От нашего дома осталась только пыль

Многоэтажка на углу Вербной и Репищева ничем не отличается от сотен таких же панельных домов спального Приморского района. Может быть, она даже чуть опрятнее других. Только вот горя в ней на каждый квадратный метр больше, чем в любом окрестном доме. Здесь живут те, кто бежал из Чечни до и во время первой чеченской войны.

Дом переселенцев

Дом на Репищева, 11/9, имеет статус социального жилья. В 1998 году 105 квартир в нем передали Федеральной миграционной службе по Петербургу и Ленобласти для временного размещения вынужденных переселенцев.

В трехкомнатных квартирах, ставших коммуналками, к тому моменту заселили русских, вынужденных «безвозвратно» – так в законе и написано – уехать из Армении, Прибалтики и Средней Азии. В документах, выданных беженцам из Чечни, было сказано, что они пострадали от "разрешения кризиса в Чеченской Республике". Кризис давно позади, но люди, за двадцать лет не ставшие моложе, вынуждены каждый год продлевать через УФМС статус вынужденных переселенцев. Все для того, чтобы сохранить за собой комнату в коммуналке.

Тот самый дом на Репищева 11/9

Смерть по инструкции

В 1997 году УФМС выделило ветерану труда и инвалиду I группы Инне Григорьевне Мочаловой 11-метровую комнату на Репищева. Спустя десять лет, в 2007-м, ведомство приказало освободить «необоснованно занятое жилое помещение».

Официальная причина – потерявшая сына во время бомбежки, разбитая двумя инсультами 72-летняя женщина не продлила «статус», так как лежала в больнице. Она оправдывалась, что не смогла собрать справки в разных концах города и отнести их в УФМС, как делала это каждый год, из-за болезни, но чиновники УФМС подали на нее в суд.

Ирина Григорьевна подала встречный иск и умоляла суд простить ее физическую беспомощность, но проиграла. Дошла до Конституционного суда, но он отказался рассматривать обращение инвалида I группы.

С января 2011 года постоянными гостями коммуналки стали судебные приставы. Они, как ни странно, оказались милосерднее и судей, и чиновников. Раз за разом упрашивая приставов отсрочить выселение, Инна Григорьевна прожила в крошечной комнате на Репищева еще два года. Корреспондент «Новой» в то время приезжала к Мочаловой и записала ее рассказ.

«Вы говорите погромче: у меня всегда со слухом беда была, а после бомбежек надо прямо в ухо кричать. Раньше хоть плохонький усилитель был, но я так быстро паковалась, чтоб из Грозного уехать, что все позабывала. Хорошо, покрывало жаккардовое взяла. Оно хоть и выношенное сильно, от розового цвета ничего не осталось, но и дом напоминает, и на новое денег не надо тратить. И пальто, богатое, с белым воротником, тоже прихватила. Вон оно, на вешалке за дверью висит. Воротничок, правда, давно посерел, но какая теперь разница. Другое покупать все равно денег нет. Спасибо, люди добрые, когда приехала сюда, теплых вещей надавали.

…Домик у нас восемь на восемь был, все свое, огород, овощи. У забора ягода разная. Потом у этого забора сына погибшего закопала, такие бомбежки были – до кладбища не дойти. Мне все говорили – хорони под забором, потом перезахоронишь. Так сорок дней до марта он и лежал под забором. Дома, на который жизнь положила, не стало, вот я и решила – сына похороню по-людски и побегу отсюда.

…Ко мне теперь пристав регулярно ходит – выселять. Только он хороший человек. Придет, постоит у порога, посмотрит, как я по этой комнатке ковыляю, повздыхает и уйдет. Чего-то говорит мне иногда, но я ж не слышу почти ничего. Жалеет, может быть».

Больше приставы не ходят в комнату на Репищева, 11/9. Три года назад Инны Григорьевны не стало.

Хата из камыша

Елена Малиновская, седая, в черном платке, черном свитере и с ниткой жемчуга на шее, одну за другой достает из полиэтиленового пакета папки документов – свидетельства удивительного равнодушия государства к судьбам своих граждан. Мы сидим в крошечном офисе Общества вынужденных переселенцев из Чеченской Республики неподалеку от Московского вокзала, и Елена Петровна сетует, что их переписка с чиновниками тянется уже двадцать лет. Все это время люди, лишившиеся дома и не получившие взамен никакого жилья, взывают к совести государства.

