолжалось два месяца. В обвинительном заключении сказано, что Катя,«осознавая противоправный характер своих действий и желая этого, умышленно, ненадлежащим образом исполняла обязанности по воспитанию сына. Допускала факты жестокого обращения: на протяжении длительного времени не предоставляла ребенку полноценного питания, нормального спального места, ограничила общение сына только с живущими в доме собаками, вследствие чего ребенок не понимает человеческую речь, общается «на языке животных» (имитирует скуление, рычание), умышлено оставляла сына без присмотра взрослых, в условиях, опасных для жизни...»

Бабушка с мамой почти каждый день, несмотря на запрет, навещали Андрюшу в больнице, что зафиксировано врачами. Его перевели в инфекционное отделение в… одиночный бокс. Медсестра сказала, что никакой инфекции не нашли. Но целую неделю мальчик в «одиночке» визжал от страха, бился в двери, спал стоя… Санитарки говорили, что они его боялись.  

Инфекций у ребенка и вправду не обнаружили никаких. Основным диагнозом было ОРВИ, сопутствующими — анемия, дистрофия и пр. Но при росте 116 вес 17,2 кг это норма, катастрофа — если 13–15 кг, а низким гемоглобином за полтора года разбирательств никто из обвинителей Кати больше ни разу не поинтересовался. Ни разу!..

За это время у мальчика побывало немало разных врачей. И лишь одна в детской больнице в самые первые дни несчастья сказала бабушке, что мальчик, похоже, болен от рождения. И лекарства тут не помогут.

Но маховик остановить было уже невозможно. Против мамы начались следственные действия. Судьбой ребенка распоряжалась местная администрация, пожелавшая лишить Катю родительских прав. То, что Катя не была ни наркоманкой, ни алкоголичкой, некурящая и работящая, лишь замедляло работу чиновничьего конвейера.

Сейчас мама работает в городе – уезжает рано утром, приезжает вечером. Но все выходные – вместе. Фото Елены Лукьяновой

Маме — не принадлежит

Когда Катя и бабушка Андрюши прочитали у дознавателя свои показания, удивились, что могли такое наговорить на себя. Бабушка предполагает, что, расписываясь за повестку для Кати, она расписалась и за свои показания, не поняв происходящего. Катя пошла в отдел опеки. Там ее «утешили»: ну, мол, лишат тебя прав, а через полгодика подашь в суд и восстановишься… Бабушка записалась на прием к местному депутату Олегу Милюте — заместителю главы МО г. Колпино. Рассказ, что Андрюша особый ребенок и что его насильно забрали из дома, на депутата не подействовал.

Когда началась вся эта история, Нелли Панова, начальник отдела опеки и попечительства Колпина, была в отпуске. О «Маугли» и действиях прокуратуры узнала от коллег. Лилия Германовна пришла к ней на прием и принесла «обвинительный документ» — акт злополучной комиссии, где описываются ужасы дома на Лагерном и Андрюшу называют «колпинским Маугли». Нелли Ивановна поручила специалисту отдела Елене Боритко вновь посетить этот дом в спокойной обстановке. И сделать свои выводы.

Две добрейшие собаки во дворе тыкались в гостью носами. Домик небольшой, старенький, хотя внутри все удобства: вода, газовое отопление, ванна, туалет. Но в доме — уныние и тоска. Здесь давно не было достатка. И ремонта. Глаза невольно останавливаются на самом ценном: ножной машинке «Зингер», стареньком пианино, компьютере и множестве стеллажей с книгами. В комнате Андрея куча всяких игрушек и книжки на столе, детская кроватка без спинки. «Ему так удобнее в нее залезать, вырос уже», — говорит бабушка. Плесени, которая описана в акте, нет и быть не может — в доме паровое отопление, тепло и сухо. А вот фотографии: Андрюша еще маленький — в кроватке, в коляске, с игрушками, улыбчивый — вот они доказательства, их-то нельзя придумать и подделать! Последнее фото — в больнице. Грустное.

