Теперь они уедут навсегда
До 30 тысяч рублей в среднем — такую зарплату профессорам и доцентам торжественно пообещали уже к 2008 году. Только вот за чей счет?
Многие ученые полагают, что новая реформа отечественной науки обернется возвращением назад, в СССР
Аполитичная, в общем-то, среда сотрудников питерских НИИ и вузов гудит как улей в ожидании радикальной реформы научно-технического комплекса. Той самой реформы, против которой активно выступают профсоюзные организации и Санкт-Петербургский Союз ученых. Весть о грядущем тотальном увеличении заработной платы (казалось бы, жить да радоваться!) вызвала у «счастливчиков» весьма неоднозначную реакцию.
Президентское слово весомо. Помнится, пару лет назад на одном мероприятии глава нашего государства заметил, что российские ученые при возвращении с Запада могут привозить оттуда полезные для страны технологические секреты. Результатом неосторожно брошенной фразы стало составление Госдепартаментом США перечня специальностей, согласно которому нашим доцентам-аспирантам перестали выдавать рабочие визы. Утечка мозгов от этого не уменьшилась: ценнейшие специалисты теперь уезжают навсегда. Так и нынешние реформаторские инициативы способны вызвать эффект, обратный желаемому.
Как разъяснил глава департамента государственной научно-технической и инновационной политики Минобрнауки Дмитрий Ливанов, правительство обставит повышение жалованья довольно жесткими условиями. Это и ограничение возраста для занятия административных постов, и регулярная аттестация по результатам труда. Впрочем, перечисленные меры давно назрели и серьезных возражений вызвать не могут. Вопросы возникают по поводу механизма, на основе которого собираются увеличить вложения в науку.
Известно, что современная наука — это не просто дорого, а колоссально дорого: даже США, где бюджеты отдельных штатов превышают весь федеральный бюджет России, госсектор обеспечивает только треть необходимых стране исследований. Все остальное осуществляется за счет частных инвестиций.
При этом авторы отечественной реформы никак не связывают оплату труда наших ученых с целевым выделением средств: предполагается, что заработок будет состоять из фиксированного должностного оклада, надбавок за особые условия (вредность, секретность) и премий. Иными словами, сохраняется советский, безадресный и малоэффективный «сметный» принцип финансирования.
Заметим, что неотъемлемым звеном научной деятельности во всем мире является международный обмен. Не секрет, насколько это важно для России — не в последнюю очередь из-за изношенности нашей материальной базы. Для петербургских ученых такое сотрудничество является особенно естественным из-за географической близости Западной Европы, исторических традиций и меньшего, чем в других регионах, удельного веса режимных научных учреждений. Теперь же, вместо расширения международных контактов, правительство намерено ограничить время пребывания ученых за границами России до двух-трех месяцев в год, включая отпуск. Выполнить в такие сроки законченный фрагмент серьезного исследования невозможно. На подобных условиях российские специалисты на Западе не будут нужны никому.
А ведь после крушения железного занавеса в нашей стране появилась генерация ученых, способных самостоятельно выходить с предложениями на мировой рынок. Многие из них почти постоянно работают за рубежом, другие большую часть времени проводят в пределах РФ, третьи переезжают из страны в страну в зависимости от условий очередного контракта. Именно такие люди являются основными получателями средств по грантам международных фондов. Нравится это кому-то или нет, но во всем мире именно они определяют лицо нашей науки.
Год назад автор этой статьи побывал на форуме европейской организации ученых EuroScience. В Стокгольм съехалось более 2000 делегатов; город на Неве представляли физики, биологи, экономисты, и все они прибыли на встречу с зарубежными коллегами самостоятельно. Выходит, в стране уже консолидировался слой относительно независимых научных работников, которые могут и без помощи государства достойно представлять Россию на самом высоком уровне.
Так ли велики златые горы, ради которых этих людей хотят заставить отказаться от работы на Западе? Нехитрый расчет показывает: будущий месячный доход нашего доктора наук, в 30 тысяч рублей, с учетом разницы в ценах и налогообложении сопоставим с половиной оклада старшего лаборанта-бакалавра в хорошем американском университете, — при несравнимых условиях труда и быта. Что ж, идеологи российской реформы рискуют сильно продешевить, думая, будто их благодеяния лишат ученых заинтересованности в работе за океаном или в странах ЕС!..
