Сямозерский синдром
Детский туризм и в СССР был рассадником нарушений. Выход один: общественный контроль
Как профессиональный инструктор водного туризма хочу рассказать: детские турпоходы советского времени отнюдь не были застрахованы от того, что случилось теперь в Карелии. Миф о всеобщем порядке и порядочности при СССР – всего лишь миф. А уж на данной поляне контроля и безопасности не было никогда. Да, во многих лагерях и на турбазах дело было поставлено хорошо, но – на чистом энтузиазме. В соседнем лагере мог годами твориться сущий ад, от эпидемий до педофилии – бывало всё. Так же и сейчас: хороших лагерей много, но разве от этого легче родителям погибших?
Обсуждая трагедию с друзьями, старыми инструкторами, пришли к выводу: наша задача, задача гражданского общества – выбить почву из-под ног у Решетовых и Виноградовых. И тут одной только сменой аукционов на конкурсы делу не поможешь. Нужен независимый общественный контроль. Нечто среднее между «Солдатскими матерями», ОНК, «Лизой-Алерт», Лигой пациентов и Гринписом.
Попробую доказать.
Я не только профессиональный инструктор, а еще и потомственный. Отец всю жизнь водил плановых туристов по Карелии, и с шести лет я каждое лето сидела в его байдарке. Школьный год был всего лишь ожиданием новых походов. А в 17, одновременно с универом, пошла учиться в ШИТ – Школу инструкторов пеше-водно-лыжного туризма. Старая ленинградская школа славилась культом ее величества Техники Безопасности. Первое, что слышал турист от инструктора при подготовке к походу: «Друг, в случае твоей травмы я сяду в тюрьму, так что хотя бы ради этого найди в себе силы выполнять все, даже самые перестраховочные правила». И взрослые разгильдяи слушались инструкторов беспрекословно.
С первой стажировки на детской турбазе в 1975 году мой личный миф о благородном туризме рухнул. ОблДЭТС (Ленинградская областная детско-экскурсионная туристская станция) с неслучайно прилипшим никнеймом Обалдец показала мне, что техника безопасности соблюдается только там, где на бардак кто-то может пожаловаться. То есть на взрослых турбазах.
В ШИТ нас учили, кажется, всему. Вот дорогие сердцу конспекты: полиспаст, промедол, булинь, надир… Но простое слово «дети» в годичной программе не прозвучало ни разу! И это притом, что моя группа набиралась специально для пополнения кадров детской турбазы. Директору ОблДЭТС Борис Палычу, опытнейшему туристу, и в голову не пришло, что прежде чем доверить стажерам детей, надо провести им какие-то занятия о специфике организации лесного быта и безопасности детишек! И знаете почему? Да потому что и Обком КПСС, доверивший ему руководство турбазой, никогда не задумывался о том, что для безопасного отдыха детей нужны другие нормы, ГОСТы, другие инструкторы. Даже число людей и длину маршрута не снижали: те же 20–25 человек и 100 с лишним километров.
Так в 17 лет я оказалась на Карельском перешейке под зарядившими холодными ливнями наедине с целым классом подростков. И с 55-летней «воспитательницей», приехавшей бесплатно пособирать грибов и заранее ненавидевшей «все эти ваши веслы и уключицы». Авторитет и любовь мне удалось завоевать… но только у половины группы. Вторая половина, не без влияния воспитательницы, стала отказываться ходить за дровами, готовить, грести.
Через неделю маршрута я осознала, что такой «отдых» детям не нужен. Ничьим жизням ничего не угрожало, я просто не могла допустить, чтобы девочки, будущие матери, спали в промокших ватных спальниках. И пошла через лес и поля – искать деревню с телефоном. Чтоб сказать: «Я не справляюсь с подростками», – и просить снять мою группу с маршрута.
Это был мой второй опыт. Перед этим походом я еще успела попасть в роли стажерки к инструктору-алкоголику, который днем не греб, а спал, а на стоянке молча сидел в своей личной палатке с личным ящиком водки. Маршрут наш закрутился вокруг одного большого острова – того, в центре которого в поселке был винный магазин.
Я в одиночку научила детей и варить, и грести, сбивалась с ног, чтоб они получали трехразовое питание по всем правилам. Но не смогла спасти лодки, которые непросыхавший «инструктор» заставлял детей тащить неразгруженными через каменные волоки.
