Англетер — повторение пройденного
Март 1987 года. Снос Англетера
Главный архитектор Петербурга увековечил «сопротивление защитников старины»
в мраморе. Заодно отметив собственный вклад в уничтожение культурного наследия
Петербургская весна
18 марта 1987 года снесли гостиницу «Англетер». Но этот день отпечатался в истории не только черным цветом утраты еще одного исторического здания. Он стал отправной точкой открытого, массового движения в защиту наследия, защиты подлинности как главной ценности. С него началась «петербургская весна», открывшая дорогу демократическим реформам по всей стране.
Мало кто помнит, что тогда, двадцать с лишним лет назад, вместе с Англетером был приговорен к сносу и дом на углу Вознесенского и Малой Морской. Памятник регионального значения, известный как Дом Шиля (по имени одного из владельцев), где жил Ф. М. Достоевский. Здесь он написал «Белые ночи» и «Неточку Незванову», другие свои произведения, отсюда отправился в ссылку, будучи осужденным по делу петрашевцев.
Здание объявили аварийным и «нерементопригодным». Но тысячи людей, вышедших на Исаакиевскую в защиту стоявшего через дорогу Англетера, стали той зримой силой, с которой уже вынуждены были считаться. Власти пошли на компромисс: с Управлением капитального ремонта было достигнуто соглашение о том, что если они найдут способы укрепления памятника и сумеют провести капремонт по технологиям, позволяющим сохранить историческое здание (на тот момент давно уже расселенное), то сотрудники УКР получат в нем квартиры. И способы, и технологии тут же нашлись. Проект реконструкции попал в руки одному из членов рожденной на заре перестройки Группы Спасения памятников архитектору Павлу Никонову.
— Изучая документацию по этому проекту, заключения экспертизы обследования дома, я обратил внимание на довольно странные показатели прочности кирпича одного из простенков, — вспоминает Никонов. — При таких показателях, будь они правдивыми, дом просто раздавило бы под действием существующей нагрузки на этот проем. Усомнившись в справедливости заключений экспертов, решился их перепроверить. И каково же было мое изумление, когда, отколупнув штукатурку, обнаружил — под ней был вовсе не кирпич, а гранитные блоки!
Смертный приговор, вынесенный Дому Шиля, отменили. Правда, сотрудникам УКР получить здесь квартиры так и не довелось. В 1994 году уже новое руководство города посчитало более выгодным передать его совместному предприятию, учрежденному КУГИ и британской фирмой «Моррисон» — под коммерческий проект, с правом аренды здания и земельного участка на 49 лет. КГИОП и в ту пору был весьма снисходителен к запросам инвестора: к обязательным предметам охраны при реконструкции отнесли лишь наружный фасад, угловую часть с «лестницей Достоевского» да форму двора.
Вот и все, что осталось от подлинного памятника в ходе его приспособления под современный бизнес-центр с украденным у классика названием — «Белые ночи».
Память места
— Дом — не только архитектура, чего до сих пор все не принимают во внимание специалисты. Не только наружный облик нам дорог и ценен, но и внутренность — те самые стены, в которых не прекращалась жизнь предшествующих поколений, — пояснял в недавнем интервью Сергей Васильев, один из основателей Группы Спасения памятников. — Как известно, Дом Шиля был уникален уцелевшей в нем первозданной планировкой, дворовыми флигелями с каретниками, воротами, колесоотбойниками. В 1920-х здесь была чекистская тюрьма. Сколько судеб, долгих и мимолетных жизней, событий пережито в доме, который помнит строительство Исаакия, несколько наводнений, штурм Германского посольства в 1914-м, падение монархии в 1917-м, артобстрелы и бомбежки… И в 1987-м, расселенный, без кровли, снятой по тогдашней повсеместной повадке, дом был богаче, волновал куда сильнее, чем нынешняя «конфетка» производства фирмы «Моррисон». Да, несмотря на нетоварный вид, он нес информацию для кропотливых исследователей — архивистов, краеведов, благодарных жителей, инженеров, археологов, поэтов и для всякого, кого волнует старина. Достаточно сказать, что в ходе реконструкции этого дома Петербург лишился уникальной дворовой планировки двухвековой давности. Больше такого в городе нет. Как нет и «тех ступеней, по которым ступал Достоевский». А память камней, площадей, пространств значимее мемориальной экспозиции. Своей подлинностью. Конечно, красавчик-новодел с богатой историей участка на Вознесенском, 8/23, когда-нибудь еще обживется, обретет заоконную глубину. Пока же он — юнец, обряженный в отреставрированный дедовский мундир.