По оценке вице-президента РАН академика Валерия Козлова, сокращение штатов в ходе реформы правомерно затронет молодых ученых, которые «потеряли интерес к науке». Напомним, за последние полтора десятилетия численность научных работников в Петербурге уменьшилась примерно в два раза. Значительная часть молодых специалистов была потеряна не столько из-за низких окладов, сколько из-за того, что руководство учреждений (прежде всего в составе Академии наук) не позволяло им внести в свою профессиональную деятельность даже отдельные элементы рыночных отношений. Далеко не худшие эмигрировали, перешли в бизнес, политику, сферу платных образовательных и медицинских услуг. Если намеченная реформа хоть в малейшей степени обернется закручиванием гаек», последние материально успешные представители ученого мира навсегда забросят научную работу или уедут из страны.
Средний возраст оставшихся составит около 55 лет. Отдавая должное самоотверженности этих людей, не следует переоценивать их профессиональные возможности. Зато они легко управляемы вследствие низкой социальной мобильности (проще говоря, им некуда деваться). Похоже, что некоему научному «болоту» и адресованы новые инициативы. Некоторое количество голосов на выборах это принесет, однако едва ли выведет российскую науку из системного кризиса.
Хочется ошибиться, но за обещанными новациями отчетливо видна попытка вернуть те времена, когда государство выступало единственным работодателем, оценщиком и собственником результатов научного труда. Разумеется, все это должно сопровождаться сократительной «чисткой рядов» и незначительными финансовыми вливаниями. А надбавки за «государственную тайну» оправдают параноидную «секретность», прикрывающую бесконтрольный, тихий дележ бюджетных денег.
Можно ли таким образом возродить отечественную науку? Теоретически можно — в ее тоталитарном варианте, например в закрытых от внешнего мира «наукоградах», каковым Петербург никогда не являлся. Можно ли с помощью реформы обеспечить необходимый на сегодня уровень исследований? Это потребовало бы астрономических субсидий, недоступных даже с учетом Стабилизационного фонда. Чем чреваты такие попытки, известно из недавней истории: низкой отдачей от вложенных денег, стагнацией, технологической отсталостью, преодоление которой будет обходиться нашей стране все дороже с каждым упущенным годом.
Аполитичная, в общем-то, среда сотрудников питерских НИИ и вузов гудит как улей в ожидании радикальной реформы научно-технического комплекса. Той самой реформы, против которой активно выступают профсоюзные организации и Санкт-Петербургский Союз ученых. Весть о грядущем тотальном увеличении заработной платы (казалось бы, жить да радоваться!) вызвала у «счастливчиков» весьма неоднозначную реакцию.
Президентское слово весомо. Помнится, пару лет назад на одном мероприятии глава нашего государства заметил, что российские ученые при возвращении с Запада могут привозить оттуда полезные для страны технологические секреты. Результатом неосторожно брошенной фразы стало составление Госдепартаментом США перечня специальностей, согласно которому нашим доцентам-аспирантам перестали выдавать рабочие визы. Утечка мозгов от этого не уменьшилась: ценнейшие специалисты теперь уезжают навсегда. Так и нынешние реформаторские инициативы способны вызвать эффект, обратный желаемому.
Как разъяснил глава департамента государственной научно-технической и инновационной политики Минобрнауки Дмитрий Ливанов, правительство обставит повышение жалованья довольно жесткими условиями. Это и ограничение возраста для занятия административных постов, и регулярная аттестация по результатам труда. Впрочем, перечисленные меры давно назрели и серьезных возражений вызвать не могут. Вопросы возникают по поводу механизма, на основе которого собираются увеличить вложения в науку.
Известно, что современная наука — это не просто дорого, а колоссально дорого: даже США, где бюджеты отдельных штатов превышают весь федеральный бюджет России, госсектор обеспечивает только треть необходимых стране исследований. Все остальное осуществляется за счет частных инвестиций.
При этом авторы отечественной реформы никак не связывают оплату труда наших ученых с целевым выделением средств: предполагается, что заработок будет состоять из фиксированного должностного оклада, надбавок за особые условия (вредность, секретность) и премий. Иными словами, сохраняется советский, безадресный и малоэффективный «сметный» принцип финансирования.
