"Это какой-то страшный сон"

 Они назвали происходящее варварством, а руководство страны "неумными людьми". "Это дух не патриотизма, а глупости", – заявляют они, подчеркивая, что "тот, кто хоть раз в жизни реально голодал, никогда не поддержит уничтожение еды".

Реализация указа Владимира Путина об уничтожении продуктов, произведенных в недружественных, по мнению Кремля, России странах, взорвала интернет. Неожиданно большинство оказалось резко против президентской затеи, предложив, например, отправить еду в качестве гуманитарки в Донбасс. Или раздать нуждающимся в России, коих в нашей стране, только по официальным данным, 23 миллиона человек.

Правда, есть и те, кто поддерживает главу государства, хотя и "не до конца". Например, директор театра "Родом из блокады" Людмила Ивановна Демидова, будучи "по своей натуре законницей", полагает, что "закон, каким бы он ни был, надо исполнять".

"С другой стороны, жалко, конечно, продукты. Нельзя ли их как-то употребить, переделать? Я не очень в технологиях этих разбираюсь, – размышляет она. – Раздать нуждающимся? Не знаю... Судя по тому, что я видела по телевизору, продукты проверялись, и они не слишком хорошего качества. Лучше хлеб с солью поесть, как мы в блокаду, чем не из того сделанные продукты, просроченные, без сертификатов, как показывали по телевизору".

Научный сотрудник сектора источниковедения Российского института истории искусства блокадница Вера Викторовна Сомина подчеркнула, что для ленинградцев происходящее – это невроз. "Для всех это, может быть, ущемление дополнительных, в общем-то не очень обязательных радостей, а для нас... это просто немыслимо! Это какой-то страшный сон", – сокрушается собеседница "Новой". По ее мнению, "если ты уж такой безумный патриот и не хочешь этого покупать, отдай нуждающимся".

Сомина не считает, что сознание людей изменилось с "чтобы не было войны" к "настучать по кумполу нехорошим украинцам". Она полагает, что это бессознательное: "Люди плавно переходят из одного состояния в другое по указке тех, кому это выгодно. В сознании обычных людей ничего не меняется – меняется в указаниях. Все как в старых анекдотах – колебался вместе с линией партии. Они кочуют из одного состояния в другое, не думая и не разворачивая собственное сознание".

Крайне эмоционально на вопрос "Новой", как вы относитесь к уничтожению продуктов, отреагировала автор книги "Мой блокадный университет" кандидат экономических наук блокадница Людмила Леонидовна Эльяшова: "Очень плохо отношусь! Никак не могу с этим согласиться! Не выношу, чтобы уничтожали то, во что вложен труд! Тем более я не понимаю смысла этого!"

Она настаивает, что "это не тот способ ответа Западу": "Если уж эти продукты попали на территорию России, надо проверить их качество и раздать тем, кто не может себе этого позволить! Только так. Какой же это патриотический дух?! Это дух глупости! Глупый какой-то дух. Все это сверхнелепо".

"Уму непостижимо. Обалдели наши власти. В 2011 году, когда протестовал против рокировки, интуиция мне подсказывала, что все так и будет, но действительность превзошла самые смелые ожидания. Продукты же можно отдать в детские дома, бомжам (одни выпрашивают, другие стесняются). До последней точки дошли вертикальщики, что тут еще скажешь? Бред какой-то. Кому и что хотят показать? Они Западу не принципиальность демонстрируют, а свою дурость", – заявляет блокадник Игорь Степанович Андреев, не исключающий, что "создана еще одна лазейка для воровства – когда санкционкой будут торговать из-под полы".

Андреев, как и Сомина, вспоминает, как в начале 50-х им, подросткам, рассказывали, что негодяи западные капиталисты сжигают продукты, коих переизбыток, чтобы поднять цены для бедных потребителей: "И вот теперь картинка перевернулась".

Руководитель Санкт-Петербургской организации бывших малолетних узников фашистских концлагерей "Союз" Стелла Владимировна Никифорова родилась в 1939 году в Бельгии, два года провела в концлагере Равенсбрюк, где сожгли ее мать, затем десять лет в детском доме в Брянской области (не могли разыскать друг друга с отцом). "Все, кто голодал, как мы, правильно поймут, – уверена она. – Уничтожение продуктов – грех и варварство". Она присоединяется к остальным и настаивает, что еду можно и нужно раздать нуждающимся: "Мы ведь даже, когда хлеб остается, птичкам крошим. Сколько людей, которые просто голодают! Если продукты уже долго пролежали, как нам говорят по телевизору, например, те же абрикосы – можно на худой конец скотине скормить".

