«Им даже горцев удалось запугать»
Председателю Объединения перевозчиков России (ОПР) перекрыли все пути к регистрации кандидатом в президенты РФ.
Одновременно в отношении Бажутина завели три дела по разным поводам: апрельский автопробег в Петербурге, июньская стачка в Химках, декабрьский перегон машины. За лидером ОПР охотились спецслужбы, чтобы взять под арест. 11 декабря посадили на 15 суток. За это время было сорвано собрание по выдвижению Бажутина в Дагестане. 26 декабря выйти из камеры ему не дали: опять забрали в полицию. 27 декабря Андрею удалось бежать из зала суда, он вынужден скрываться. 11 января суд вновь будет решать его судьбу. Корреспонденту «Новой» удалось поговорить с лидером дальнобойщиков, который по-прежнему находится в бегах.
– Почему 11 декабря вы ехали на автомобиле без прав?
– Я лишен прав по сфабрикованным обвинениям за протест против платного проезда по Западному скоростному диаметру. Но я сел за руль ввиду крайней необходимости, это допускается. Под Петербургом, в поселке Красный Бор, мы с другом перегоняли из гаража в гараж неисправную машину моей жены, чтобы отремонтировать. Жена и двое детей, включая грудничка, заболели, без машины многодетной семье никак.
Но за мной следили. Утром 11 декабря пытались забрать судебные приставы по решению Московского областного суда, оштрафовавшего меня на 30 тысяч рублей (я их не заплатил, потому что в Химках меня незаконно задержали в июне).
После ареста ко мне в спецприемник пришли судебные приставы и вручили повестку в суд на 28 декабря (пытаюсь обжаловать штраф за Химки). Накануне заседания мой защитник Динар Идрисов уточнил у судьи, требуется ли мое присутствие. Судья ответила: нет. А в 7 утра 28 декабря к моему дому пришли судебные приставы.
– Дальше как вас блокировали?
– 26 декабря, когда я отбыл 15 суток, мне принесли новую повестку – зацепились за автопробег в Петербурге в апреле. Хотя мы еще весной объясняли, что выезжаем без лозунгов, без плакатов, только с символикой ОПР. Но нас задержали. Пытались вменить незаконную организацию автопробега, не получилось. Теперь они рассматривали автопробег как шествие. Просто была задача не отпускать меня из-под ареста и осудить как минимум еще на десять суток.
26 декабря, в 21.45, за мной приехал Идрисов. Мы с ним обменялись сумками и верхней одеждой, но фокус не удался – нас уже ждали.
Переодевание сотрудники полиции предъявили мне как нарушение закона. Я что, переодеться не могу?
Между тем сами полицейские действовали незаконно: даже не выпустили меня на улицу, не дали поставить отметку в журнале, задержали во внутреннем дворе спецприемника. Привезли в 76-й отдел полиции. Там уже ждали сотрудники Центра «Э» и ФСБ. Не разрешили мне позвонить юристу, отказали в его присутствии. Составили протокол. Полицейские сказали: есть видеозаписи – вы проводили в Петербурге в июне шествие. Я возразил: давайте не будем подменять понятия. Автопробег был, я там находился, но организацией не занимался. Каждый принимал решение об участии или неучастии в автопробеге лично и добровольно. Автопробег как шествие я не признаю.
Ночь на 27 декабря я провел в камере отдела полиции. Днем привезли в суд. Мне не вручили повестки, ничего не объяснили. На выходе дали расписаться в том, что я «освобожден». Я исправил: «не освобожден, а сопровождаюсь в суд под охраной».
– Как вам удалось бежать из суда?
– Довольно просто, хотя меня опекал усиленный наряд полиции. Сопровождали в суд автомобиль ППС и две машины ГИБДД. Потом мы поднялись на третий этаж. Подъехал Идрисов. Напомнил сотрудникам полиции, что они нарушают права человека. Тогда мне с защитником позволили зайти за угол в коридоре поговорить, а там – дверь и лестница. И я подумал: если совершается незаконное правосудие, зачем мне сидеть и ждать, когда меня опять закроют на 10 или 15 суток без оснований? Я взял и ушел. Домой не вернулся. Скрываюсь и сегодня. Телефона у меня нет. Знаю, что меня искали.
Фото: из личного архива Андрея Бажутина
– Как долго теперь вы будете вынуждены прятаться?