От доски до доски
Не удивительно, что исполнитель роли Есенина актер Сергей Безруков, объездивший перед съемками фильма множество связанных с поэтом мест — Москва, Константиново и даже венецианский остров Лидо (где Есенин жил с Айседорой Дункан), — не посчитал нужным наведаться в «Англетер». «Там впечатлений никаких быть не может, — пояснил артист. — Это муляж. Подлинное здание гостиницы ведь снесли в 1987 году…»
Мемориальная доска, установленная в 1994 году, это обстоятельство обходит, предлагая обтекаемую формулировку:
«В бывшей гостинице «Англетер» 28 декабря 1925 года трагически оборвалась жизнь поэта Сергея Есенина».
Куда более бесстыдна другая, появившаяся в 2000-м на Доме Шиля: из высеченной на ней надписи следует, что здесь — неужто в бизнес-центре?! — «в 1847–1849 годах снимал комнату Федор Михайлович Достоевский».
— Не надо обманываться, будто в этом доме жил Достоевский, — замечает Сергей Васильев. — Чтобы вешать такую доску, надо было быть требовательнее к иноземным хозяевам и попытаться сохранить хоть что-нибудь, кроме стен.
Верхом же цинизма представляется заключительная часть запечатленного в мраморе послания к потомкам:
«Попытки снести дом не увенчались успехом благодаря сопротивлению защитников старины».
И наконец, последняя строка, фиксирующая авторство как вешателей доски, так и «реконструкторов», угробивших подлинный памятник:
«Архитектурная мастерская Митюрева».
Хотя могли бы обойтись и более присущей привету от варваров формулировкой, вроде традиционного «Здесь был Вася».
Уничтожение памятника вершилось по проекту, созданному нынешним главным архитектором Петербурга Юрием Митюревым.
Заведующий кафедрой теории и истории архитектуры Академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина профессор Андрей Пунин так оценивает его работу:
— В результате такой «реконструкции» был полностью уничтожен один из последних в городе примеров уходящего рядового классицизма, сохранявшийся в своей подлинности, — характерный петербургский двор времен Достоевского, с каретниками, конюшнями, сеновалом и другими хозяйственными постройками.
Заместитель директора института «Спецпроектреставрация» Михаил Мильчик относит ее к примерам «бесспорного фиаско реставрации».
Сам же Митюрев полагает такой итог вполне удовлетворительным:
— КГИОП выставил жесткие охранные требования, — сетовал он в одном из интервью. — Но в результате удалось найти приемлемое решение, при котором мы сохранили лишь внешние стены здания.
Интересно, посчитал бы господин Митюрев приемлемым подобный исход для себя самого — кабы, не приведи господи, после вмешательства эскулапов остались от главного архитектора только фрагменты шкурки?
Кстати, среди подельников Юрия Митюрева значился тогда и считающийся его учеником Филипп Никандров — придумщик газпромовской «кукурузы». Именно компания RMJM, которую и представлял Никандров на конкурсе небоскребов «Охта-центра», была западным партнером мастерской Митюрева в проекте реконструкции Дома Шиля. Каковую мистер Никандров приводит теперь в качестве примера «деликатного отношения к исторической ткани города», якобы присущего RMJM.
…Два десятилетия назад события у Англетера, начинавшиеся как культурная революция, привели к смене власти. К 1990-му оставили свои посты председатель Ленгорисполкома Владимир Ходырев, его заместитель Валентина Матвиенко, глава КГИОП Иван Саутов.
Да, иногда они возвращаются. И с 2003-го петербуржцам не раз доводилось переживать нечто сродни коллективному дежавю. Но когда же, когда, наконец, до посаженных управлять Петербургом наместников дойдет: в городе, где часы сверяют с пушечным залпом, не стоит испытывать терпение граждан.
