Надежда потеряла надежду
Эта петербуржская семья – Кафа, Салам и Надежда – уже знает, что такое ностальгия... по России
С городской палитры уходят краски: из Петербурга уезжают интеллигентные «неславянские» семьи
Это строки из письма Надежды Кубайлат, 13-летней петербуржской школьницы. Недавно она вместе со своей семьей уехала в Иорданию. Уехала потому, что родители боятся за Надю и ее старшего брата, который окончил 10-й класс, прекрасно играет на рояле и мечтает стать музыкантом.
Знакомство с Надей началось с вороха писем семиклассников, принесенного учительницей в редакцию журнала «Автобус». Ребят задела за живое публикация письма националистически настроенного сверстника. Среди других писем выделялось одно, начинавшееся словами: «Я сама не русская, я арабка...» Семиклассница Надя Кубайлат писала, что родилась в Петербурге и жила в нем всю жизнь, что любит город, болеет за «Зенит». Но с недавних пор, – писала она,– после убийства таджикской девочки и ранения девочки мулатки, мама с папой боятся отпускать меня по вечерам одну.
На днях я узнал, что Надина семья ненадолго приехала в Петербург. А вскоре Надя прислала в редакцию свою статью «Русский фашизм» и сообщила, что мама с папой приглашают меня в гости.
И вот мы сидим в уютной квартире в одном из новых районов Петербурга и ведем неторопливую беседу. Мы – это Надя, вчерашняя петербуржская школьница, и ее родители Салам и Кафа. Старший брат Нади Муса ушел куда-то к друзьям. Мы пьем настоящий арабский кофе с кардамоном и беседуем. Трудно поверить, что с Надей я встречался всего один раз, а ее родителей вижу впервые, так много у нас общего. Общая любовь к России и Петербургу, любовь к великой русской культуре. Общее желание достойной жизни для россиян, общее неприятие национализма и общее недоумение и боль за город, переживший блокаду и позволивший фашистам спустя 60 лет творить бесчинства на своих улицах.
САЛАМ: Надя, ты очень резко ставишь вопрос. Ты же любишь Россию. Ты – петербурженка по своей природе и происхождению. Ты написала про фашизм в Петербурге, неужели ты считаешь, что это уже свершившийся факт? У тебя здесь столько друзей, которые никогда не разделяли этих взглядов!
НАДЯ: Нет, конечно! Но я уже много раз слышала, как другие произносили эти слова.
КАФА: Фашистская Германия была действительно фашистской. Там людей тысячами убивали, мучили. В Петербурге есть националистические настроения, но… Петербург еще не заслуживает такого эпитета.
САЛАМ: Есть шовинизм, я согласен! Он развивается, но он не доминирует и, надеюсь, не станет доминировать.
Есть две стороны медали: одна – мальчики, которые безобразничают на улицах, а другая сторона – взрослые политики, которые стремятся отвлечь внимание людей от реальных проблем – бедность, коррупция, пошлость телевизионных программ; и создавать образ врага в виде узбекского рабочего и азербайджанского продавца арбузов – трюк неновый и неоригинальный. И мы понимаем, что такое бытовой шовинизм, когда соседи через стенку переходят на личности и на национальности, потому что «серебряные ложечки нашлись, а осадок остался»! И нужно помнить о тонкой грани, когда эта ржавчина от кастрюль переходит в сердца и мозги молодых людей.
Зачем убивают студентов из Африки, Индии? Что за идеология стоит за этим? Приехали учиться, деньги платят в бюджет? Да банальная кровожадность подростков, которых обошли стороной петербуржская культура, внимание родителей и даже школы.
Неофашизм сейчас «как бы в моде». Примеров масса – в австрийском парламенте очень сильны эти настроения… Но если в европейских странах он тихо ползет по коридорам парламентов и заползает в избирательные урны, то в России – сразу с кулаками на улицу. Я не скажу, что только иностранец должен обеспечить безопасность своей семье, – а любой нормальный человек. И государство не должно стоять в стороне. Власть, которая захочет поиграть в эту русскую рулетку, рискует потерять целое поколение тех, кто еще не уехал….
И.В.: Они не понимают, что могут потом с этим не справиться…
САЛАМ: Видимо, их не волнует, что будет потом. Направить социальное напряжение в шовинистическое русло – это сидеть с факелом на бочке с порохом. Мы впервые так резко приняли решение уехать. У меня здесь еще работа осталась и проект неоконченный, и я пока, что называется, и здесь и там... У нас в России всё – воспоминания, учителя, друзья, жизнь. Всё, кроме одного: безопасности детей.
