Свидетель своего времени

Олег Михайлович известен еще и как автор нескольких книг: "Вольный сын эфира" (репортаж-воспоминание о Матвее Фролове), "Автограф в антракте. 100 встреч-новелл-фотопортретов", детских книг "Зачем зайцу хвост?", "Давай с тобой молчать по телефону", поэтических сборников "Падающее яблоко" и "Меж бездной земной и небесной".

Он многократный лауреат конкурса журналистского мастерства "Золотое перо", Международного поэтического конкурса, посвященного 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина, премий Союза журналистов России. Вся профессиональная деятельность Олега Сердобольского связана с Информационным агентством ТАСС, где он работает почти полвека.

– В ТАСС меня никто не тянул, сам решил попробовать. Собирался работать в Карелии, проходил в Петрозаводске практику, пробовал себя там в жанрах фельетона, очерка. Редактор газеты "Комсомолец" обещал сделать вызов, но буквально за два дня до распределения получил оттуда письмо: "Уважаемый Олег, мы уже пригласили другого человека…" Я был в расстройстве – что делать, куда податься? В "Смене", где я тоже сотрудничал, у меня случился небольшой скандал: очень любил заниматься расследованиями, добирался до правды, разоблачал негодяев – в основном по письмам в редакцию. Редактором отдела был Толя Ежелев, ему не очень это нравилось, в "Смену" я тоже не мог пойти. На распределении комиссия посмотрела – диплом с отличием, говорят: хотите пойти в ТАСС? Мне повезло: это было время, когда таких молодых людей в ТАСС не брали, там работали солидные люди, и ТАСС был официальной пропагандистской машиной. Кстати, членом партии я тогда не был, вступил позже, в армии: через два года работы в ТАСС меня призвали, служил в войсках ПВО на Камчатке. После службы вернулся в ТАСС.

Конечно, я не планировал заранее всю жизнь провести здесь, получился непредсказуемый эксперимент, навязанный жизнью: полвека на одном рабочем месте. Когда я туда пришел, мне говорили – ну, старик, потрись годика три, присмотри себе нормальную работу и уходи, потому что эта крупорушка сделает из тебя дрова. Так многие поступали. Но сегодня я понимаю, что в ТАССе ни у кого нет двух одинаковых судеб, у всех разные пути в профессии.

Я живу по принципу – быть шире ТАССа. Нас ведь всегда называли "могилой неизвестного солдата". Если писать только информации, так и останешься безымянной строчкой на ленте. Но есть масса расходящихся кругов. Мне посчастливилось пообщаться с Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем, я много лет был знаком с Аркадием Исааковичем Райкиным, у меня были близкие доверительные отношения с Андреем Павловичем Петровым, поэтому, когда Наталья Ефимовна Петрова предложила мне сделать книгу о нем "Наш Андрей Петров", я сразу согласился. В течение лет двадцати я был активным автором нашего тассовского международного журнала "Эхо планеты", туда пишут в основном наши собкоры из разных стран. Поскольку Питер всегда был связан со всем миром, я отсюда писал и о Джине Лолобриджиде, и о Даниэле Ольбрыхском, о Вайде, о Вии Артмане, четыре раза Додин приглашал меня в зарубежные поездки с театром – было очень интересно посмотреть, что такое гастроли изнутри. Я брал интервью у Шостаковича, причем по его просьбе. Он приехал на премьеру цикла на стихи Микеланджело Буонаротти, посвященные его молодой жене Ирине Антоновне. И во время репетиции он спросил сотрудников филармонии: а не могу ли я дать интервью об этом цикле? Ко мне обратились и спросили: не хотите ли вы взять интервью у Шостаковича? Я шел к нему буквально на полусогнутых, мы с ним замечательно поговорили. Брал интервью у Астрид Линдгрен, и так получилось, что это было последнее интервью, которое она дала журналистам, – вскоре после этого она вообще перестала общаться с прессой. Мне повезло: попал в ТАСС в такое удачное время, время перемен, и ТАСС менялся все эти годы.