Государство считает, что поступает по совести. В сентябре 1995 года Борис Ельцин подписал указ № 898, по которому пострадавшие «в результате разрешения кризиса» должны были получить компенсации: до 20 тысяч рублей – за утраченное имущество, до 120 тысяч – за жилье. Порядок выплат определяло Постановление Правительства РФ от 30.04.1997 № 510. А в августе 1998 года случился дефолт. Получить деньги до дефолта успели 7800 переселенцев. Остальные 27 700 были вынуждены смириться с «усохшей» компенсацией.

«Мои пятьдесят тысяч рублей превратились в две тысячи долларов, – рассказывает Елена Петровна. – Купить жилье на эти деньги было невозможно, даже где-нибудь в селе, в самой дыре. Например, после дефолта Наталья Дудукина, у которой в Грозном была квартира 62 метра, смогла на компенсацию купить в Ростовской области хату из камыша, построенную в 1956 году».

Доказательство того, что у переселенцев был дом - выписка из домовой книги

Те, кто получил компенсацию (по данным ФМС, чуть меньше 36 тысяч человек), попали в ловушку. Согласно постановлению № 510, граждане, получившие компенсацию за утраченное жилье, теряют право на проживание в центрах временного размещения вынужденных переселенцев, а также снимаются с учета на улучшение жилищных условий.

Получатели компенсации подали иск к государству. В 2002 году Верховный суд признал пункт 19, который лишал получателей компенсации права на улучшение жилищных условий, незаконным – как не соответствующий Жилищному кодексу РФ. Компенсация была признана всего лишь «социальной выплатой». В 2004 году это решение подтвердил президиум Верховного суда.

Оспорить регламент

Но решением суда дело и ограничилось. С 2006 по 2011 год президенты Путин, а затем Медведев дали четыре (!) поручения правительству подготовить новые «предложения о жилищном обустройстве переселенцев» и разработать новый порядок компенсационных выплат. Судя по ответу, который в октябре 2015-го Елена Малиновская получила из Министерства по делам Северного Кавказа (теперь переселенцам отвечают оттуда), воз и ныне там. «Люди ждут постановления уже двадцать лет», – возмущается Малиновская.

Пока жизнь людей, бежавших из Чечни, определяют два документа – закон «О вынужденных переселенцах» и регламент ФМС по предоставлению им статуса и его продлению. Опираясь именно на этот регламент, суд в свое время принял решение выкинуть на улицу инвалида I группы Инну Мочалову.

«Общество переселенцев» неоднократно пыталось оспорить этот документ в судах всех инстанций, в том числе и в верховном. Однако регламент устоял.

Альтернатива бездомности

В феврале 2013 года депутат ЗакСа Марина Шишкина обратилась к руководителю ФМС Константину Ромодановскому с предложением перевести жилье на Репищева, 11/9, из ведения УФМС в собственность города. Смена статуса недвижимости, по ее мнению, позволила бы переселенцам оформить жилье в собственность. Однако ФМС в своем ответе указал на необходимость внесения изменений в закон «О вынужденных переселенцах». Спустя год Шишкина подготовила поправку и внесла ее от имени ЗС в Госдуму. Но 15 января 2016 г. в силу вступили изменения к закону «О вынужденных переселенцах», которые предложений питерского ЗакСа не учли.

С каждым годом спорщиков становится все меньше. По словам Малиновской, в 2001 г. в обществе состояло около 380 человек, сейчас споры с государством продолжает 43 семьи – около 100 человек: «Приехали-то старухи, старики. Многие умерли. Кто моложе, бросил судиться, никто уже не верит, что что-то получит».

По данным регионального УФМС, на 1 февраля 2016 г. в Петербурге на учете состоит 29 семей (47 человек) вынужденных переселенцев из Чеченской Республики.

За месяц город опустел

Семья Арбузовых из тех немногих, кто продолжает борьбу.

«Сейчас покажу наши бомжатские штучки! – Алла Арбузова бросает на стол удостоверения в пластиковой обложке: справки социального учета. – Выдали, чтобы хоть какая-то регистрация была».

Так выглядит справка социального учета - эти документы долгое время были единственным подтверждением того, что Арбузовы имеют Петербурге хоть какую-то прописку

Дома в Грозном, просторного, с верандой, садом и пристройками, в котором Алла прожила полжизни, больше нет.

