УФСИН просит не причинять боли... публикациями
К орудию, способному добавить коллегам «излишнюю боль и волнения», руководство ведомства приравняло доклад членов ОНК Петербурга по жалобам заключенных на пытки, побои и нечеловеческие условия содержания.
Единое мнение одного руководителя
Заключение трех членов ОНК Петербурга – Екатерины Косаревской, Яны Теплицкой и Романа Ширшова – было направлено в городские и федеральные органы прокуратуры и ФСИН 6 августа. В тот же день выдержки из него были опубликованы адвокатской «Командой 29», участвовавшей в подготовке сводного текста, составленного по итогам мониторинга местных изоляторов и колоний. Следом информация разошлась по СМИ. Тогда же, через шесть часов после появления публикации «Команды 29», на сайте регионального УФСИН появилось уведомление о начатой им проверке «опубликованной в ряде СМИ информации о нарушениях прав человека в местах лишения свободы». А на другой день – сообщение о состоявшемся выездном рабочем совещании с посещенных нескольких мест лишения свободы: СИЗО-6, ИК-6, ИК-7, лечебно-профилактического учреждения имени Ф. П. Гааза. То есть тех, откуда поступали жалобы на насилие, описанные в заключении членов ОНК. При этом само заключение правозащитников не упоминалось, выездное совещание представлялось как мероприятие в рамках межведомственного взаимодействия. Прошло оно под эгидой начальника УФСИН Игоря Потапенко, с участием его помощника по соблюдению прав человека в УИС Елены Кузнецовой, представителя аппарата уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге Елены Берницкой, зампредседателя ОНК Ленобласти Германа Климентенка, председателя ОНК Петербурга Александра Холодова. Авторов документа, фактически послужившего причиной проверки, не сочли нужным пригласить или хотя бы уведомить.
Выездное совещание в ИК-7 // Фото: пресс-служба УФСИН России по СПб и Ленобласти
В сообщении УФСИН утверждалось, что все участники выездного совещания «пришли к единому мнению о том, что нарушений действующего законодательства по соблюдению прав подозреваемых, обвиняемых и осужденных, в том числе при организации оказания медицинской помощи в учреждениях УФСИН России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области, не допущено». Хотя, по сведениям «Новой», полученным от участников инспекции, никакого итогового анализа, протокола и голосования не было.
Завершал релиз призыв к «уважаемым гражданам» обращаться «к официальным источникам информации». Поскольку «нередко некоторые издания публикуют непроверенную и недостоверную информацию, забывая о том, что речь идет о судьбах людей – как сотрудников, несущих службу в учреждениях УИС, лицах, находящихся в местах лишения свободы, так и их родных, близких и детях, которым данные «неточности» добавляют излишнюю боль и волнения».
Повышенная чуткость Игоря Потапенко к публикациям о происходящем в подведомственных ему учреждениях известна. Уже на второй день после публикации «Новой» о пытках и убийстве Валерия Пшеничного в другом СМИ вышло обстоятельное интервью с Потапенко, где генерал так старался представить «предельно точную информацию» по этому делу, что за его спиной мерещился шелест крыльев. Несмотря на только начатое расследование, генерал безапелляционно утверждал, что в гибели Пшеничного «никакой вины ни моих сотрудников, ни тех, кто содержится под арестом, нет».
В общем, с его слов выходило, что погибший в СИЗО-4 Пшеничный сам бил себя током, не жалея языка и полости рта, наносил колото-резаные раны (в том числе в спину), проткнул себе гортань, а потом повесился. С той же уверенностью Потапенко утверждал, что сексуального насилия над Пшеничным не было. Повторять на страницах «Новой» версии генерала о том, как могла попасть в прямую кишку и рот покойного сперма «не менее двух мужчин» (вывод судебно-медицинской экспертизы), мы не будем. Из гигиенических соображений. Пусть генерал сам живет с этим дальше, как сможет.
После такого саморазоблачения очередные попытки УФСИН выдать черное за белое эмоций уже не вызывают. В сообщении от 7 августа удивило лишь заявленное «единое мнение», в котором номинальные правозащитники якобы слились с руководством управления.
Свой среди чужих, чужой среди своих
Говоря об ОНК, следует напомнить: Общественная палата России так сформировала во всех регионах ОНК последнего созыва, что правозащитников в них почти не осталось. Зато изрядно прибыло бывших работников ФСИН, МВД, прокуратуры и доказавших свою лояльность системе общественников.