По-моему, и миф о его официозности был преувеличен. У меня, например, была возможность делать информации с улыбкой, у нас всегда была сильная традиция первоапрельских розыгрышей. Я был огромным поклонником этого жанра. Однажды первого апреля дал информацию, что Валерий Гергиев объявил конкурс на гимн Мариинского театра. У меня было интервью с Гергиевым, придуманное, где он говорил, что театру нужен свой гимн, что в конкурсе примут участие такие знаменитые музыканты, как Пендерецкий, Щедрин, из молодых – скрипач Илья Грингольц. Мы даже обещали дать премию всем участникам – по тысяче долларов, победителю посулили 10 тысяч долларов.

И ничего не согласовывали ни с театром, ни с Гергиевым. Смех оказался в том, что не было ни одного человека, который не поверил бы в эту информацию, нас перепечатали все информационные агентства, десятки печатных изданий! На следующий год по просьбе Гергиева мне позвонили из театра и просили придумать еще что-нибудь такое же веселое. Мы вообще весело жили. Я всегда пытался делать информацию живой, непредсказуемой. Наверное, самая для меня дорогая пора была, когда я на рубеже столетий несколько лет делал информационный вестник "Досье необязательной информации", сокращенно "ДНИ". В основу этого издания легла мысль, которая подтверждалась практикой: официальная, магистральная информация – кто-то приехал, кто-то уехал, подписали указ, прошла официальная встреча – проходит потоком, быстро забывается. А информация, которая оказывается как бы на обочине, бывает самой интересной и самой долговечной, именно ее помнят много лет – городская информация, которой очень не хватает на ленте. Это все выходило в авторском вестнике, у которого были подписчики. Что меня особенно тронуло, так это однажды на какой-то встрече в Домжуре ко мне подошла дама, преподаватель с журфака, и спросила: что-то мы давно не видели ваш вестник, почему? И была очень расстроена, что он не выходит: говорит – мы же на нем студентов учили!

Стихи писал всю жизнь. А для своих троих дочек – и вместе с ними – стал писать детские стихи. За всеми своими дочками записывал их первые слова, наблюдал, как они осваивают язык. Например, младшая, Ярослава, сначала сказала "мама-папа" а потом "Колгейт" – и я понял, какое влияние оказывает на ребенка телевизионная реклама. Или моя старшая дочка была долгое время уверена, что принцессу в "Спящей красавице" зовут "Крейсер Аврора". Я все это записывал. Больше всех наговорила Ярослава, младшая, за ней до сих пор записываю, хотя ей уже 21 год, она студентка третьего курса Консерватории. Она очень интересно и образно говорит. Как-то перечитывал эти тетрадки и понял, что ее слова – это первые строчки стихов. И, как сумасшедший папа, начал писать такие четверостишия, в которых две первые строчки – слова Ярославы, а две я дописываю до стихотворения. Получилась книжка из 650 таких коротких стихотворений "Давай с тобой молчать по телефону":

"Детей находят в мамах,
В своих любимых самых,
Которые и сами
Нашлись когда-то в маме".

"В супе заплавалась муха,
Выплыла муха, где сухо,
Вон как насупилась вся,
Ей столько супа нельзя".

"Когда наступает трава,
Приходит пора озорства,
В воде головастики топятся,
А бабочки замуж торопятся".

"Давай ты, папа, будешь крокодилом,
Слегка ужасным, но ужасно милым.
И будешь ты ужасными зубами
Пирог жевать с капустой и грибами".

Эта книжка получилась благодаря тому, что я уже почти 40 лет веду дневник. У нас в семье есть такая игра: а давай-ка посмотрим, что было в такой-то день такого-то года. Открываем дневник, и время оживает благодаря этим записям. Однажды за завтраком утром в воскресенье мы обнаружили, что нам всем приснился один и тот же сон. Я начал рассказывать свой сон, и оказалось, что старшая дочка тоже его видела, но она во сне была в другой комнате, и остальные увидели во сне тот же сюжет, но с разных точек!

Очень надеюсь, что сегодняшние молодые ребята, мои коллеги по ТАСС, будут лучше меня, удачливее. Они никогда не возьмут интервью у Курёхина, у Хейфеца, они никогда не пообщаются с Шостаковичем, Райкиным, Мравинским – но у них будут другие кумиры, другие великие деятели. Надо только помнить одно очень важное правило: если выбрал журналистику, значит, ты стал свидетелем этого времени, и твоя главная задача – оставить свое свидетельство времени в тех ощущениях, какое они вызывают именно у тебя.