«Мы смотрели снимки из космоса, – рассказывает Алла. – Пустырь. Все разровняли – ни деревьев, ни садов. Танками раскатали. Теперь хоть кусты появились, раньше – только пыль столбом».

В апреле 1994 г. мать, Людмила Ивановна, посадила беременную Аллу в поезд и отправила в Петербург, где ее приютили сестра с мужем, жившие в коммуналке. До бомбежек было еще далеко, но оставаться в Грозном было все страшнее.

 «Очень быстро уехали русские мужчины, город опустел мгновенно, за месяц, –рассказывает Алла. – Двух моих одноклассников убили. Из дома стало опасно выходить – на улице привязывались. Нам и чеченцы знакомые сказали: либо уезжать, либо охрану нанимать».

Из Грозного Алла Арбузова уехала в апреле 1994 года

Людмила Ивановна осталась, чтобы продать дом. Впрочем, надежды было мало. «Русским угрожали постоянно, – рассказывает она. – Дома люди продавали скрытно. На заборах писали: «Не покупайте дома у Вани и Маши, все равно будут наши».

В декабре 1994 года Грозный начали бомбить. Дом Арбузовых стоял недалеко от холма, откуда боевики вели перестрелку с федеральными войсками. Поэтому их район постоянно бомбили.

Мать Аллы - Людмила Ивановна на кухне коммуналки на Репищева 11/9

Спаслась Людмила Ивановна чудом. «Сосед наш, чеченец, заехал посмотреть, уехала мама или нет, – рассказывает за мать Алла. – А она сидит в доме, разложила фотографии из семейного альбома и прощаться со всеми стала. А уже бомбят вовсю. Она ему говорит: не пойду я в подвал, завалят – живым не выберешься. Он ее вывез. Как была, в халате, взяла только документы на дом. Хотела фотоальбом увезти – но он был огромный. Тогда она стала из него выдергивать фотографии. Стоит, вырывает их и плачет. Сосед кричит: «Ты долго еще? Сейчас нам прилетит!» И на небо показывает. А она плачет и приговаривает: «Это жизнь моя, как я оставлю?» Довез он ее до вокзала, посадил в поезд. Мама всю дорогу водку пила и не пьянела».

«Когда по телевизору показывают, как в Великую Отечественную поезда в эвакуацию отправляли, смотреть не могу: один в один, – тихо добавляет Людмила Ивановна. – Одни в двери лезут, других в окна пихают».

В Петербург Людмила Ивановна приехала вечером 31 декабря 1994 года.

«Помню только: открылась дверь – и ты в халате заходишь, – вспоминает Алла. – Какой тут Новый год? Мы с сестрой, матерью и детьми в тринадцати метрах всемером. Это были сплошные кровати… Кто-то поспит, кто-то сидит, потом меняемся».

Компенсация ушла на пеленки

Помыкавшись почти два года по лавкам у сестры, Алла, ее мама и сын Саша въехали в комнату 18 метров на Репищева. Потом их стало там четверо – родилась Даша. В 2014-м, когда родилась младшая, Катя, семье дали вторую комнату.

Сыну Аллы уже двадцать два года. У него, как и у всех Арбузовых, нет постоянной регистрации в Петербурге. Все эти годы УФМС отказывается их прописать на Репищева, 11/9.

Виной всему компенсация, превратившаяся в пыль после дефолта 98-го года. Раз получили – жилье не положено. На что потратили те «миллионы», Алла вспоминает с горькой усмешкой: «Купили хоть что-то. Ребенок родился – ни коляски, ни кроватки, ничего у нас не было. Мы бутылки собирали, чтобы купить хлеб. В одной паре обуви ходили, одно пальто носили, которое сестра дала».

Без прав

Из-за этой компенсации семья потеряла статус вынужденных переселенцев. В квартиру ходили сотрудники ведомства и требовали съехать, пока в 2006 году Арбузовы не доказали, что УФМС не имело права их выселять. Семье вернули статус вынужденных переселенцев.

Из-за неразберихи со статусом Арбузовы оказались единственными из въехавших на Репищева в 1997 году, кто не получил постоянную регистрацию.