Никифорова вспоминает, как в детдоме в послевоенные годы мальчик Сережа "слыхал, как и мы, что такое сыр, но ни разу его не видел": "И медсестра как-то достала кусочек туалетного мыла, а Сережа подумал, что это сыр, кинулся и стал его есть. Пена изо рта пошла, он орал, испугался... Настолько мы были серые в отношении таких продуктов".

"Наш детский дом находился в Брянской области, три года под оккупацией, там шаром покати. Мы очень голодали, – продолжает Стелла Владимировна. – В 1949 году отменили карточки и чуть полегче стало. Макароны я, например, в первый раз увидела только в 4-м классе – темные, с дырочками, так нам нравились! Та же шрапнель, как теперь говорят, такая казалась каша вкусная! Так что нет-нет, я категорически против уничтожения еды".

Для собеседницы "Новой" до сих пор самое большое лакомство, если она голодна, – кусочек черного хлеба: больше ничего не надо. "Сколько мы трав съедобных знали, только бы чем-нибудь желудок набить! Наверное, только поэтому и выжили. Летом старшие нас учили, что можно, а что нельзя есть. Мой муж (они в годы войны в Сибири жили, там тоже голод был) после обеда всегда просил у свекрови по привычке кусочек черного хлебца. Хлеб для нас как для современных детей конфета был".

Стелла Владимировна вспоминает, как в детском доме выдавали маленький кусочек хлеба: "Выносить не разрешали, и я научилась крошить хлеб так, чтобы на выходе из столовой у меня его не находили (хлопали по карманам – вроде и нет ничего). А потом целый день я ходила и наслаждалась – сосала по крошке". Она может согласиться с тем, чтобы в магазины запрещенка не поставлялась, но "нельзя уничтожать, найдется кому отдать". "Хорошо, из гордости какой-то непонятной не хотят раздать тут, но в той же Африке сколько голодающих!" – переживает женщина, которая, несмотря на возраст, сохранила чрезвычайную бодрость.

Иногда Стелла Владимировна выступает в школах, и однажды второклассник ее спросил: "А в лагере хлеб был свежим?" "И учительница меня просила им объяснить, что такое голод, так как они иногда хлебом кидаются. А я ответила, что это невозможно объяснить, только если самому испытать. В итоге я им сказала, что понять, что такое голод, трудно, но сочувствовать голодающим они должны".

95-летняя Вера Николаевна Файнзильбер, одна из создательниц блокадного детского дома, сначала просит корреспондента "Новой" говорить громче, так как плохо слышит, многократно за это извиняется, но как только она разбирает фразу "уничтожение продуктов", ее прорывает: "Это ужасно, это страшно, это безобразие! Когда столько голодных, бомжей – в Купчино у нас им добрые люди приносят котелочки, чтобы подкормить. Я человек верующий. Это грех – уничтожать еду! Люди, которые это делают, грешники! Каждый порядочный человек осудит происходящее. Это ужасно, лживо и отвратительно!"

Она много вздыхает, периодически эмоционально восклицает: "Ой-ой, варвары!" И признается: "Телевизор теперь смотреть не могу, так как мороз по коже и плохо себя чувствую, когда вижу, как уничтожают еду".

По ее мнению, это не только отвратительно, но еще и глупо: "Что это за демарш такой? Кого это будет радовать? Только врагов, которые видят, что мы сами себя грызем, сами себя уничтожаем".

Она просит описать, как все это происходит, и снова громко вздыхает: "Где жгли? В Пулково?! Там же знаменитые Пулковские высоты, с которых нас в годы блокады обстреливали! Без пятнадцати семь вечера всегда оттуда на нас летели снаряды. Это место святое для ленинградцев". Происходящее в России Вера Николаевна назвала "похвалой глупости": "Управляют нами неумные люди. Не хватает ума, это не государственные умы. У них одна задача – карманы собственные набить".

Директор благотворительной организации "Ночлежка" Григорий Свердлин присоединяется к блокадникам и предлагает накормить нуждающихся, раз уж Россия такая богатая, что может себе позволить кидаться едой. "Ночлежка", по его словам, ежедневно кормит около 250 человек: часть этих людей – бездомные, часть – малоимущие, в основном пенсионеры, которые приходят за едой к стоянкам "Ночного автобуса".

"Для них тарелка горячего супа – существенная добавка к скудному рациону, – говорит он. – И каждый день мы вынуждены искать продукты, что накормить и посетителей "Ночного автобуса", и жильцов нашего приюта. И это только те, кому мы в состоянии помочь. Реальное количество нуждающихся гораздо больше. На этом фоне уничтожать еду... я этого понять не в силах".