Спектакль снимут? А ты не воруй!

Вокруг постановки разразился скандал: родственники и друзья поэта потребовали либо снять спектакль, либо убрать из пьесы имя поэта и всех его родных и близких. Эксперты "Золотой маски" считают спектакль питерского режиссера Семена Серзина умным и проникновенным и называют причины запрета формальными и непонятными. Лев Наумов, автор нескольких книг об Александре Башлачёве, говорит о незаконном использовании драматургами Ярославой Пулинович и Полиной Бородиной его текстов, его имени; о том, что с театром просто невозможно вести цивилизованный диалог. О своей позиции Лев Наумов рассказал "Новой газете".

– Лев, откуда такое увлечение Александром Башлачёвым? Его песни звучат практически только в кругу поклонников, имя уже не на слуху…

– Наоборот, сейчас его известность прирастает. Раньше было именно так, как вы говорите. Меня очень сильно заинтересовали его песни много лет назад. Я услышал их случайно, попытался что‑нибудь узнать об авторе, найти записи, но на тот момент не было доступно практически ничего. Я начал аккумулировать информацию о поэте, а 30 декабря 2005 года открыл сайт, не подозревая, что впоследствии выпущу три книги о нем. Идея книги возникла к его 50‑летию, тогда в 2010 году в издательстве "Амфора" вышла моя первая книга "Александр Башлачёв: человек поющий", включающая почти все – от стихов и биографии до списка выступлений, библиографии и интервью. Книга имела шквальный успех, вскоре возник вопрос допечатки. А все это время я собирал воспоминания, поступали новые материалы, потому я уговорил издательство не перепечатывать старый вариант, а сделать существенно дополненное издание. Оно получилось толще на 100 страниц и было переработано от начала до конца. Для меня это, по сути, новая, вторая книга.

– Вы согласовывали текст с родственниками Башлачёва?

– Мы что‑то обсуждали, им даже некоторые вещи не нравились, но никакого давления я не испытывал, у нас сложились теплые, взаимно уважительные отношения. Недавно в серии "Легенды нашего рока" издательства "Амфора" вышла моя третья книга. Она принципиально другая, написана с нуля – это не документальное повествование, а мое видение событий. Однако театральный скандал разгорелся вокруг первой книги "Человек поющий".

– Откуда вы узнали о пьесе?

– Мне давно стало известно, что фонд Прохорова дал грант на какой‑то спектакль о Башлачёве. Теперь выясняется, у фонда задачи были иные – должны были появиться два спектакля: один посвящен борьбе с наркотиками, другой – свердловскому року. То есть Башлачёв не фигурировал изначально. Так или иначе, прошло почти полгода, со мной связалась соавтор пьесы Бородина. Она спросила: с кем из людей, знавших Башлачёва, я бы посоветовал пообщаться? Я ответил, что в моей книге можно найти перечень имен. Мне показалось, что авторы на тот момент вообще не представляли себе главного героя пьесы, об этом говорят и их письма членам семьи поэта. Мне они сказали, что поедут собирать какие‑то интервью, и исчезли с радаров.

– Они хотя бы сказали, что собираются писать пьесу по вашей книге?

– Об этом речи не было. Я ничего от них больше не слышал, пока за неделю до премьеры со мной не связалась директор театра Наталья Санникова, дальше я общался только с ней. Она написала в начале июня, сказала, что в пьесе активно используется моя книга, и спросила, что я об этом думаю. Я тогда уезжал в экспедицию собирать материал для книги об Андрее Тарковском и попросил перенести разговоры на август. 8 августа я посмотрел видеозапись спектакля и сразу написал в театр: "К той бездарной профанации, которую вы мне прислали, я не желаю иметь никакого отношения и прошу никогда не упоминать меня в ее контексте".

– Что вас возмутило в этой постановке?

– По-моему, спектакль является бессмысленной ахинеей, представляющей дорогого мне человека в оскорбительном и не имеющем отношения к действительности виде.

– Ноавторы пьесы имеют право на свое видение.

– Безусловно, это было бы полностью на их совести, если бы они не использовали мой текст, но спектакль примерно на треть состоит из чтения моей книги по ролям. Мое имя стоит в афише и в программке. Более того, там показаны живые люди, которых я лично знаю: с ними никто не согласовывал их присутствие в спектакле! Например, мама Башлачёва, его жена. Даже не касаясь этики, я просто говорю, что не хочу иметь к этому никакого отношения. Однако оказалось, что даже после моего письма от 8 августа театр играл спектакль как минимум 15 и 30 августа, 27 сентября, 21 октября, 5 ноября. При этом использовал мое имя, невзирая на запрет. Когда были объявлены номинанты "Золотой маски", мне снова написала директор, было уже 8 ноября. Поняв, что я не иду на попятный, она ответила: ладно, мы больше не будем играть.

– Это не отдает цензурой?

– Когда я слышу слово "цензура" в свете этой истории, я начинаю думать, что у кого‑то неправильный словарь. Скажите, а если у вас угонят машину для нужд некого театра, будет ли ваше заявление в полицию отдавать цензурой? Кроме того, я не могу понять: у них два драматурга – какая проблема переписать реплики, сделав свой, оригинальный текст? Складывается впечатление, что поступить так что‑то мешает, иначе я не могу трактовать происходящее, ведь с августа по ноябрь достаточно времени.

– Если бы они написали оригинальный текст и убрали ваше имя из программок, вы бы не предъявляли им претензий?

– У меня не было бы юридических оснований. Да, возможно, мне бы все равно не нравился результат, но это было бы частным видением, на которое, как мы рассудили выше, я тоже имею право.

– Вы пытались еще как‑то достучаться до театра?

– Мы активно переписывались. Директор меня спросила: "Что нам делать 30 ноября, играть спектакль – или заменить его концертом?" Я сказал, что не вижу другого выхода, кроме снятия спектакля и последующей переделки пьесы. Санникова сказала: "Хорошо". Но спектакль оставался в афишах. Я писал: "Почему вы не снимаете спектакль?" Она отмалчивалась, и только 30 ноября, за полчаса до начала представления, ответила, что от нее ничего не зависит, что спектакль состоится. Так и произошло. Двое моих знакомых потом сообщили, что текст сохранен, из программки мое имя не убрали. Это, по‑моему, прямое хамство и хулиганство.

– С вашей точки зрения, здесь возможно мирное разрешение?

– Можно было говорить о мирном выходе, если бы вся история не дошла до категорий полного абсурда, когда Коляда публично заявляет, что режиссеру грозят набить морду. Кто именно угрожает? Критик Марина Тимашева? Или я? Я написал ему, что если угрозы исходят, например, от поклонников Башлачёва, то я готов помочь разрешить конфликт и спасти несчастного постановщика.

– Будете подавать в суд?

– Сейчас я этого не исключаю, хотя до 30 ноября был уверен, что не буду. Но они не держат слово, с ними невозможно договориться. Мне жаль, что из‑за этого страдают артисты, но они должны понимать, в чем участвуют.