Родина слышит, родина знает...
О том, что такое прослушка, в прежние времена узнавали преимущественно из шпионских романов. Граждане современного государства, правящим классом которого являются чекисты, узнают об этом из повседневной жизни – например, на любимой работе. Вот и сотрудникам одной из крупнейших частных медицинских клиник Петербурга теперь известно, что все их телефонные разговоры прослушиваются. Об этом им объявили вполне официально, на корпоративной вечеринке, в промежутке между тостами за процветание клиники и за здоровье ее директора.
Впрочем, не будем кривить душой: прослушка давно вошла в нашу жизнь – с тех пор, как у государства появились технические возможности контролировать каждое слово своих граждан. В советские времена прослушивание разговоров являлось элементом политического сыска. В новую эпоху навыки гэбистов взяли на вооружение частные коммерческие структуры. И вот уже фраза: «что-то у меня телефон фонит – не иначе, «жучок» завелся» – стала в какой-то степени привычной. Но все это (от установки прослушивающей аппаратуры до расшифровки записей) было делом негласным и в какой-то мере постыдным – по крайней мере, открыто об этом не объявлялось...
Прорыв в деле легализации прослушки совершила уже упомянутая петербургская медицинская клиника, имя которой мы раскрывать не будем. Этого не хотят ни сотрудники учреждения, ни, как нам кажется, его руководство. Хотя, чтобы читателю легче было вообразить интерьеры клиники, по чьим укромным уголкам разлетелись веселые «жучки», опишем ее скупыми конспиративными мазками.
Представьте себе медицинское заведение, достаточно известное для того, чтобы в нем не брезговали лечиться иностранцы, и в то же время достаточно дорогое для того, чтобы туда выстраивались очереди из петербургских стариков и пенсионеров. Само собой, шикарный сверкающий офис, бархатистые голоса докторов и кокетливый щебет сестер в регистратуре. В коридорах ароматы лекарств переплетаются с запахами дорогого парфюма. Директор клиники с фотогеничной улыбкой и лицом, на котором застыла фраза: «Мы славно поработали...» Руководитель службы безопасности с лицом суровым и мужественным, с глазами цвета серой стали – его величество «силовик». Чечня похрустывает у него за плечами. Глядя на него, нетрудно догадаться, кто, собственно, занят в клинике настоящим делом.
А теперь – сцена первая, она же последняя. Корпоративный банкет с его наигранным весельем и попыткой создать атмосферу нового капиталистического коллективизма. За длинными столами практически весь многочисленный персонал клиники и высокопоставленные гости, среди которых несколько именитых иностранцев. По-гусарски звенит хрусталь. Внезапно человек с мужественным лицом просит тишины. Голосом глухим и авторитетным, от которого за столом стихает смех, он говорит, что отныне все телефоны клиники – как стационарные, так и мобильные – поставлены на запись, грубо говоря, прослушиваются. Делается это, разумеется, для всеобщего блага – главным образом для того, чтобы улучшить обслуживание пациентов и зафиксировать на пленку все обязательства клиники перед ними, ну и, разумеется, из соображений безопасности в условиях всеобщего «антитеррора».
Никто не отвечает человеку с мужественным лицом. Все сидят, опустив глаза и нервно позвякивая приборами, – робкая бессловесная интеллигенция «колыбели трех революций». Ни у кого не находится нужных слов.
А что можно сказать? Разве что вспомнить про право на личную жизнь, про то, что по служебным телефонам нередко ведутся частные разговоры – например, с женой, детьми. Про то, что никому не хочется, чтобы его болтовню с вечным рефреном «сделай уроки, купи кефир» наматывал на ус бесстрастный механизм, а потом вдумчиво анализировал человек с мужественным лицом.
Впрочем, кроме тайны личной жизни существует и врачебная тайна. Все труднопроизносимые диагнозы, все самые интимные разговоры с врачами будет выслушивать тот же флегматичный мачо, зевая от скуки. Все колиты и бронхиты, гаймориты и геморрои будут взяты им на строжайший учет.
Но и это еще не все. Излишне напоминать, что иностранцы, которые до сих пор шли в клинику потоком, привлеченные ее респектабельной вывеской, могут и передумать, как только узнают о прослушке. Какому разумному европейцу или американцу захочется, чтобы каждое его слово отзывалось эхом в кабинете службы безопасности клиники, а может, где и повыше?
Все это можно было бы сказать, выпрямившись над корпоративным столом во весь рост и сверкнув гневными очами. Но никто ничего не сказал. Все гражданственные спичи были произнесены уже потом, в тесном домашнем кругу или в дружеской компании. А уже оттуда, из тесного мирка, разлетелись по всему городу, породив страхи и мании преследования. А вдруг и на вашей работе, дорогой читатель, уже установили «черный ящик» для прослушивания? О чем вы там только что чирикали с коллегами? Тс-с-с, тихо...
Сергей КИРИЛЛОВ