Каждый год Алле, ее троим детям и Людмиле Ивановне приходится собирать кучу бумаг и продлевать регистрацию в миграционном ведомстве. Отсутствие постоянной прописки создает массу неудобств.

«Не устроиться на нормальную работу, берут только продавцом, – перечисляет Алла. – Детские пособия приходится оформлять по два раза в год, если опоздаешь – все сгорает. Кредит не дают. Маме – чтобы добиться бесплатных уколов, у нее ноги отнимались – пришлось полгода жалобы писать по всем инстанциям».

Пособие на третьего ребенка, Дашу, Алла выбивала через суд. Матерям с временной регистрацией его не дают. "Девять месяцев тянули, потом вынесли решение в мою пользу, - вспоминает Алла. - Ребенку год был, когда я получила 40 тысяч.

Но использовать деньги для покупки квартиры семья не может: чтобы взять кредит, нужна постоянная регистрация. А ее нет.

Алла с двумя дочерьми в коммуналке на Репищева 11/9

Как доказывает судебная практика, спорить с УФМС – долго и бесполезно. Единственное, чего хотят Арбузовы, – чтобы их включили в программу «Жилище». Программа минимум – получить постоянную регистрацию на Репищева, 11/9. Однако пока не произошло ни того ни другого. Жалобы Арбузовых уже который год ходят по кругу.

«Пишу в прокуратуру – они отправляют письма в УФМС, – рассказывает Людмила Ивановна. – Пишу полномочному представителю президента – там спускают в прокуратуру, а потом снова в миграционную. И везде один ответ. Замкнутый круг».

Алла смотрит в окно. Снег крупными хлопьями липнет к стеклу.

«Я помню, как-то в Грозном пошел снег, – говорит он задумчиво. – Засыпал наш сад. Так полдня и стояли цветы под снегом».

P. S.Сейчас в дом на Репищева въезжают беженцы с Украины. Вероятно, тоже с надеждой на то, что государство примет участие в их судьбе.

Официально

«Новая» отправила запрос в УФМС по Петербургу и Ленобласти: чем мотивировано требование, по которому статус переселенца действует пять лет, после чего переселенцы обязаны продлять его каждый год?

В ответе чиновники процитировали нам объемный фрагмент из закона «О вынужденных переселенцах», о котором мы, собственно, и спрашивали.

Что до семьи Арбузовых то на вопрос о том, с чем связано решение УФМС не регистрировать семью на Репищева, 11/9, на постоянной основе, пришел примерно такой же ответ. Из него следует:постоянную регистрацию по данному адресу переселенцам действительно давали, но с момента постройки дома и вплоть до 2006 года. Делалось это «на основании заявлений с учетом действовавшего на тот момент законодательства».

Проблема в том, что, пока Арбузовы оспаривали в суде незаконное выселение, законодательство успело поменяться.

«В 2006 году Постановлением Правительства от 26.01.2006 № 42 были утверждены «Правила отнесения жилого помещения к специализированному жилищному фонду», – указали в УФМС. – После приведения необходимой документации в соответствие с указанными Правилами 104 квартиры на ул. Репищева, 11/9, были отнесены к специализированному жилищному фонду для временного поселения вынужденных переселенцев». С этого самого момента с переселенцами стали заключать «договоры найма на срок действия статуса вынужденного переселенца».

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Ольга ЦЕЙТЛИНА, адвокат:

 – Ситуация с постоянной регистрацией для вынужденных переселенцев безвыходная. Режим регистрации определяет собственник здания, и УФМС имеет право не регистрировать их на постоянной основе.

Никита САВОСТЬЯНОВ, юрист, помощник депутата Марины Шишкиной:

– В одном и том же доме живут люди с одним и тем же статусом, но одни зарегистрированы по месту жительства, другие – по месту пребывания. Судебные процессы людей с ведомством закончились ничем, попытки доказать свое право на проживание у этих людей не увенчались успехом.

Проживание в специализированном жилом фонде должно носить временный характер – до тех пор, пока власти не предоставят жилье постоянное – в виде квартиры, жилого дома, денежных средств на их покупку. И в этой части временная регистрация обоснованна. Другое дело, что наше законодательство предоставление мер социальной поддержки, различных льгот, пособий увязывает с наличием постоянной регистрации. И вынужденные переселенцы с временной пропиской, таким образом, поражаются в правах, а это абсолютно недопустимо.