КАФА: Мы душевно связаны с Россией.
САЛАМ: Я с друзьями – выпускниками Театральной академии Борисом Константиновым и Алексеем Шишовым работаю сейчас над кукольным спектаклем о блокаде Ленинграда. Я являюсь его продюсером. И работает над ним один из известных художников-кукольников России Виктор Антонов. Дай бог показать его уже в мае, ко Дню города. По-моему, это будет первый кукольный спектакль о блокаде.
Меня интересует блокада. Я всегда смотрю фильмы о блокаде. Великий подвиг великого народа. Сюжет спектакля основан на воспоминаниях одной женщины. Она рассказывала о маленькой девочке, чей дом был разрушен, и она жила в шкафу. Спектакль начинается с того, как она в наше время смотрит телевизор, переключает программы и видит, как где-то идет война, где-то кого-то убивают, и вспоминает о блокаде. Очень важно, чтобы люди помнили о блокаде. Это, честно говоря, наш ответ, таким как Надя и моим русским друзьям, которые тоже не понимают, что же сейчас происходит.
КАФА: Надя переживает больше нас всех.
САЛАМ: Наверное, если бы она не написала эту статью, я бы не понял, что она так остро это чувствует. Она единственная противится отъезду из России. Она наотрез отказывается войти в жизнь иорданскую, отказывается от новых друзей…
КАФА: Если раньше она говорила с нами и по-русски, и по-арабски, то сейчас она отказывается говорить по-арабски… Хотя она там (в Иордании) живет очень хорошо. Условия прекрасные, и сервис не сравнить с российским.
САЛАМ: …жизнь намного спокойнее, стабильнее…
КАФА: …люди спокойные. Она не хочет! Оказывается, она так любит Россию, Петербург…
САЛАМ: …все время по спутниковому телевидению смотрит российский канал. Все время в интернете на российских сайтах. И в чате с друзьями переписывается по интернету.
КАФА: С братом все время говорит по-русски.
САЛАМ: И со мной – по-русски! Мы думали, что у старшего сына при переезде будут проблемы, но оказалось, проблемы с Надей. А Муса внешне вполне адаптировался, завел новых друзей, ходит с ними в кино. Но когда мы его расспрашиваем, выясняется, что и он не хочет отказываться от России.
КАФА: Потому что они родились тут и жили всю свою жизнь. Поэтому Россия для них первая родина. По-русски думают и говорят, здесь ходили в садик.
САЛАМ: Это для нас, для родителей, Россия – вторая родина. Потому что мы до 18 лет жили в Иордании. Приехали в Союз, окончив школу, и уже почти четверть века живем в России. Каждый из нас состоялся как человек, и мы состоялись как семья. Профессиональные успехи тоже связаны с Питером. У нас много было всяких разных ситуаций. Так много разных воспоминаний, что от них невозможно отказаться. Да все связано с Россией, с Советским Союзом. Потому что, когда я приехал сюда, 25 августа восемьдесят третьего года, еще Андропов был. И поэтому я, слава богу, успел немного увидеть Советский Союз.
После Института культуры я поступил в аспирантуру Театральной академии. За учебу надо было платить, и я пошел работать. Итогом работы стала фирма, организованная вместе с русским приятелем, а главное, я смог вернуться к учебе. В Театральной академии я встретил замечательного учителя и Мастера – Валерия Плоткина. Требовательный, бескомпромиссный, профессиональный, тиран и мучитель – он привел нас к пониманию профессии. Показал: где начинается и заканчивается ремесло, и где рождается и умирает искусство.
В 2004-м, после защиты диссертации, Плоткин сказал, что я был одним из лучших его учеников, и жалеет, что я не работаю по специальности. Теперь мы с ним добрые друзья.
И.В. Режиссура, наверное, помогает в бизнесе?
САЛАМ: Режиссура очень помогает понять людей, как и мой политический опыт. Я был председателем Союза студентов Иордании, был секретарем организации Компартии в Петербурге. А в Иордании в подпольных условиях работал. Ведь в Иордании до 1989 года коммунистическая партия была запрещена и каралась тюрьмой... А я был и остаюсь убежденным коммунистом, но принадлежность к партиям для меня никогда не была главной целью... Так что я беспартийный, но за справедливость постою.
КАФА: Я тоже приехала сначала в Москву. Окончила Инженерно-строительный институт, работала по специальности. Потом я увлеклась литературой. Уже вышли два моих романа на арабском языке, и вот-вот выйдет третий. Одна из книг переведена на русский. Герой – палестинский мальчик, у которого погибают все родственники. В душе у него постоянно идет борьба. Как он может сохранить в себе человечность. Он ни в чем не виновен, но его выгоняют из дома, убивают родителей, но он не хочет быть «нечеловеком».
