«Есть гипотеза карельских историков»
Военно-историческое общество провело пресс-конференцию «по итогам экспедиции в Сандармох». Говорили о чем угодно, только не об итогах экспедиции.
Они очень торопились найти в Сандармохе советских солдат, зверски убитых финнами, и не найти жертвы советских репрессий. Еще больше торопились рассказать, как здорово все получилось. Поэтому раскопки начали, не дожидаясь разрешающих документов. А о находках пришли докладывать, не дожидаясь экспертиз. Это выяснилось на пресс-конференции, которую коллеги доктора наук Мединского по Российскому военно-историческому обществу (РВИО) устроили через два дня после окончания экспедиции.
Когда пресс-конференция уже закончилась, ко мне подошел расстроенный иностранный журналист и, с трудом говоря по-русски, стал показывать пресс-релиз о раскопках Военно-исторического общества под Ржевом. Он не понимал, как это связано с темой мероприятия – итогами экспедиции в Сандармох. А ведь ему не только выдали красивый релиз про Ржев, но даже показали пятиминутный фильм об этих раскопках. Я посоветовала пока просто забыть про Ржев. «А зачем же об этом столько говорили?» – отчаянно спросил запутавшийся журналист. «Чтобы говорить о чем угодно, кроме Сандармоха», – ответил раньше меня коллега из ВВС.
Официально экспедиция РВИО в Сандармох закончилась 5 сентября. И уже 7-го числа РВИО решило сообщить о ее итогах. Справедливости ради напомним, что у них было все-таки больше двух дней, потому что раскопки в Сандармохе, как уже писала «Новая», длились всего три дня и закончились еще 28 августа. Трех дней этим фантастически работоспособным людям хватило, чтобы найти останки пяти человек, убитых, судя по дыркам в черепах, выстрелами в затылок, два патрона и две пули и определить, что истлевшие фрагменты одежды на телах – это шинели зеленого цвета и валенки.
В докладчики на пресс-конференцию не позвали никого из тех, кто присутствовал на раскопках в Сандармохе. Глава экспедиции Олег Титберия был заявлен в пресс-релизе, но почему-то его не было. Единственный участник раскопок, начальник поискового департамента РВИО Сергей Баринов, сидел на стульчике в зале и за всю презентацию не проронил ни слова.
А вот кто выступал. Научный директор РВИО, доктор исторических наук, советник тоже доктора наук Мединского и защитник его диссертации Михаил Мягков. Помощник заместителя министра обороны Александр Кирилин. Министр культуры Карелии и глава регионального отделения РВИО Алексей Лесонен. Автор идеи о Сандармохе как месте захоронения красноармейцев профессор Петрозаводского университета Сергей Веригин. Никто из них к этому дню итогов экспедиции не видел. Да и не мог видеть: экспертизы если даже чудом начались, то точно не могли завершиться. И самой экспедиции эти люди тоже не видели. Но пришли о ней рассказать.
Видимо, участники мероприятия ждали, что вопросы им станет задавать только ручная пресса. Она там действительно была и потом выдала заметки с заголовками вроде такого: «Финляндия хочет переписать историю». Кстати, экспертов из Финляндии тоже на конференцию не пригласили.
Поисковики на привале // Фото: Ирина Тумакова
Кто их позвал
Ведущий решил начать рассказ об итогах экспедиции в Сандармох с вопроса представителю Минобороны: «Хотелось бы, чтобы вы рассказали о деятельности Министерства обороны по увековечению памяти погибших защитников отечества и, конечно же, о деятельности специального поискового батальона». И четверть часа Кирилин об этом рассказывал. Журналисты терпеливо ждали, когда он дойдет до Сандармоха. Но он не дошел.
Потом ведущий попросил министра культуры Карелии рассказать «о деятельности военно-исторического общества в Республике Карелия». Ну и о том, «каково значение экспедиции в Медвежьегорском районе для культурной жизни региона». И Лесонен долго рассказывал, какая это «деликатная часть истории». Упомянул, что «репрессированных направляли именно через этот район на строительство Беломоро-Балтийского канала, потом на Соловки». Наконец перешел все-таки к Сандармоху.
