Академия авторитаризма

Имя Дмитрия Дубровского связано с чередой громких увольнений из СПбГУ по политическим мотивам. На факультете свободных искусств и наук СПбГУ Дубровский занимал должность руководителя программы "Права человека", но в марте этого года с ним не был продлен трудовой контракт из-за затянувшегося конфликта с ректором Университета Николаем Кропачевым. Сейчас Дубровский является приглашенным преподавателем и исследователем Института Гарримана при Колумбийском университете в США.

О том, как меняется институциональная природа университетов в современной России, Дубровский рассказал на лекции "Академические права и свободы в России" в рамках проекта "Академия молодых демократов" молодежного демократического движения "Весна".

Особенности русского неокорпоративизма

Основная проблема высшего образования в России, по мнению Дубровского, в том, что "государство пытается выстроить политику в отношении академий так, чтобы лишить их не только академических прав, но и свобод". Это становится возможным потому, что подавляющее большинство университетов в России принадлежит государству. Логика правительства в таком случае предусматривает лишение университетов автономии путем превращения их в корпорации, создаваемые по образу самого государства. "Неокорпоративизм моден во всем мире, но в России он помножен на недемократизм и авторитарность политической системы", – замечает Дубровский.

"Мы наблюдаем, что постепенно сворачиваются все демократические процедуры" – так он комментирует процесс выстраивания управленческой иерархии в российских вузах. Сначала президент напрямую назначает ректора федерального университета. Затем ректор под предлогом проведения реформ отменяет факультеты и устанавливает институты, директоров которых сам же и выбирает. По мнению Дубровского, это делается для того, "чтобы институциональная природа факультета вообще ни в каком месте не могла сопротивляться корпоративному насилию и прямому административному нажиму". Таким образом, в университете выстраивается вертикаль власти, свойственная авторитарным режимам.

Подражание вузов государству наблюдается и в процедуре ректорских выборов в тех немногочисленных университетах, где они еще сохранились. "Там и черный пиар, и вбросы – все, что мы умеем. Это наши выборы в миниатюре", – рассказывает Дубровский. Для наглядности он вспоминает свою профессиональную практику в СПбГУ, где ректор в два с половиной раза сократил количество членов ученого совета, принимающего стратегические решения по работе вуза. "Соответственно, уровень управляемости и предсказуемости решений такого совета возрастает в разы", – говорит Дубровский.

Обида интеллектуалов

Нежелание академического сообщества противостоять сложившейся ситуации объясняется тем, что в 1990-е годы "пафос и восторг, с которым академия ожидала падение железного занавеса, не оправдался", считает Дубровский. Разочарование советской академической системы, освободившейся от оков цензуры, заключалось в том, что при всем желании она не могла включиться в стандарты жесткого международного рынка по ряду причин.

Во-первых, советский научный багаж, особенно в гуманитарной сфере, был пронизан партийной идеологией, а не научной мыслью. Во-вторых, наблюдалось серьезное отставание от западных коллег. Согласно Дубровскому, "по ряду гуманитарных дисциплин то, как мы преподавали и что изучали, – это хороший конец XIX века". В-третьих, он отмечает влияние социально-экономического фактора, когда лучшие люди находили себя в других сферах только потому, что в академической среде "просто нечего было есть". Наконец, правозащитник отмечает, что отсутствие единого профессионального сообщества хотя бы в одном научном секторе не позволило уже бывшим советским академикам обрести международную репутацию.

Не получив должного внимания на международной арене, российское интеллектуальное сообщество принялось создавать свой собственный закрытый рынок. Дубровский отмечает, что все это повлияло на рост ксенофобии среди многих российских преподавателей, а также сформировало неадекватную оценку собственной значимости и возможностей на мировом рынке. Он уверен, что академические права и свободы в сложившейся ситуации просто утратили свою значимость для преподавателей.

ДНК в вузах – это не про молекулы

С начала девяностых в российской науке возникло множество оторванных от международной практики направлений. Среди таких Дубровский называет толерантологию и культурологию: "Нет ни метода, ни поля исследования, а наука – доктора, советы, публикации, целое направление – есть".

В последнее время он наблюдает отчетливый уклон светских образовательных учреждений в сторону православия. Кроме того, что в учебных программах появляются направления православной социологии, педагогики и медицины, научные заседания в некоторых вузах начинаются с молитвы, а доклады исследователей напоминают проповеди в церквях. "Это происходит не потому, что церковь туда влезла, а потому, что ректоры считают, что это правильно и духовно. Для России прошлое становится фантастическим ресурсом, определяющим наше будущее", – утверждает Дубровский и указывает на возникновение жестких политико-идеологических схем, когда государство диктует, что правильно и неправильно в истории.