Заметим, что неотъемлемым звеном научной деятельности во всем мире является международный обмен. Не секрет, насколько это важно для России — не в последнюю очередь из-за изношенности нашей материальной базы. Для петербургских ученых такое сотрудничество является особенно естественным из-за географической близости Западной Европы, исторических традиций и меньшего, чем в других регионах, удельного веса режимных научных учреждений. Теперь же, вместо расширения международных контактов, правительство намерено ограничить время пребывания ученых за границами России до двух-трех месяцев в год, включая отпуск. Выполнить в такие сроки законченный фрагмент серьезного исследования невозможно. На подобных условиях российские специалисты на Западе не будут нужны никому.
А ведь после крушения железного занавеса в нашей стране появилась генерация ученых, способных самостоятельно выходить с предложениями на мировой рынок. Многие из них почти постоянно работают за рубежом, другие большую часть времени проводят в пределах РФ, третьи переезжают из страны в страну в зависимости от условий очередного контракта. Именно такие люди являются основными получателями средств по грантам международных фондов. Нравится это кому-то или нет, но во всем мире именно они определяют лицо нашей науки.
Год назад автор этой статьи побывал на форуме европейской организации ученых EuroScience. В Стокгольм съехалось более 2000 делегатов; город на Неве представляли физики, биологи, экономисты, и все они прибыли на встречу с зарубежными коллегами самостоятельно. Выходит, в стране уже консолидировался слой относительно независимых научных работников, которые могут и без помощи государства достойно представлять Россию на самом высоком уровне.
Так ли велики златые горы, ради которых этих людей хотят заставить отказаться от работы на Западе? Нехитрый расчет показывает: будущий месячный доход нашего доктора наук, в 30 тысяч рублей, с учетом разницы в ценах и налогообложении сопоставим с половиной оклада старшего лаборанта-бакалавра в хорошем американском университете, — при несравнимых условиях труда и быта. Что ж, идеологи российской реформы рискуют сильно продешевить, думая, будто их благодеяния лишат ученых заинтересованности в работе за океаном или в странах ЕС!..
По оценке вице-президента РАН академика Валерия Козлова, сокращение штатов в ходе реформы правомерно затронет молодых ученых, которые «потеряли интерес к науке». Напомним, за последние полтора десятилетия численность научных работников в Петербурге уменьшилась примерно в два раза. Значительная часть молодых специалистов была потеряна не столько из-за низких окладов, сколько из-за того, что руководство учреждений (прежде всего в составе Академии наук) не позволяло им внести в свою профессиональную деятельность даже отдельные элементы рыночных отношений. Далеко не худшие эмигрировали, перешли в бизнес, политику, сферу платных образовательных и медицинских услуг. Если намеченная реформа хоть в малейшей степени обернется закручиванием гаек», последние материально успешные представители ученого мира навсегда забросят научную работу или уедут из страны.
Средний возраст оставшихся составит около 55 лет. Отдавая должное самоотверженности этих людей, не следует переоценивать их профессиональные возможности. Зато они легко управляемы вследствие низкой социальной мобильности (проще говоря, им некуда деваться). Похоже, что некоему научному «болоту» и адресованы новые инициативы. Некоторое количество голосов на выборах это принесет, однако едва ли выведет российскую науку из системного кризиса.
Хочется ошибиться, но за обещанными новациями отчетливо видна попытка вернуть те времена, когда государство выступало единственным работодателем, оценщиком и собственником результатов научного труда. Разумеется, все это должно сопровождаться сократительной «чисткой рядов» и незначительными финансовыми вливаниями. А надбавки за «государственную тайну» оправдают параноидную «секретность», прикрывающую бесконтрольный, тихий дележ бюджетных денег.
Можно ли таким образом возродить отечественную науку? Теоретически можно — в ее тоталитарном варианте, например в закрытых от внешнего мира «наукоградах», каковым Петербург никогда не являлся. Можно ли с помощью реформы обеспечить необходимый на сегодня уровень исследований? Это потребовало бы астрономических субсидий, недоступных даже с учетом Стабилизационного фонда. Чем чреваты такие попытки, известно из недавней истории: низкой отдачей от вложенных денег, стагнацией, технологической отсталостью, преодоление которой будет обходиться нашей стране все дороже с каждым упущенным годом.
Андрей ПУГОВКИН,
доктор биологических наук,
Санкт-Петербургский Союз ученых