Уважаемые читатели! По этому адресу находится архив публикаций петербургской редакции «Новой газеты».
Читайте наши свежие материалы на сайте федеральной «Новой газеты»

Хорошие, но бедные

17 июня 2016 09:37 / Общество

Как живет сегодня приемная семья и чем ей помогает государство

– Мама, мама! – Маша тянет Анну назад. – Посмотри!

Вдоль дома, следом за нами, ковыляет тощая маленькая собака.

– Потерялась. Давай возьмем? – В глазах и голосе Маши и вопрос, и мольба.
– Пятую, Маш? Мы только недавно вытащили еще одну из-под колес…

Сегодня у Анны Бережной четыре собаки и четверо детей. Ей 52 года. Она доцент одного из петербургских вузов. Три года назад многодетная семья билась за социальную квартиру, и моя подруга, которая просила помочь им, представила мне эту женщину так: «Она необычная, в чем-то немножко не от мира сего, что никак не повлияло на ее жизнелюбие, умственные способности и человечность. Никогда не была замужем, но взяла четверых детей из детдома, все с задержкой развития, двое инвалиды. Тянет их всю жизнь одна. Анна очень хорошая, но бедная».

Квартиру тогда отвоевали (вообще-то приемным семьям положено жилье от государства во временное пользование, но почему-то все всегда дается с боем). Анна социальную квартиру получила, только когда взяла третьего ребенка! Сейчас детей четверо. У всех разные фамилии. Все – Егор (18 лет), Глеб (17 лет), Маша (10 лет), Настя (8 лет) – знают своих настоящих родителей. Но мамой все называют Аню.

Егора Бережная усыновила 15 лет назад (она жила тогда вдвоем с мамой в двухкомнатной хрущевке). Ане было 37, Егору – 3,5.


Квартира наполнилась шумом и смехом, а центром вселенной стал малыш-инвалид с большой головой, толстыми стеклами в очках, кучей психологических проблем и улыбкой, против которой не устоять.


Егору в избытке досталось заботы и любви, но совершенно не хватало друзей, и спустя три года Анна забрала из детдома Глеба (он был годом младше). Мальчишки быстро сошлись. А маме двоих сыновей захотелось девочку – и скоро в ту же хрущевку вселилась Маша. Настя в семье появилась два года назад – не взять ее Аня не могла. Не только как подружку Маше. Настя не просто сирота – у нее на глазах убили маму.

Каждый день Анна поднимается в шесть утра. Зачастую без будильника.

«Бужу, кормлю всю ораву, и детей, и собак, провожаю, кого – в колледж, кого – в школу, потом псов выгуливаю, – перечисляет она свои хлопоты. – Мне пришлось отказаться от дополнительной нагрузки в университете, потому что тогда четыре дня в неделю я должна была бы появляться на работе к 9 утра. А для меня это нереально».

Оклад доцента в университете – 11 200 руб. Еще Анна подрабатывает репетитором. «Работаю столько, сколько мне позволяют дети. Но все равно денег ни на что катастрофически не хватает, – разводит руками многодетная мама. – Однажды Глеб попался на краже чипсов в магазине. Меня вызвал участковый. Долго мне выговаривал: «Вы набрали детей, вы получаете на них деньги, у вас есть социальные льготы, вот и воспитывайте…» А какие у меня льготы? Какие деньги?»

Аня начинает подсчитывать доходы и расходы семьи.

Доходы: пособие на Настю самое большое – 9900 руб. по потере кормильца. Пособие на Машу – 8745 руб. (никаких алиментов). На Глеба столько же (мать должна платить алименты – в месяц 1200 руб., но не может). А на Егора – совсем ничего: 5 января ему исполнилось 18 лет, и по закону парню пора уйти из приемной семьи, получить квартиру и жить самостоятельно. Готовясь к этому событию, Анна год копила деньги и, пусть и с рук, но купила на новоселье сыну диван, журнальный столик и новый комплект постельного белья. А новоселье не состоялось: государство и прежде не справлялось с обеспечением жильем сирот, а в 2015 г. дотации на это сократили. Егору сказали ждать – может, год, может, два, а может, больше... Идти ему некуда. Живет он с Анной: в общий семейный бюджет отдает 9500 руб. со своей стипендии. Итого на пятерых в месяц выходит чуть больше 50 тысяч.