В качестве примеров подобного давления приводится желание чиновников ввести уголовную ответственность за "неправильное" толкование роли СССР в Великой Отечественной войне, создание комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России, особое внимание Дубровский уделяет попыткам министра культуры создать единый учебник истории. Его настораживает появление в образовательных программах сокращения "ДНК", которое расшифровывается Дубровским как "духовно-нравственный компонент": "В соответствии с последними указания Министерства образования ДНК должен входить во все образовательные курсы".

Он говорит о том, что мы являемся свидетелями процесса "деформирования профессиональных стандартов". В первую очередь в опасности находятся историки, поскольку, согласно Дубровскому, "когда государство диктует, что правильно и неправильно в истории, историки превращаются в идеологов".

Двойные стандарты образовательной политики

5 июля стало известно о закрытии фонда "Династия" Дмитрия Зимина. Фонд, занимавшийся популяризацией науки и поддержкой талантливых молодых исследователей, был признан иностранным агентом. Дубровский отмечает, что "образовательные и исследовательские учреждения все чаще становятся иностранными агентами", и приводит лишь некоторые случаи признания исследовательских центров иностранными агентами: "Первой ласточкой этого процесса было закрытие Центра социальной политики и гендерных исследований в Саратове, сейчас в этом списке – Петербургский центр независимых социологических исследований, просто потому, что он независимый и социологический. Он имел наглость проводить исследования в области условной "политической социологии", хотя политики там не было никакой".

Дубровский указывает, что ситуация в этой сфере продолжает обостряться: "Теперь появились нежелательные организации. Если вас финансирует зарубежный фонд, то вы враг и предатель. А если вы коммуницируете с такой нежелательной организацией, два раза вам назначат крупный штраф, а на третий вас ждет срок заключения от пяти лет".

Одновременно с этими процессами "от преподавателей требуется повышение цитируемости их исследований зарубежными изданиями, признание на международной арене, участие в международных конференциях. То есть, с одной стороны, делается все, чтобы минимизировать контакты, международные проекты во всех областях науки. С другой стороны, требуются публикации в зарубежных изданиях, которые не получить другим путем, кроме как через международное сотрудничество".

Без права на свободу

Дубровский выделяет ряд других проблем, обеспечивающих, по его словам, очень серьезное изменение институционального климата. Среди них – самоцензура на серьезные исследования табуированных в российском обществе тем: например, темы дискриминации ЛГБТ. По мнению Дубровского, "цензуры в российских вузах практически нет", а есть самоцензура, "основанная на страхе, который неадекватен реальным угрозам". Это же касается и российских СМИ. В итоге, уверен Дубровский, появляется "заговор молчания", когда очень немногие готовы "высказаться против несправедливости" и совершать "серьезный вызов своему положению, зарплате и карьере". К примеру, дискриминация или сексуальное домогательство вообще не обсуждается научным сообществом.

К числу существующих проблем правозащитник относит увольнение преподавателей за активную гражданскую позицию и негласное сокращение преподавательского состава путем убирания ставок и часов из нагрузки, а также "оптимизацию штата", когда для увольнения одного сотрудника могут быть переделаны отделения всего Университета. Возможность защиты прав и свобод преподавателей осложняется также из-за перехода на эффективные краткосрочные трудовые контракты и появления в них пунктов, "запрещающих критиковать работу институций, в которых работают преподаватели".

Выход есть

По словам Дубровского, "чтобы академия была не в таком печальном состоянии, в котором находится сейчас, а была конкурентоспособной на современном рынке идей, необходимо наличие академических прав и свобод". "В первую очередь это свобода обучения, дискуссии, проведения исследований и распространения их результатов, свобода выражать свое мнение о той системе институции, где ты работаешь, свобода от институциональной цензуры, свобода участия в профессиональных и представительных академических органах. Это то, что отсутствует в современной России сегодня".

"Люди, которые работают и учатся в Университете, вообще не имеют тенденции обращаться к процедуре защиты академических прав и свобод, даже думать о ней", – уверен Дубровский. Однако "практика показывает, что студенты сильно и коллективно сопротивляются", массово подписывая петиции в защиту уволенных преподавателей и других несправедливых решений. После увольнения Дубровского в его защиту студенты провели несколько пикетов, а петицию с требованием вернуть преподавателя в университет подписали более 16 тысяч человек.

Дубровский уверен, что инструментом защиты академических прав и свобод может стать также создание полноценных профсоюзов, но "для этого требуются публичные механизмы, которых у нас нет. Потому что нет доверия и нет консолидации научного сообщества".В качестве примеров развития академий в недемократических режимах преподаватель приводит опыт Сингапура, Казахстана, отмечая, что "в эту сторону движется и Киргизия". Он уверен, что "многие недемократические режимы пытаются обеспечить автономию университетов, потому что они уверены в своем будущем, а наш режим, видимо, нет. Давление на академию возникает в ситуации политического страха и чувствительности. Но известно, что чем больше давить на эту сторону, тем больше оттуда жар".