Бабушка пытается объяснить, почему в доме был беспорядок: летом делали ремонт системы отопления: меняли газовый котел, трубы, батареи — все это подкосило и так их скудный с Катей бюджет. Пришлось всю мебель отодвигать, вещи вынимать, перекладывать. И «гостей» не ждали. Хорошо соседи помогли с ремонтом, а то ведь мужчин у них нет, Катин брат в армии, а самим в доме тяжело со всем справиться.

Нелли Панова понимала, что в деле с этой семьей в ее отсутствие со стороны опеки был допущен косяк, что так спешно принимать решение об изъятии было нельзя. Но прокуратура настояла на своем. Теперь надо было исправлять положение. По закону иск о лишении родительских прав подает местная администрация, и Елена Боритко, как представитель органа опеки, должна была выступать в суде на стороне обвинения. Но Елена Анатольевна встала на защиту семьи.

"Андрюша самый способный, самый талантливый в группе", – сказали бабушке в детском саду. Фото Елены Лукьяновой

Из протокола судебного заседания:

Прокурор: У вас имеются противоречия в показаниях.

Боритко: «Колпинским Маугли» я не могла назвать — это противоречит моим этическим нормам. Запаха табака в доме не было, как и окурков. Верные показания те, которые я дала сегодня.

Прокурор: Так что, вы не читали, когда подписывали?

Боритко: Получается, что не читала. Оговорки неверны.

Сенсации не получилось…

Так у Андрюши наконец появились защитники. Нашли через друзей адвоката — денег дали добрые люди.

11 сентября на сайте городской прокуратуры и в газете «Петербургский дневник» появилось сообщение об уголовном деле против «нерадивой матери» с указанием ее имени и фамилии. На первом же заседании, где присутствовали сразу два прокурора (что большая редкость), обвинители явно чувствовали себя героями — на суд прибыли питерские телевизионщики, которых информировала прокуратура. Но судья неожиданно удовлетворила ходатайство адвоката Кати сделать процесс закрытым. Неудавшийся сюжет из зала суда телевизионщики заменили показом дома Андрюши: «На Лагерном шоссе в лагерных условиях жил мальчик…»

Мать или не мать…

Месяц с лишним Андрюша пробыл в колпинской детской больнице. Нелли Панова твердо стояла на том, что Андрюшу из семьи забирать нельзя.

1 октября 2012 года мальчика отправили в детский дом № 53 Выборгского района, на другом конце города. Когда Катя с Лилией Германовной до него добрались, их огорошили известием, что «Андрюша — дебил, кричит, не спит, всех пугает, ему требуется постоянный уход». Через день «порадовали» другой новостью: Андрюшу отправили в детскую психиатрическую больницу.

Мама и бабушка вновь бросились к Нелли Ивановне. Она успокоила: будем пытаться назначить временную опеку над ребенком. Привезла в дом на Лагерное шоссе главу местной администрации, чтобы доказать: да, бедно, но так, увы, пол-России живет. Добилась, что независимая районная комиссия разрешила бабушке установить временную опеку над внуком. Повезло еще, что бабушка прописана по другому адресу: жить в одном доме с мамой Андрюше запрещалось. К Кате была применена самая жестокая статья Семейного кодекса — 77, которая предполагает полную изоляцию ребенка от матери.

Через два с лишним месяца «плена» несчастного малыша удалось из детской психбольницы привезти домой на выходные. Андрюша из жизнерадостного общительного малыша превратился в вялого, постоянно голодного старичка. Он похудел и простыл. В чужой одежде, заторможенный, он бежал за нянечкой, едва звали кушать... Но уже через день домашней жизни сиял от счастья — бегал за котенком, прижимался нежно к маме и бабушке, засыпал в своей кроватке.

После этого мальчик провел в психиатрической больнице еще неделю — ему наконец-то был поставлен диагноз, который и для мамы, и для бабушки не стал неожиданностью — аутизм. Заболевание врожденное, установили врачи. Не лечится. И лучше его определить в дом инвалидов. Значит, обвинения о доведении ребенка до болезни ввиду жестокого обращения — несостоятельны… Андрюшу вернули домой к бабушке-опекуну, потому что и она, и мама на дом инвалидов были не согласны.