Петербургская весна
18 марта 1987 года снесли гостиницу «Англетер». Но этот день отпечатался в истории не только черным цветом утраты еще одного исторического здания. Он стал отправной точкой открытого, массового движения в защиту наследия, защиты подлинности как главной ценности. С него началась «петербургская весна», открывшая дорогу демократическим реформам по всей стране.
Мало кто помнит, что тогда, двадцать с лишним лет назад, вместе с Англетером был приговорен к сносу и дом на углу Вознесенского и Малой Морской. Памятник регионального значения, известный как Дом Шиля (по имени одного из владельцев), где жил Ф. М. Достоевский. Здесь он написал «Белые ночи» и «Неточку Незванову», другие свои произведения, отсюда отправился в ссылку, будучи осужденным по делу петрашевцев.
Здание объявили аварийным и «нерементопригодным». Но тысячи людей, вышедших на Исаакиевскую в защиту стоявшего через дорогу Англетера, стали той зримой силой, с которой уже вынуждены были считаться. Власти пошли на компромисс: с Управлением капитального ремонта было достигнуто соглашение о том, что если они найдут способы укрепления памятника и сумеют провести капремонт по технологиям, позволяющим сохранить историческое здание (на тот момент давно уже расселенное), то сотрудники УКР получат в нем квартиры. И способы, и технологии тут же нашлись. Проект реконструкции попал в руки одному из членов рожденной на заре перестройки Группы Спасения памятников архитектору Павлу Никонову.
— Изучая документацию по этому проекту, заключения экспертизы обследования дома, я обратил внимание на довольно странные показатели прочности кирпича одного из простенков, — вспоминает Никонов. — При таких показателях, будь они правдивыми, дом просто раздавило бы под действием существующей нагрузки на этот проем. Усомнившись в справедливости заключений экспертов, решился их перепроверить. И каково же было мое изумление, когда, отколупнув штукатурку, обнаружил — под ней был вовсе не кирпич, а гранитные блоки!
Смертный приговор, вынесенный Дому Шиля, отменили. Правда, сотрудникам УКР получить здесь квартиры так и не довелось. В 1994 году уже новое руководство города посчитало более выгодным передать его совместному предприятию, учрежденному КУГИ и британской фирмой «Моррисон» — под коммерческий проект, с правом аренды здания и земельного участка на 49 лет. КГИОП и в ту пору был весьма снисходителен к запросам инвестора: к обязательным предметам охраны при реконструкции отнесли лишь наружный фасад, угловую часть с «лестницей Достоевского» да форму двора.
Вот и все, что осталось от подлинного памятника в ходе его приспособления под современный бизнес-центр с украденным у классика названием — «Белые ночи».
Дом Шиля до реконструкции
Память места
— Дом — не только архитектура, чего до сих пор все не принимают во внимание специалисты. Не только наружный облик нам дорог и ценен, но и внутренность — те самые стены, в которых не прекращалась жизнь предшествующих поколений, — пояснял в недавнем интервью Сергей Васильев, один из основателей Группы Спасения памятников. — Как известно, Дом Шиля был уникален уцелевшей в нем первозданной планировкой, дворовыми флигелями с каретниками, воротами, колесоотбойниками. В 1920-х здесь была чекистская тюрьма. Сколько судеб, долгих и мимолетных жизней, событий пережито в доме, который помнит строительство Исаакия, несколько наводнений, штурм Германского посольства в 1914-м, падение монархии в 1917-м, артобстрелы и бомбежки… И в 1987-м, расселенный, без кровли, снятой по тогдашней повсеместной повадке, дом был богаче, волновал куда сильнее, чем нынешняя «конфетка» производства фирмы «Моррисон». Да, несмотря на нетоварный вид, он нес информацию для кропотливых исследователей — архивистов, краеведов, благодарных жителей, инженеров, археологов, поэтов и для всякого, кого волнует старина. Достаточно сказать, что в ходе реконструкции этого дома Петербург лишился уникальной дворовой планировки двухвековой давности. Больше такого в городе нет. Как нет и «тех ступеней, по которым ступал Достоевский». А память камней, площадей, пространств значимее мемориальной экспозиции. Своей подлинностью. Конечно, красавчик-новодел с богатой историей участка на Вознесенском, 8/23, когда-нибудь еще обживется, обретет заоконную глубину. Пока же он — юнец, обряженный в отреставрированный дедовский мундир.