«Расходы. – Аня вздыхает, легко и быстро подсчитывает только коммуналку. – За квартиру мы платим 5500 руб. в месяц (квартплату приемным семьям никто не отменял. – Н. П.), еще газ, свет, интернет и телефон. Всего около 9 тысяч. Еще мобильные телефоны. Одежду нам часто отдают. Проезд – очень много уходит на него. Питание – ну не голодаем, есть приемные семьи, где по восемь детей… Но дело же не в этом!» «На государственные пособия я не могу дать детям того, что им нужно! – с отчаянием сбивается со счета мама. – Маше и Насте не обойтись без репетиторов: по иностранным языкам, по математике, по другим предметам. Одно занятие с репетитором – 500 руб. С Егора в 18 лет сняли инвалидность: оказалось, для взрослых у нашей медицины другие критерии, более жесткие. Инвалидность-то сняли, но видеть лучше он не стал (у Егора высокая степень близорукости, астигматизм. – Н. П.). Каждый месяц ему нужны линзы. Раньше мы покупали их на пособие по инвалидности. А на что теперь?»

«А вчера позвонила тренер Маши (девочка несколько лет занимается бальными танцами. – Н. П.), – переключается с проблемы на проблему Анна, – категорично заявила: «К осени ищите другого партнера или бросайте танцы. Ваш прежний партнер на фоне вас будет деградировать, он же занимается индивидуально…»

Тренеры настаивают: для повышения уровня, помимо групповых занятий (2500 руб. в месяц), нужны индивидуальные – три-четыре раза в неделю, 1000 руб. каждое. Маша, конечно, ходит только на групповые.

«Видимо, будем отказываться, Машенька, – сообщает дочке Аня и поворачивается ко мне. Маша молчит, не двигается. – Очень жаль. Три года этому отдано. Это всерьез Маше нравится, это у нее получается. Но мы не потянем…»

Маша спрашивает: «Мама, а ты сказала тренеру, что у Ромы (партнер по танцам. – Н. П.) есть и мама, и папа. А у меня только мама. И нас четверо. Сказала?» «Да», – отвечает Аня. Маша выходит из комнаты.

Машино пособие самое крохотное. Одно бальное платье стоит больше – около 10 тысяч, а их нужно не меньше двух для танцев, еще 4–5 тысяч на туфли. На Машу не приходит никаких алиментов: мама в розыске уже десять лет. С кого взыскивать? С мамы Глеба алименты взыскать могли бы, но Аня их не требует. Почему?

«Эта женщина больна, – объясняет доцент Бережная, – работает уборщицей, оклад – 6500 (из них Глебу и причитаются 1200. – Н. П.), после Глеба родила еще сына, мальчику шесть лет, она одна его воспитывает. Глеб давно нашел свою мать и иногда навещает. Однажды попросил у меня денег на торт – на день рождения сводному брату. Потом рассказывал, что этот торт был единственное, что стояло на столе в день рождения…»


Егор тоже разыскал свою маму. У них одна фамилия. Они внешне очень похожи. Мама родила Егора рано и оставила в доме ребенка. Сегодня она вполне успешная бизнес-леди. У нее своя конюшня. Участвует в выставках и соревнованиях. Других детей у нее нет, только кошки и собаки.


«Егор, когда узнал о ней, очень обрадовался, – продолжает Анна. – Как-то в «Ленэкспо» проходила выставка «Иппосфера», он там бегал, ее искал, но не нашел. А потом отыскал ее страничку «ВКонтакте» и написал. Долго думал, как написать: «привет, родитель» или «привет, мама»? Написал просто: «привет». В ответ тут же был добавлен в черный список. И он, и я, и Глеб, и Маша, и Настя…»

Два года назад они назанимали денег в долг, и все вместе на целых десять дней поехали отдыхать на Азовское море.

«На юге Егор тоже обзавелся зверьем, взмолился: «Мама, хочу своего питомца!» Маленькая черепашка, размером с детскую ладошку, – показывает Анна, – но я же не думала, что она будет золотой! Мы за нее заплатили всего 150 рублей. А потом началось: ей надо то, ей надо сё (аквариум, камешки, водоросли, фильтр, корм. – Н. П.)… Ёлки! А главное, она здесь, в Питере, заболела, зараза! А Егор уехал к бабушке на дачу. Знаете, смешно, такая тварь маленькая лежит: «Всё, башка болит, подыхаю…» Я думаю: сдохнет Пупсик (так он ее назвал), Егор расстроится. А мы как раз водили с Машей собаку к ветеринару. Понесли и эту черепаху. Ей стали колоть уколы. Двое держат лапочку вот такусенькую и колют. 160 рублей укол! На эти деньги таких еще пять можно было купить! Короче, черепаху накололи. Она такая борзая стала: по аквариуму – фьють-фьють, как ураган! Я думаю: надо же! Надо было себе колоть…»