Это твой крест

Вроде бы все встало на свои места. Логично было бы местной администрации забрать исковое заявление. За что лишать Катю родительских прав? За то, что родила? Или не оставила в роддоме по малолетству? Но податели иска опять не стали ссориться с силовиками. 8 ноября 2012 года уголовное дело против Кати было направлено в прокуратуру Колпинского района.

Друзья посоветовали родным Андрюши: пишите детскому омбудсмену Светлане Агапитовой. Ее представитель Михаил Коломыцев посетовал, почему так поздно обратились: дело далеко зашло и прокуратура очень категорично против Кати настроена. В это время ребенку уже оформляли инвалидность. В конце 2012 года по рекомендации все той же Пановой они отправились в коррекционный детсад № 44.

— Какой мальчик-то хороший! И мама такая симпатичная… Катя, ты, наверное, его стесняешься. Я тебя понимаю. Это твой крест. Постараемся помочь, — поддержала маму заведующая Надежда Пюстонен.

Светлана Агапитова, встав на сторону Кати и ее ребенка, подчеркнула, что житейских драм — множество, а родителей, которые хотят вернуть детей, — единицы:«В суде наш представитель спрашивал: какую помощь оказывали семье, как именно с ней работали? Эти вопросы остались без ответов. И это очень странно. Система защиты семьи и детства создана не как контрольный и карающий орган. Прежде чем обвинять, они должны помочь спасти семью. Лишение родительских прав — это крайняя мера, когда все остальные уже использованы».

Но и после такого заявления молодую маму с ребенком-инвалидом продолжали «топить» и мучить…

Сюжет для Малахова

После трех месяцев «государственной заботы» Андрюша замолчал вообще. Он плохо засыпал, не хотел выходить за калитку, боялся. Он плевался, в знак протеста ложился на пол и стучал ногами. Стал нервным и агрессивным. Мама с бабушкой все понимали и терпели. Когда процесс длился уже не первый месяц, среди свидетелей обвинения появился… отец Андрюши. В судебном порядке было установлено отцовство. Новоиспеченный папаша вдруг решил отобрать сына у Кати. Почему он не помогал воспитывать ребенка все это время и бросил 17-летнюю маму на произвол судьбы, никто не спрашивал. Впрочем, после первого же посещения сына-инвалида пыл у 27-летнего «папаши» угас.

Более полугода длилось разбирательство по гражданскому делу. Наконец, 14 апреля 2013 года судья С. Семенова вынесла решение: в иске о лишении родительских прав и взыскании алиментов отказать. Но уголовный процесс был в самом разгаре. Ходатайство адвоката о прекращении дела в связи с положительным решением гражданского суда было отклонено. Отклонялись и ходатайства о назначении судебно-медицинской экспертизы о причинах заболевания Андрюши. Суд не принимал во внимание заключение врачей ЦВЛ «Детская психиатрия» о врожденном заболевании ребенка!.. Обвинение стояло на своем: «мать довела»…

Прокурор настаивал — «папа Леша» должен теперь представлять интересы ребенка в суде. Потому что стань представителем бабушка-опекун, у матери не будет претензий к дочери и дело надо будет прекращать. А этого прокуратура никак не хотела допустить! Затея с «папой» не удалась: за неоднократные неявки на заседания в качестве свидетеля обвинения «папа Леша» был оштрафован на 1,5 тысячи рублей. А интересы ребенка по-прежнему представляла Елена Боритко.

Одна баба сказала

Из протокола судебного заседания:

Адвокат: Кто рассказал вам о ребенке?

Инспектор Иванова: Меркулова Алина (коллега по работе). Она сказала, что у ее родственницы есть сведения о «Маугли», который живет в доме на Лагерном шоссе. Я дала свой личный номер. Но аноним не хотел называть свою фамилию.

Адвокат: Почему аноним не привлечен к делу как свидетель?

Иванова: Не могу пояснить.