Деревянные фофаны растрескались, и каждое утро через час после отплытия наполнялись водой почти до краев. Дети сидели весь день по колено в воде.
Сильный перегруз лодки, безопасен только в штиль
Перед аварией. Проводка лодок на Гремучем шлюзе
А ближе к концу похода выяснилось, что вся супердефицитная в 70-е годы тушенка куда-то исчезла, в ящиках набита трава. Я в свои 17 ничего не поняла. Куда она могла исчезнуть? Дети объяснили: «Да это Паша каждый раз в магазин с собой таскал, на бутылку менять. А потом еще на закуску». Пришлось сочинять меню из круп со съедобными травами.
В последний день «руководитель» объявил, что всем подросткам, которые чем-то недовольны, будет на родителей выписан штраф. А мне шепнул: «Без моей характеристики инструкторского диплома тебе не выдадут». Вот честно, даже мысли не было промолчать. Одна, без поддержки свидетелей, я рискнула рассказать на инструкторском совете всю эпопею, и инструкторских корочек лишилась не я, а Павел Казакевич.
Поэтому я не подпишу петицию, где однокурсники вожатых, забыв выразить соболезнования, требуют признать своих 20-летних подружек «такими же потерпевшими, как погибшие». Их, видите ли, заставили. Но, простите, на весах лежала не жизнь их, а всего лишь риск второй раз проходить практику. Они что, номера 112 не знали? Трудно было позвонить в МЧС и сказать: «Нас заставляют гнать детей на воду, а мы и сами ничего не умеем»? Статья УК «оставление в опасности» едина для всех, независимо от того, прохожий ты или вожатый.
…После той «практики» я ушла в альпинизм и надеялась никогда больше не приближаться к детским турбазам, но вот трое моих детей подросли… И друг, социальный педагог, предложил: «Организуется поход для трудных подростков, места остались, давай запишу твоих. Хотя, впрочем, могу вписать и тебя с мужем, считается, что пара родителей для безопасности не помешает». Мы обрадовались… но зря. Эта детская турбаза называлась красивее – «Парус», на дворе стоял 1996 год. Но в остальном все стало только хуже.
«Трудные подростки» оказались ангелами на фоне инструкторши, которая шла в поход – догадайтесь – правильно: чтобы запастись на зиму грибами и соленьями. Для этого она гнала детей трое суток днем и ночью, а потом 10 дней подряд мы стояли там, где много грибов. Зато «инструктор» везла обратно 40 трехлитровых банок грибов, ягод и рыбы. С детьми она вообще не разговаривала, всю ее работу взяли на себя мы.
А на обратном пути опять началась гонка, тут и попали мы под шквальный ветер на огромном плесе Вуоксы под Барышевом. Моя 12-летняя дочь была в лодке инструктора, которая знать не желала, что по технике безопасности удаляться от берегов запрещено, а в сильную волну положено собственноручно затягивать на детях спасжилеты. (Кстати, они были выданы точно такими, как описывают дети из «Парк-отеля «Сямозеро»: дырявые, с выкрошившимся пенопластом, практически не держащие человека на воде.)
Никому не пожелаю видеть, как вдали болтается и вот-вот перевернется вышедшая на центр озера лодка – и тогда абсолютно точно утонет на твоих глазах твой младший ребенок. Я быстро пересадила детей из своей в другую лодку, велела всем ждать нас у берега. Чудом мы с мужем выгребли против ветра к ним на центр, и я объяснила фанатке солений, что под берегом ветра нет. Она этого просто не знала.
И знаете, что самое интересное – никто из группы, кроме нас, не заметил никакого ЧП!
С правозащитной точки зрения разницу в безопасности взрослых групп и детских можно приравнять к разнице между правами юристов и правами наркоманов.
Есть категории туристов, которые сами за себя постоят, но это не дети. Дети не способны понять уровень совершаемых в отношении них нарушений, поэтому неспособны объективно пожаловаться (они скорее пожалуются на строгое соблюдение ТБ) – и, зная это, нечистоплотные дельцы сознательно выбирают бизнес именно на этой категории «клиентов».
При СССР никто вроде бы не отмывал денег на детских путевках. Но чтобы утопить детей, не обязательно быть коррупционером, достаточно быть просто ленивым оптимистом.