От доски до доски
Не удивительно, что исполнитель роли Есенина актер Сергей Безруков, объездивший перед съемками фильма множество связанных с поэтом мест — Москва, Константиново и даже венецианский остров Лидо (где Есенин жил с Айседорой Дункан), — не посчитал нужным наведаться в «Англетер». «Там впечатлений никаких быть не может, — пояснил артист. — Это муляж. Подлинное здание гостиницы ведь снесли в 1987 году…»
Мемориальная доска, установленная в 1994 году, это обстоятельство обходит, предлагая обтекаемую формулировку:
«В бывшей гостинице «Англетер» 28 декабря 1925 года трагически оборвалась жизнь поэта Сергея Есенина».
Куда более бесстыдна другая, появившаяся в 2000-м на Доме Шиля: из высеченной на ней надписи следует, что здесь — неужто в бизнес-центре?! — «в 1847–1849 годах снимал комнату Федор Михайлович Достоевский».
— Не надо обманываться, будто в этом доме жил Достоевский, — замечает Сергей Васильев. — Чтобы вешать такую доску, надо было быть требовательнее к иноземным хозяевам и попытаться сохранить хоть что-нибудь, кроме стен.
Верхом же цинизма представляется заключительная часть запечатленного в мраморе послания к потомкам:
«Попытки снести дом не увенчались успехом благодаря сопротивлению защитников старины».
И наконец, последняя строка, фиксирующая авторство как вешателей доски, так и «реконструкторов», угробивших подлинный памятник:
«Архитектурная мастерская Митюрева».
Хотя могли бы обойтись и более присущей привету от варваров формулировкой, вроде традиционного «Здесь был Вася».
Уничтожение памятника вершилось по проекту, созданному нынешним главным архитектором Петербурга Юрием Митюревым.
Заведующий кафедрой теории и истории архитектуры Академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина профессор Андрей Пунин так оценивает его работу:
— В результате такой «реконструкции» был полностью уничтожен один из последних в городе примеров уходящего рядового классицизма, сохранявшийся в своей подлинности, — характерный петербургский двор времен Достоевского, с каретниками, конюшнями, сеновалом и другими хозяйственными постройками.
Заместитель директора института «Спецпроектреставрация» Михаил Мильчик относит ее к примерам «бесспорного фиаско реставрации».
Сам же Митюрев полагает такой итог вполне удовлетворительным:
— КГИОП выставил жесткие охранные требования, — сетовал он в одном из интервью. — Но в результате удалось найти приемлемое решение, при котором мы сохранили лишь внешние стены здания.
Интересно, посчитал бы господин Митюрев приемлемым подобный исход для себя самого — кабы, не приведи господи, после вмешательства эскулапов остались от главного архитектора только фрагменты шкурки?
Кстати, среди подельников Юрия Митюрева значился тогда и считающийся его учеником Филипп Никандров — придумщик газпромовской «кукурузы». Именно компания RMJM, которую и представлял Никандров на конкурсе небоскребов «Охта-центра», была западным партнером мастерской Митюрева в проекте реконструкции Дома Шиля. Каковую мистер Никандров приводит теперь в качестве примера «деликатного отношения к исторической ткани города», якобы присущего RMJM.
…Два десятилетия назад события у Англетера, начинавшиеся как культурная революция, привели к смене власти. К 1990-му оставили свои посты председатель Ленгорисполкома Владимир Ходырев, его заместитель Валентина Матвиенко, глава КГИОП Иван Саутов.
Да, иногда они возвращаются. И с 2003-го петербуржцам не раз доводилось переживать нечто сродни коллективному дежавю. Но когда же, когда, наконец, до посаженных управлять Петербургом наместников дойдет: в городе, где часы сверяют с пушечным залпом, не стоит испытывать терпение граждан.
Татьяна ЛИХАНОВА