То, что в составе петербургской ОНК оказались такие самоотверженные, бесстрашные и при этом поразительно четко и слаженно работающие люди, как Екатерина Косаревская и Яна Теплицкая, – явление исключительное. Именно им удалось, преодолев очень серьезное сопротивление, зафиксировать следы пыток на фигурантах дела «Сети» Викторе Филинкове и Игоре Шишкине и предать эти факты гласности – что сыграет важную роль в дальнейшем развенчании всей конструкции, выстраиваемой на выбитых показаниях.
Председатель ОНК Петербурга Александр Холодов как будто совсем из другого теста. Гордится, судя по его постам в соцсетях, грамотами за активное участие в кампаниях по выборам президента и благодарностью начальника регионального ГУ МВД РФ «за взаимодействие» и «в связи с празднованием 80-й годовщины со дня образования охранно-конвойной службы МВД России».
На вопрос «Новой» о том, согласен ли он с содержанием опубликованного УФСИН релиза, Александр ответил: «Отчасти». Потому что отчасти подтвердились приведенные в докладе членов ОНК сведения. Например, о переполненности камер. Но эта проблема, по мнению Холодова, может быть решена с достройкой второго «креста» изолятора «Кресты-2» в Колпино, дали бы еще денег (комплекс планировалось сдать в 2013 г., ФСИН оплатил генподрядчику всю определенную контрактом сумму – 12,7 млрд руб., но работы завершены не были; под арестом оказались бывший замдиректора ФСИН Николай Баринов (по обвинению в 110-миллионной взятке) и петербургский куратор проекта замначальника регионального УФСИН Сергей Мойсеенко (по обвинению в 350-миллионной взятке и заказе убийства коллеги – начальника отдела технадзора и эксплуатации объектов строительства УФСИН Николая Чернова). – Прим. ред.).
Члены ОНК Петербурга Екатерина Косаревская (слева) и Яна Теплицкая // Фото: facebook.com
Председатель ОНК также признает, что нашла подтверждение информация об избиении одного из упомянутых в заключении арестантов. Но добавляет при этом, что избит он был до поступления в СИЗО-6.
– Я с ним беседовал, двадцать раз спросил – есть жалобы? Но он только на условия содержания жаловался. Да, он в подавленном состоянии. Следов пыток нет. Я спросил – как ему вся эта шумиха, огласка. Так вот, он изъявил желание, чтобы поменьше внимания к нему было.
– Если вы признаете, что согласны с релизом УФСИН лишь «отчасти», что какие-то сведения подтвердились, значит, утверждение о «едином мнении» не соответствует действительности?
– Подача информации УФСИН – это их дело. У меня претензий нет. Я ведь понимаю, что они имели в виду, почему такую словоформу использовали. Такова общая стилистика органов власти, я это понимаю и читаю между строк.
Ущерба для собственной репутации от таких «словоформ» Александр не видит. Говорит, у него больше претензий к журналистам и выпустившим заключение коллегам. Мол, некоторые издания подали его как «доклад ОНК» – а это всего лишь мнение трех человек. О содержании заключения узнал из публикаций СМИ, и теперь у него «больше вопросов к авторам документа», желает «разобраться с этим». Уверяет, что о репрессиях речи не идет: в питерском ОНК самый демократичный регламент, председатель имеет те же права, что остальные члены команды, каждый свободен в комментариях.
Александр Холодов // Фото: abnews.ru
– У меня скорее личная обида: почему они главе ОНК не направили заключение, я бы мог тоже принять участие, – сетует Холодов. – Объяснение этому у меня одно: их желание стать членами комиссии (по расследованию случаев насилия в местах лишения свободы, создание которых в каждом регионе анонсировало руководство ФСИН; Косаревская, Теплицкая и Ширшов направили обращение с просьбой включить их в такую комиссию. – Прим. ред.). Цель их доклада – лоббирование своего участия в каких-то органах.
– Вы всерьез полагаете, что эти трое сплели интригу, дабы ввязаться в еще одну каторжную работу, чреватую эмоциональным выгоранием, отказом от собственной нормальной жизни?
Подобрать подходящий ответ, мечась по своей шкале ценностей, Александру не удается. Меняет тон – переходя к выражению сочувствия коллегам, которые «в силу своей молодости, наивности, отсутствия опыта» принимают на веру все жалобы из мест заключения.