– Здесь, понятно, расстреливали репрессированных 30-х годов, – упомянул он вскользь. – Ну и рядом шли боевые действия, рядом также располагались концлагеря, где содержали военнопленных.
Чтобы «разграничить историю напластования» и «уточнить все-таки, где расходятся эти слои», Минкульт Карелии, сообщил его глава, обратился за помощью в Военно-историческое общество. Чтобы оно провело экспедицию.
– Обращение последовало в связи с тем, что было у нас такое же обращение со стороны Медвежьегорского музея, в чьем ведении находится Сандармох, – объявил Лесонен.
А вот что две недели назад говорил об этом «Новой» сам директор Медвежьегорского музея Сергей Колтырин: «Инициатором было Министерство культуры. Они обратились с письмом, чтобы мы подготовили обращение, чтобы определить границы захоронения. Хотя у нас в принципе есть документы по границам, они определены в 2001 году».
И вот что «Новой» говорил глава Медвежьегорской администрации: «У нас есть заявление Военно-исторического общества с просьбой о проведении работ. Моей инициативы не было».
Как они искали
Лесонен сообщил, что «экспедиция прошла успешно».
– С точки зрения тех задач, которые мы себе ставили и с точки зрения выдержки всех необходимых вот этих… Скажем так, условий таких работ, – добавил он, запнувшись.
Условием работ в Сандармохе, судя по тем немногим документам, что имелись у копателей, было непременное наличие открытого листа (документа, дающего право на изыскания на объекте культурного наследия) и предварительная – именно предварительная – археологическая экспертиза. С публикацией акта на сайте Управления по охране культурного наследия Минкульта. У поисковиков РВИО к началу раскопок не было ни того ни другого.
– Первоначально для того, чтобы определить место работы, были консультации с археологами с открытым листом, – утверждал Лесонен.
Единственным археологом с открытым листом на проведение раскопок в Сандармохе в тот момент был сотрудник Петрозаводского госуниверситета Александр Жульников. Но он предварительных работ в Сандармохе не проводил.
Раскопки военно-исторического общества в Сандармохе // Фото: Ирина Тумакова
– Потому что он находился в командировке, – объяснил Лесонен.
А вот что говорил «Новой» сам Александр Жульников за неделю до этой пресс-конференции: «Министерство культуры республики должно было направить нам приглашение на археологические работы, но не направило. Я спрашивал у Лесонена, почему он не прислал приглашение. Он начал оправдываться: дескать, до последнего момента не знал, когда эта экспедиция начнется, кто ее руководитель и так далее».
Лесонен услышал об этом уже после своего выступления.
– После того как работы были проведены, места работ были проверены археологом Константином Германом, – выдал он новую версию. – Он выходил на объект, когда оттуда еще не ушла экспедиция. Он еще заключение пишет, но мы с ним предварительно поговорили.
Таким образом, министр культуры Карелии фактически признал, что экспедиция на вверенной ему территории была незаконной.
Ну раз она уже состоялась, а археолог «еще заключение пишет». Правда, по наблюдениям «Новой», и во время раскопок в Сандармохе не было археолога Германа. От этого еще интереснее, что же он пишет в своем заключении.
– Разумеется, если на территории памятника культурного наследия проводятся работы, то они незаконны, – кивнул за столом сотрудник Минобороны Кирилин. – Но, насколько мне известно, на территории памятника работы не проводились. Они проводились за границами. В непосредственной близости, но не на территории захоронения.
– Мы шли по границам захоронения, – предложил Лесонен еще одну версию, объясняя, что специальных документов и не нужно было.
«Новая» в отличие от докладчиков на месте раскопок была. Мы ставили геометки на каждой выкопанной поисковиками яме. Все они находятся в черте официально установленных и нанесенных на карту границ памятника культуры Сандармох.