– Как минимум до 11 января – до заседания суда по штрафу за Химки. Посмотрим, что он решит. Если заседание перенесут, то станет четко понятно: меня все еще хотят на какой-то период изолировать.
– Вас всеми силами блокировали только из-за ваших планов выдвигаться на президентских выборах?
– Только из-за планов! Мы не надеялись на избрание. Хотели лишь попробовать свои силы, еще раз заявить о себе, привлечь интерес общества и СМИ, напомнить о проблемах.
– Противодействие власти в отношении вас сравнивают с противодействием Алексею Навальному.
– Возможно, Алексею противодействуют больше. Он уже давно в политике. А члены ОПР себя не считают политиками. Мы просто граждане. Но если мы не займемся политикой, политика займется нами. Она нами и занялась.
– Но и под арестом, и в бегах вы пытались собрать подписи?
– Сейчас многие говорят: «Бажутин не собрал, не смог». То, что в Дагестане не собрался кворум на собрании по поводу моего выдвижения, еще не означает, что люди всем довольны и ничего не хотят менять.
Я четко знаю, что в Дагестане спецслужбы провели большую работу. Многие горцы из сел, с которыми мы предварительно договаривались, не приехали не по своей воле.
2 января, в день собрания, коллеги из ОПР до многих дагестанских дальнобойщиков не смогли дозвониться: телефоны были выключены.
– Почему собрание по вашему выдвижению проводилось в Махачкале?
– В Махачкалу собрание перенесли, потому что в Москве или Петербурге его было точно не провести. В Дагестане людей запугать сложнее. Но нам показали, что можно надавить и на горцев. Хотя собрание все равно состоялось: 50 честных человек не испугались. Однако в сложнейших условиях, без денег, в кратчайшие сроки, я считаю, мы смогли сделать много. В Тюмени поддержать Путина вышли девять человек, а меня в Дагестане – 50. Не вижу никакого проигрыша. Будем бороться дальше.
– А дальше как?
– Никто не отменял нашей борьбы в рамках отраслевой деятельности. 80% грузов перевозят дальнобойщики ОПР. В разных регионах будут и муниципальные выборы, и довыборы в федеральные органы власти. Мы используем все моменты для того, чтобы наши люди максимально проникали во власть и заявляли наши требования. Сидеть и молчать мы не собираемся.
– Главная проблема для дальнобойщиков – система «Платон»?
– «Платон» создает ограничение по передвижению для всех владельцев транспорта. После президентских выборов в интерфейс системы внесут и легковые машины. Рост цен на товары первой необходимости и продукты питания зависит от накладных расходов на перевозки. А они все выше и выше. И мы не виноваты, в магазин мы идем вместе со всеми.
Но это еще не все. Уже есть законодательная инициатива о запрете частному бизнесу владеть грузовым транспортом. А это беда. Монополизировав отрасль, можно ее регулировать картельным сговором. А учитывая, что 80% грузов перевозится автомобилями, очевидно, как негативно это отразится на нас. Мы видим, что происходит в экономике: сокращается объем производства, снижается потребительский спрос. Товаров и из Китая, и из Европы завозится все меньше. Рынок сворачивается. Это чувствуют все жители страны.
– Как это сказывается на дальнобойщиках?
– На 2015 год в России было зарегистрировано примерно от полутора до двух миллионов грузовых автомобилей (точной цифры нет). На тот момент существовало четкое соотношение: 30% крупных перевозчиков, 70% – перевозчики из среднего и мелкого бизнеса. А сейчас нас уже 50 на 50. Реально с рынка ушли 20% частников. И это не предел.
Власть мелкий бизнес не поддерживает, не помогает ничем. Грузовые машины дорогие, почти все они взяты частными перевозчиками в кредит и лизинг, но денег на ремонт не хватает, состояние транспорта плачевное. Если люди уйдут с трассы, максимум, куда денут свои грузовики, – на металлолом. А кредиты и лизинг останутся. Это будет еще один социальный удар, следующий шаг к росту недовольства в стране – перевозчики могут перестать быть перевозчиками, но они останутся участниками протестных движений.
– Вы лишены водительских прав на два с половиной года, ваш старший сын Артем лишен их на год. Как и на что сейчас живет ваша многодетная семья? Ведь у вас еще трое несовершеннолетних детей и грудной шестимесячный ребенок.
– Живем на ежемесячное пособие на младшего ребенка, которое получает жена, но это мизер. Я сейчас не могу найти работу. Немного помогают ребята из ОПР. Невеликие деньги, но как-то справляемся.