– Зачастую ведь для чего заключенные жалуются? – рассуждает Александр. – Чтобы отомстить кому-то, улучшить свое материальное положение. – К примеру, пишет один – нет в камере телевизора. Я прихожу – а телевизор есть! Другой жалуется на притеснения потому, что хочет разжалобить родных, чтоб жена ему передачки чаще носила. Вот я поговорил с человеком, упомянутым в заключении как избитом с применением электрошокера. Но мне странно – там тысяча человек сидит, а сотрудник почему-то его одного избил. А других почему не избивает? Странно, да? Я с этим заключенным беседовал, у него за тридцать минут двадцать версий – то говорит, что синяк на ноге, потом – не синяк, а ожог. Колония – не квартира, если у кого есть на теле следы насилия, другие увидят. Он же в душ ходит со всеми – что, никто ничего не замечал? Значит, следов нет. Он мне три фамилии назвал, кто якобы их видел, – мы всех опросили, все трое это отрицают.
– Не допускаете, что люди запуганы?
– Ну видно же, когда боятся.
Другой вот рассказывает про электрошокер – якобы, применяли к нему, пристегнув в кабинете к стулу. Я захожу в этот кабинет, а там стул – деревянный! Он же испортится, когда человек дергаться будет, развалится. Я бы может, еще поверил, если б там стул был металлический – тогда да, к нему можно пристегнуть, и царапины бы остались от наручников.
И во ФСИН нет ни одного электрошокера! Получается, сотрудник – а их всех на входе осматривают – должен нелегально пронести спецсредство или получить под роспись в спецчасти. Конфликт тот с чего начался: один заключенный избил другого, когда вызвали в кабинет дать объяснения, пришел туда с лезвием, порезал себя. Не сильно – это скорее демонстрация была. Его после санитар осматривал, других следов, кроме порезов, не было. Я его просил сказать, кто видел следы на нем от побоев, – ни одну фамилию не назвал. Утверждать ничего не могу, но для себя выводы сделал: человек врет. Просто хочет, чтобы его перевели в другое место. Здесь у него проблемы с другими заключенными. Поймите, там не зайчики сидят – это колония строгого режима, там дважды и более осужденные (описываемый случай имел место в колонии общего режима ИК-6. – Прим. ред.). И вот они используют наивность моих коллег. Такие сочиняют многоходовки! Вот один, еще пока в Крестах находился, умолял: определите куда угодно, только не в «Яблоневку»! (ИК-7 – эта как раз строгого режима. – Прим. ред.). А почему? Да не потому, что в «Яблоневке» ужас-ужас, а потому что он там в карты проиграл. Сам мне потом сознался. Я обратился к Потапенко, попросил отправить в другой регион – его и отправили.
Гроб со смехом
Свои объяснения находятся у Александра Холодова и по другим эпизодам, приведенным в заключении коллег. История с не дожившим в «Яблоневке» до сорокалетия осужденным К. (родным о его смерти руководство колонии сообщило спустя две недели, тела они не видели – гроб выдали заколоченным досками-обрешеткой) почему-то вызывает у Холодова желание острить:
– Я, как вы понимаете, с трупом побеседовать не мог, – смеется Александр. – Но сомнения у меня возникают. А вот мои коллеги, не поговорив с трупом (опять смеется), все равно уверены, что так именно и произошло, как им рассказали, будто было насилие. Да никто не будет две недели держать в колонии тело, его сразу в морг вывозят! Моим молодым коллегам не хватает критического мышления. Ну ничего, придет с годами.
СИЗО №6. Обход // Фото: пресс-служба УФСИН России по СПб и Ленобласти
Надуманной представляется председателю ОНК и другая описанная в заключении проблема: невозможность вести видео-, фото- и аудиозапись при посещении мест содержания под стражей.
– Мне лично замначальника ФСИН России разъяснял принятый порядок: если членам ОНК требуется съемка, они сообщают об этом ФСИН, и такую съемку проводит их сотрудник. Потому что бывали случаи, когда самостоятельно сделанное видео потом монтировали, выкладывали в СМИ. Так что предложенный порядок – правильный, – не сомневается Александр. – Причем копия, как мне разъясняли, хранится во ФСИН – как раз для того, чтобы в случае монтажа можно было сопоставить и доказать, как было, защититься от ложных нападок.
Вероятность монтажа самими сотрудниками ФСИН Холодов не рассматривает. Напоминаю ему о случае Виктора Филинкова – когда его осмотр Яной и Катей, с фиксацией следов пыток, проводился в присутствии сотрудника СИЗО с видеорегистратором и под стационарными камерами. Члены ОНК, а также адвокат Филинкова тотчас подали обращения с просьбой сохранить эти записи, приобщить к делу. Больше двух месяцев не было никакого ответа, а когда дошло до проверки Следственного комитета, было заявлено – все записи уничтожены.