Ну и еще один штрих. Экспедиция ведь искала не только останки военнопленных. Как уже писала «Новая», поисковики раскопали три пустые ямы под тремя соснами, чтобы доказать, что там нет репрессированных. Копали, ориентируясь на памятные знаки – «голубцы», которые устанавливали Юрий Дмитриев и «Мемориал» в 1997 году, а потом ставили родственники убитых. Вот что рассказывал «Новой» об этих знаках медвежьегорский художник Владимир Попов, начинавший раскопки вместе с Юрием Дмитриевым: «Потом большая часть повалилась, их восстанавливали кто во что горазд, какие-то люди ставили свои метки. Так что теперь это просто памятники, они могут стоять произвольно». Этим воспользовались копатели.
– Были обследованы памятные знаки на предмет нахождения там останков людей, – объявил на пресс-конференции ученый из РВИО Михаил Мягков. – Из 290 памятных мест останки предположительно находятся только в 107 могилах.
Как связать эту ценную информацию с заверениями Лесонена о том, что копали «по границам захоронения»? Как, копая, по версии Кирилина, «за границами», экспедиция нашла пустые ямы в самом урочище?
Что они нашли
Михаил Мягков был на этой пресс-конференции самый красноречивый. Он выступал третьим. Ведущий попросил его рассказать «о статистике, о бойцах, пропавших без вести в этом районе во время Великой Отечественной войны». И несмотря на заявленную цель мероприятия, это было логично, потому что о самой экспедиции Мягков говорить не мог, его там, как мы уже говорили, не было.
– Погибшие и пропавшие без вести во время Великой Отечественной войны – это тема святая, это связь поколений, мы должны обращаться к нашей великой, нашей героической истории, чтобы все знали, что никто не забыт и ничто не забыто, – объявил историк. – Я хотел бы сказать, что работа Военно-исторического общества в области поисковой…
Увлекательную статистику РВИО и рассказ о «достаточно большой» подготовительной работе перед экспедицией мы опустим. Потому что об этой работе мы еще во время раскопок узнали от их участника Сергея Баринова. Он тогда рассказывал, что историки РВИО работают вот как раз сейчас, одновременно с копателями. И какая именно требовалась «подготовительная работа», не очень понятно, потому что все, на чем основывалась экспедиция, – это доклады карельских историков двухлетней давности.
Череп с пулевым ранением // Фото: Ирина Тумакова
– Есть гипотеза карельских историков о том, что в урочище Сандармох могли быть захоронены наши военнопленные, которые находились в финских лагерях, – повторил Мягков.
Но он все-таки перешел к тому, чего и ждали журналисты: собственно к итогам экспедиции.
– Работа проводилась достаточно активно в конце августа – начале сентября, – начал он.
Маленькая поправка: по наблюдениям «Новой» на месте, работы проводились «достаточно активно» 26 августа и по полдня 27-го и 28-го числа. За это время все и было найдено. Кроме останков людей, которых расстреляли в затылок, копатели нашли два патрона и две пули. И с ходу определили, что калибр патронов – 7,63, что они от маузера.
– Были найдены патроны различных калибров и различных стран, – сказал Мягков на пресс-конференции. – Здесь и Remington, и калибр 45, и финские винтовки, и советские пули…
Почему Сандармох
Четвертым выступал автор гипотезы о том, что в Сандармохе покоятся красноармейцы, – профессор ПетрГУ Сергей Веригин.
– Судьбы советских военнопленных в финских лагерях до последнего времени были белым пятном в российской истории, – объявил он. – Несправедливость была в том, что мы знаем на территории Карелии места захоронений советских солдат, мы знаем места захоронений гражданского населения, но мы до сих пор не знаем ни одного места советских военнопленных.
А вот что «Новой» говорил сотрудник Национального архива Финляндии профессор Дмитрий Фролов: «Документы, связанные с советскими военнопленными, рассекречены. Надо просто не лениться и прийти в Национальный архив Финляндии, он открыт. В Финляндии был целый проект о советских военнопленных. Есть база советских военнопленных. Более того: вся информация передана в Центральный военный архив Российской Федерации. Учетные карточки умерших военнопленных, учетные карточки вернувшихся на родину военнопленных – это все у Российской Федерации есть. Если сложно приехать в Финляндию, все документы можно посмотреть в Москве».
Профессор Веригин тем временем добавил: его гипотеза о Сандармохе строится на том, что прежде там был песчаный карьер – самое удобное место, чтобы хоронить расстрелянных.