Бабушка Лиля почти не сомневается, что «аноним» — жительница одной из улиц в их частном секторе, с которой они однажды повздорили. Тогда женщина бахвалилась, что у нее есть родня в полиции. Ни дознание, ни следствие обстоятельства анонимного звонка почему-то не интересовали.

С не анонимными свидетелями тоже оказалось непросто. Например, свидетель Д., живущий недалеко от дома Андрюши, отказался от написанных за него женщиной в погонах на бочке во дворе его дома показаний уже на первой встрече с дознавателем. И от вторых — тоже. Его вызвали в третий раз.

В суде спросили, оказывалось ли на него давление. «Да! Давление выражалось даже в интонации разговора со мной. Не нравилось, что я не согласен с написанным и не хочу ни в чем обвинять Катю».

Свидетель В.: Ко мне во двор пришла инспектор в форме и рассказала, какой ужас там творится: бегает маленький, голенький и голодный ребенок, он не говорит.

Судья: Так это ваши показания?

Свидетель В.: Это не мои слова слово в слово. Я просила переписать, потому что в тех показаниях было еще больше домыслов.

Судья: Вы говорили дознавателю, что все знаете со слов инспектора? Почему вы не сделали замечания?

Свидетель В.: Говорила и замечания делала.

И тот, и другой, и третий свидетели никогда в доме у Андрюши не были и ничего не знали вообще. И даже то, что они — свидетели обвинения.

А прокуратура против

Андрюша стал часто простужаться и болеть. Но это ни у кого не вызывает удивления. Теперь он как все. Час он с бабушкой добирается до садика, час обратно. Мама Катя работает в городе, уезжает рано, приезжает поздно. Андрюша каждый вечер стоит у окна и кричит, повторяя бабушку: «Мама идет!» — и бежит к ней, и виснет на руках…

Из протокола суда:

Прокурор: Как состояние ребенка теперь?

О. Косова, завотделением детской поликлиники: Физических недостатков нет. Психически его состояние не изменилось. Есть рефлекс не глотать твердую пищу— это симптом психологического заболевания, аутизм. Он живет в своем мире, не выполняет команд. Он понимает их, но не делает. У ребенка до 2–3 лет не установить эти отклонения.

Адвокат: Может ли аутизм быть приобретенным?

Косова: Я полагаю — врожденный.

Все, кто был связан с этим делом, решили: если Катю не лишили родительских прав, значит, и уголовное дело должно завершиться само собой. Ошиблись. Понадобилось еще полгода слез, мытарств, обращений, и непонятно, как дело бы обернулось, не подоспей указ президента РФ об амнистии. Судья предложила прекратить уголовное дело в связи с амнистией. Катя не возражала.

Но гособвинитель была против. Помощник районного прокурора Желейкина стояла на своем: подсудимая совершила преступление и должна быть наказана — в интересах ребенка…

Уголовное дело прекратили 15 января 2014 года.

1 сентября Андрюша пойдет в специальную школу, но жить он будет дома. Фото Елены Лукьяновой

7 марта у Андрюши был седьмой день рождения. Пришла поздравить и Нелли Ивановна Панова, а он с порога говорит: «Нетю куички. Нетю сааки». Нету курочки и нету собаки. Но тут же показывает нового котяру — здорового и ласкового… 1 сентября мальчик пойдет в интернат для особых детей. На комиссии в детсаду сказали, что из группы Андрюша самый талантливый: и буквы знает, и цифры, и цвета, и вообще — педагогически не запущенный. Его можно привозить только на учебу, а жить он будет у себя дома.

Директору интерната Андрюша понравился — мальчик смело сел к нему на коленку, показал сразу на люстру: «Япака самаась». Директор понял — лампочка сломалась, и как успел углядеть!

…То в садике, то в поликлинике бабушке нет-нет да скажут: вы, мол, мальчика-то больше одного на шоссе не отпускайте, а то опять будет полиция «спасать»… Откуда берутся такие немыслимые слухи, непонятно, но бабушку теперь уже ничем, похоже, не удивишь.