Кабала кликуш
Две России в упор глядят друг на друга. Одна – униженная крахом СССР, другая – травмированная неудачами демократической революции 1990-х.
Одна – для которой присоединение Крыма национальное возрождение, другая – для которой это позор. Двум Россиям давно не о чем разговаривать, они с трудом терпят друг друга.
Суета вокруг собора
Не поверю, что никто из сторонников передачи Исаакиевского собора РПЦ никогда не был в болгарском Синодальном музее, галерее древних икон монастыря св. Екатерины возле горы Синай или в соборах Рима, Аахена и Кёльна. А если был, то знает, что храм и музей – понятия более чем совместимые. Класть поклоны перед иконами в музейном зале способны разве что российские чиновники из числа ветеранов КГБ. В соборе Антверпенской Богоматери, хранящем шедевры Рубенса, на время службы прерывают экскурсии, в соборе баварского Бамберга – закрывают вход. Соборы святого Павла в Лондоне, Парижской богоматери, Александра Невского в Софии имеют статус государственных памятников – так же, как Преображенский собор в Пскове, где даже Патриарх Кирилл служил литургию без свечей и кадил, чтобы не повредить византийские фрески. Аналогичное положение занимают Софийский собор в Киеве, кремлевские соборы в Москве, иерусалимский храм Гроба Господня и собор святого Петра в Ватикане.
В этом смысле Исаакий ничем от них не отличается. Вряд ли он принесет епархии хоть какой-то доход. Намерение прибрать его к рукам проистекает от инстинкта самоутверждения. Как говорил в XVI веке богослов и поэт Михаил Триволис (Максим Грек), просидевший 25 лет в монастырской тюрьме и позднее канонизированный РПЦ: «Ничто не делает нас столь зверскими, сколь стремление владеть имением».
Даже самые воцерковленные верующие понимают, что стоящий в центре города храм принадлежит не только прихожанам.
Многие противники передачи Исаакия церкви – вовсе не упертые атеисты, и понимают, что храмы строятся для молитвы. На митингах против передачи собора выступали и верующие люди. У них перед глазами – безобразная серая «ограда» Казанского собора и странности реставрации его иконостаса с то ли возвращением, то ли копированием шедевров из запасников Русского музея и заказом фальшивых яшмовых колонн взамен украденных для украшения ректората МГУ. Многие видели в Москве сваленные на задворках Донского монастыря «лишние» детали убранства храма Христа Спасителя. Люди бывали и на Соловках, где искореняются следы трагического лагерного периода истории обители, и в гламурном Иверском монастыре на Валдае, где свечных и сувенирных лавок больше, чем монахов-насельников. Для верующих людей важен вопрос доверия. Многие из них с полным основанием не считают возможным вручить сокровище Петербурга нынешним иерархам РПЦ.
«И все хорошее в себе доистребили»
В пылу полемики сторонники передачи собора церкви произносят погромные антисемитские речи, а их противники опускаются до лексики журнала «Безбожник». При этом и те и другие отлично сознают, что на самом деле спорят совершенно о другом. Если имущественные притязания епархии – частное внутрицерковное дело, то судьбой собора пожелали распорядиться руководители светские и сделали это совершенно иным образом. Памятник архитектуры и символ города в предвыборный год превратился в тактический рубеж политической борьбы.
Одним из самых отвратительных преступлений советской власти стал антицерковный террор. Казалось бы, после краха СССР православие должно было проявить себя последовательной реформаторской силой. В истории бывали случаи, когда религиозные конфессии становились во главе угнетенного народа. К нашему общему несчастью, РПЦ в ХХ веке даже не ставила перед собой подобных задач. Немногочисленные священники-диссиденты – Александр Мень, Глеб Якунин, Павел Адельгейм, Георгий Кочетков и другие – оказались лишними в церкви, которая еще с 1980-х объявила себя главным хранителем государственной великодержавности. Травля любимых паствой заслуженных священнослужителей, которые осмеливаются иметь независимые взгляды, происходит на глазах у прихожан. Церковные «государственники» лезут в учебный процесс в школах и вузах, в репертуар театров и кино. РПЦ поддерживает спорную идею преемственности императорской, советской и современной России, доходя до публичного оправдания Сталина и Ивана Грозного. С другой стороны, в Петербурге помнят, как руководство епархии малодушно отказалось (чтобы «не обижать» неизвестно кого) от крестного хода при возвращении на исконное место реликвии города – Казанской иконы Богоматери. Или о невероятных усилиях, которые потребовались, чтобы переместить исторический Андреевский флаг Белого врангелевского флота из темного угла Казанского собора к могиле фельдмаршала Михаила Кутузова.
Слово «церковь» обозначает не только христианскую конфессию, но и общественную религиозную организацию. Богословская, каноническая святость первой не гарантирует морального авторитета второй. Такой авторитет, дающий моральное право распоряжаться национальным достоянием, нужно заслужить.
«Наше духовенство мало и редко учит, оно служит в церкви и исполняет требы. Для людей неграмотных Библия не существует; остается служба церковная и несколько молитв…» Эти горькие слова были сказаны православным радикалом, обер-прокурором Синода Константином Победоносцевым больше ста лет назад. А сегодня социологические службы сходятся в том, что православными называет себя около 60% взрослого населения России, но только от 2 до 12% из них исповедуются и причащаются, а каждый пятый признается, что… не верит в Бога. Половина не различает православный и католический Символы Веры, большинство не только не читали Библию, но не помнят даже авторов канонических Евангелий. Можно предположить, что они из патриотических соображений считают православие не религией, а чем-то вроде русского народного обычая, но социологические данные не подтверждают даже этого.
Они говорят о том, что современное российское общество не является ни религиозным, ни подлинно светским, ни даже атеистическим. В нем царит нравственный вакуум, абсолютная духовная пустота. Духовный вакуум, в отличие от физического, излучает энергию, причем энергию разрушительную. Потому-то возрождение российской церковной жизни и обернулось казенным насаждением малограмотной и агрессивной кликушеской набожности.
Православный философ Георгий Федотов много лет назад пророчески заметил: «Как ни гнусен большевизм, можно измыслить нечто еще более гнусное – большевизм во имя Христа. Методы ГПУ на службе Церкви в тысячу раз отвратительнее тех же методов на службе у безбожия».