А вот что рассказывал «Новой» соратник Юрия Дмитриева Владимир Попов: «Весь Медвежьегорский район – сплошные места расстрелов. Начиная от Пергубы, 10-й разъезд, там была большая зона. Расстреливали на Волчьей Поляне, в Кожпроме. Здесь такие места: в любом месте копни – найдешь кости».
Веригин же привел свое объяснение, почему искать надо непременно в Сандармохе.
– В Медвежьегорске финны строили мощнейшую линию укреплений, – сказал он. – На ней были задействованы сотни военнопленных. Но когда я спрашивал финнов, кто строил эти сооружения, они ссылались на то, что это секретный объект, строили только финские рабочие, специалисты, военные, что военнопленных они не привлекали.
Вот тут не выдержала журналист финской газеты Hufvudstadsbladet Анна-Лена Лаурен и, нарушив правила пресс-конференций, с места попыталась поймать профессора на лжи: финны, сказала она, давно всё признали и все документы опубликовали.
– Три года назад были опубликованы фотографии, – быстро сориентировался профессор. – Там показаны военнопленные на строительстве этого укрепрайона. Сейчас финны это признали. А я говорю о том, что было десять лет назад.
Вмешался Мягков. Стал рассказывать о том, как издевались финны над советскими военнопленными. И над гражданским населением тоже. Потом плавно перешел к рассказу о других раскопках – подо Ржевом. Тут-то организаторы и показали пятиминутный фильм о совершенно другой экспедиции, который так озадачил иностранных журналистов.
Наконец прессе разрешили задавать вопросы. Первой встала Анна-Лена Лаурен. Начала приводить данные финских ученых. Ведущий попробовал ее остановить. «Ваши господа уже час говорили, сейчас наша очередь», – жестко парировала финская журналистка.
Что будет дальше
Ведущий изо всех сил уводил разговор от темы. Просил рассказать о базах данных, где можно искать погибших родственников. Давал слово журналистам, интересовавшимся режимом работы медвежьегорского музея, зверствами финских оккупантов и оправданием нацизма в Эстонии. Но ужасно мешали остальные коллеги. Лезли со всякими дурацкими вопросами: как можно было начинать раскопки без разрешительных документов? отчего искали именно в Сандармохе, а не на территории лагерей, где финны действительно хоронили – и признают это – умерших и расстрелянных военнопленных? почему раскопки проводили в такой спешке? какие есть еще планы насчет Сандармоха?
Отвечая на один из таких вопросов, Мягков сообщил, что у его коллег в РВИО, оказывается, большие творческие планы по части Сандармоха и других подобных мест.
– Сейчас прорабатывается вопрос о строительстве Музея карельского фронта, – поделился он. – Это будет первый такой уникальный музей. Российское военно-историческое общество принимает активное участие в составлении концепции этого музея.
Ближе к концу Мягков сказал, что вообще-то надо бы дождаться результатов экспертизы. И правда – хотелось бы. А зачем устроили эту пресс-конференцию?
***
Напомним, что в 1997 году, опираясь на показания бывшего участника расстрельной команды НКВД, прокуратура Медвежьегорска провела эксгумации на территории урочища Сандармох и обнаружила останки репрессированных. Раскопки продолжили общество «Мемориал» и его карельский представитель Юрий Дмитриев. Он же провел огромную работу в архивах и установил 6431 имя жертв Большого террора – расстрелянных и похороненных в Сандармохе. В 2005 году это место официально было признано историко-культурным памятником. В 2016 году петрозаводские ученые Юрий Килин и Сергей Веригин, получив доступ к рассекреченным ФСБ документам СМЕРШа, выдвинули гипотезу о том, что в Сандармохе финны в период оккупации в 1941–1944 годах хоронили расстрелянных военнопленных. При этом слова «Сандармох» в документах нет, а есть только указания на пять лагерей в Медвежьегорском районе. Через полгода сотрудники ФСБ нашли у Юрия Дмитриева в компьютере фотографии его приемной дочки – и главу карельского «Мемориала» обвинили в изготовлении порнографии. Суд его оправдал, но сейчас Дмитриев снова в СИЗО.