Но этот пример вызывает у председателя ОНК лишь очередной всплеск раздражения «молодыми коллегами»:
– Опять Яна и Катя! Что они там и как делали – это их личное дело. Они меня в известность не ставят. А у меня прямая связь с руководством ФСИН России, я бы эту проблему решил за три минуты, если бы они ко мне обратились.
Но меня после беседы с Холодовым совсем не удивляет, что Яна с Катей этого не делают.
Яна Теплицкая, член ОНК Петербурга:
– Наше заключение на 15 страницах. По каждому делу пишем, как пытались проверить информацию и почему это оказалось невозможно. Никакой реакции на наше обращение в электронные приемные пока не было. Мы, собственно, как раз просили о проверке, только с нашим участием. Похоже, сами представленные нами факты не вызывают желания разобраться. Про все, там изложенное, ФСИН и так давно известно – мы писали это в других своих заключениях, в книгах посещения. Желание что-то предпринять вызвали у них сообщения СМИ. Засуетились, потому что шум, федеральная кампания объявлена. Но пока, к сожалению, это приводит к тому, что если раньше у них месяц уходил на отписку – «проведена проверка, нарушений не обнаружено», – то теперь ее пишут уже на следующий день и публикуют.
К Холодову у меня нет претензий: он, конечно, для таких вещей и шел в ОНК, остается в рамках этой роли и ничего плохого сверх нее не делает. Это не уникальная история. Например, в Свердловской области, после того как рабочая группа пишет заключение о пытках в колонии, на место обязательно выезжает группа лояльных членов ОНК с представителями ФСИН, УПЧ и так далее – и пишет опровержение.
Такие люди были «выбраны» в ОНК во всех регионах и, кажется, везде на них приходится больше половины. Но в федеральном законе написано, что все члены ОНК, включая председателя, обладают равными полномочиями. На местах бывает, что ОНК принимает плохой регламент – тогда, например, председатель пытается запрещать членам ОНК посещать места заключения. Но мы приняли нормальный регламент, по которому один член ОНК не может помешать работать другому. За полтора года своей работы мы написали десятки заключений, и всегда отправляли их в органы власти, а не другим членам ОНК. Просто так построен рабочий процесс, как-то никто не изъявлял желания читать все чужие заключения. Если в них есть информация по теме, которой конкретный человек занимается, я, скорее всего, пришлю его коллеге – полагая, что ему будет интересно. А вообще почти все заключения мы публикуем, только без персональных данных.
Холодов о своем участии в проверке жалоб из нашего заключения нам не сообщил (я бы сообщила), к участию нас не пригласил. На мой взгляд, как раз это некорректно. По-моему, председатель ОНК должен был отказаться от участия в проверке без представителя кого-то из нас троих. Как, впрочем, и остальные участники, если они считают себя и нас представителями общества.
Комментарий аппарата уполномоченного по правам человека в Санкт-Петербурге:
«7 августа представитель УПЧ участвовала в организованном руководством УФСИН посещении заключенных, упомянутых в докладе членов ОНК, в учреждениях УИС, которые находятся на территории Петербурга: ФКУ ЛПУ «Областная больница им. доктора Ф. П. Гааза», ИК № 6 и № 7 (областное СИЗО № 6 представитель УПЧ не посещала).
Один из содержащихся в ИК № 6 (гражданин С.) подтвердил свои жалобы, о которых сообщается в докладе. Информации о применении насилия к другим опрошенным получено не было. Однако делать окончательные выводы преждевременно. Материалы и предложения, изложенные в докладе членов ОНК, требуют всесторонней проверки и анализа. Тем более авторы доклада указывают, что их заключение «не содержит информации о пытках, доказанных в соответствии с действующим законодательством РФ», а ставит вопросы «о неэффективности проведенных государством проверок», «о необходимости принятия государством мер по профилактике и расследованию пыток», в том числе в части «содействия членам ОНК при проведении общественного контроля».
В связи с этим УПЧ предложил руководству УФСИН и членам ОНК в ближайшее время провести в его офисе совместную встречу для выработки механизмов взаимодействия в целях предотвращения пыток и адекватного реагирования на жалобы о применении насилия в учреждениях УИС.
УПЧ также обратился в ГСУ Следственного комитета РФ по Санкт-Петербургу, городскую и областную прокуратуры с запросами о результатах ранее проведенных ими проверок сообщений о пытках в учреждениях УФСИН, перечисленных в докладе членов ОНК. На основе полученных данных омбудсменом будет проведен анализ эффективности мер, принятых правоохранительными органами по этим сообщениям».