Торхон-ярви (Дьявольское озеро)
А в 2001-м та же младшая дочь, уже старшеклассница, запросилась в поход под Сочи, по району горы Фишт. Организовывал знаменитый петербургский Дворец пионеров, что на Невском, – казалось бы, репутация… Я попросила взять меня в группу – инструктор отказал. Сказала, что я сама инструктор, расспросила, знает ли он маршрут, как будет соблюдаться ТБ. А еще сказала, что купленные дочкой по их раскладке продукты весят 15 кг – она уже никаких своих вещей не берет, но рюкзак не поднять. «Да что вы, этот мешок только до поезда», – весело заверил он.
Он не сделал ничего из того, что обещал мне. Мою девочку, ростом 145 см, заставили в первый акклиматизационный день идти в гору с тем самым мешком консервов, который мой муж не без труда дотащил от метро до платформы! На ее просьбу отбавить веса ее высмеяли. Она ползла, отстав от всех на пару километров, но никто не обращал на это внимания. Назавтра, увидев, что ребенок, надорвавшись, заболел, из рюкзака отбавили где-то 7–8 кг. И дальше продолжали не обращать внимания на фигурку, изо дня в день пошатывающуюся далеко позади группы. При этом в рвавшейся вперед не разбирая дороги группе случилось несколько травм. Узнав об этом, я поняла, что дочка могла и не вернуться домой. А ведь я считала себя осторожной матерью, проверившей все.
…Ни одного лета без смертных случаев в лагерях не проходит: только за последние три июньских дня, пока все говорят о Сямозере, погибло еще трое детей! 20 июня утонул 10-летний мальчик в Белгородской области (купание школьного лагеря организовывали взрослые), а 22 июня в Архангельской области двое детей утонули во время купания под присмотром инструктора.
Обстановка в стране такая, что на гибель одного-двух детей внимания никто не обращает, уголовное дело рутинно открывают и закрывают, как закрыли в 2014 г. в Сочи дело о гибели ребенка в лагере «Победитель». Летом 2011-го трагедий было особенно много, но внимание привлекла только та, где погибли шесть детей одновременно, да еще и оказалось, что вожатые в этот момент пили пиво.
Узнать, в солидный ли лагерь ты отпускаешь ребенка, невозможно: у нас нет классификации детских лагерей, потому что нет классификации услуг ни в каких отраслях, кроме гостиниц. Все проверки Парк-отеля «Сямозеро» касались соблюдения санитарных норм, технику же безопасности контролировать никто и не собирался. (Но зачем тогда существует МЧС?) А после трагедии вдруг оказалось, что лодки и плоты, на которых проводились «риск-тренинги выживания детей», не были должным образом зарегистрированы в ГИМС. Но ГИМСу было не до таких мелочей. А ведь это тот самый всесильный ГИМС, который по совершенно надуманному мелкому поводу сумел выгнать из России знаменитый питерский парусник «Штандарт»!
Что же такое Сямозерский синдром? Нового в этом заболевании – только рыночные схемы. Системной защиты от безобразий и беспредела на детских турбазах не было никогда (как, впрочем, и в любых учреждениях, где дети оторваны от семьи – и в интернатах, и в детсадах). Уж очень почва удобная и для халтурщиков, и для воров. Дети не знают ни о ГОСТах, ни о ГИМСах, ни о своих правах. Им так легко внушить, что они не голодают, а «тренируют выносливость», не замерзают, а «героически выживают», а если и тонут, то сами виноваты. Дети не слыхали о стокгольмском синдроме – поэтому они теперь твердят во всех интервью, что никакого следствия и судов не надо, ведь им, бесстрашным рейнджерам, хотели нанести добро!
Рассчитывать, что родители или силовики поодиночке решат системную проблему, наивно. Пора понять, что без независимого общественного контроля эта беда никуда не денется. Поняли же мы после перестройки необходимость невиданной до того ОНК, общественных правозащитных проверок в тюрьмах. Заставили власть отчитываться перед экологическими НКО. Пускать «Солдатских матерей» на военные объекты. Подобные активисты есть во всех сферах, им нужно только объединиться, как объединились неравнодушные люди в «Лизу-Алерт». А назвать движение надо просто: «Память о Сямозере».