САЛАМ: Роман приняли в одном из издательств Петербурга…
КАФА: …хотя мне сказали, что у меня много минусов: «Вы и арабка, и мусульманка». Но рецензия была неожиданно хорошей... Третий роман тоже выйдет на русском: он охватывает десятилетний период с конца 80-х до середины 90-х годов. Я стараюсь рассматривать этот период не с политической точки зрения, а с точки зрения изменения морали, нравственных ценностей. Основные персонажи – русские. До перестройки в России были другие нравственные ориентиры, а потом появилась только одна ценность – деньги. Они дают право делать все что хочется, все что угодно. Может быть, при социализме было много минусов, но общество в самом деле было добрее. Духовные ценности декларировали в фильмах, в литературе. Сейчас этого нет. Мы смотрим российские каналы. Это ужас! Там постоянное искажение системы ценностей у людей. Это бьет по молодежи.
САЛАМ: Сейчас задумались над национальной идеей. Каждой стране нужна национальная идея. Но она не может основываться на ненависти к кому-то. Национальная идея должна быть позитивной. Если национальная идея строится на ненависти к другим, все заканчивается как в Германии.
Наши дети родились в стране, культуру которой мы знаем и готовы ей служить, внести свой посильный вклад. Наши дети очень много читают – и только на русском, и только классику. Я вожу чемоданы книг в Иорданию. И меня радует список, который они мне присылают: Чехов, Достоевский, Гоголь... На Востоке культура древнейшая и не менее интересная. Но мои дети – россияне, хочу уже теперь я этого или нет. Самая сильная привязанность к культуре, к языку. Кто не пережил этого драматизма вынужденной эмиграции, тому не понять… Они не согласны променять свой школьный двор на самый престижный корт английского колледжа. Вот что значит – родное... Пытаемся им объяснить – опасно. Но им трудно поверить в реальность угрозы, глядя в глаза своих друзей, учителей музыки…
Мы разговаривали о разном. Надя больше слушала, иногда улыбалась. Но за улыбкой прятались грусть и недоумение: Чем я мешаю? Почему стало опасно оставаться в родном городе?
ПОЧЕМУ? Спрашиваю и я у губернатора, господ, заседающих в Мариинском дворце, у правоохранительных органов. Спрашиваю у петербуржцев.
«…Я не понимаю ненависти к плохо говорящему на русском языке иностранцу, я не понимаю этих грубых кличек: «хачи», «чурки» и т. д.
Меня убивает девиз: «Россия – для русских». Тогда получается: «Англия – для англичан», «Франция – для французов». Если так, то… «Санкт-Петербург для петербуржцев», «Приморский район для людей из Приморского района», «Улица Савушкина для людей с улицы Савушкина». Россия превращается в резервацию, и каждый человек должен жить только в своей стране.
Потеряв надежды на исчезновение этого пугающего настроя у некоторых людей, мне пришлось покинуть эту страну. Я родилась в России и прожила тут всю жизнь. Хочу, чтобы люди поняли, что иностранцы – не «враги народа», что они не делают ничего плохого для страны и людей. А на самом деле я уверена, что враги российских народов были и остаются фашисты! Уезжая из Петербурга, я точно знаю, что я непременно, несмотря ни на что, вернусь в Россию – мою первую родину…»
Надежда Кубайлат
Это строки из письма Надежды Кубайлат, 13-летней петербуржской школьницы. Недавно она вместе со своей семьей уехала в Иорданию. Уехала потому, что родители боятся за Надю и ее старшего брата, который окончил 10-й класс, прекрасно играет на рояле и мечтает стать музыкантом.
Знакомство с Надей началось с вороха писем семиклассников, принесенного учительницей в редакцию журнала «Автобус». Ребят задела за живое публикация письма националистически настроенного сверстника. Среди других писем выделялось одно, начинавшееся словами: «Я сама не русская, я арабка...» Семиклассница Надя Кубайлат писала, что родилась в Петербурге и жила в нем всю жизнь, что любит город, болеет за «Зенит». Но с недавних пор, – писала она,– после убийства таджикской девочки и ранения девочки мулатки, мама с папой боятся отпускать меня по вечерам одну.
На днях я узнал, что Надина семья ненадолго приехала в Петербург. А вскоре Надя прислала в редакцию свою статью «Русский фашизм» и сообщила, что мама с папой приглашают меня в гости.
И вот мы сидим в уютной квартире в одном из новых районов Петербурга и ведем неторопливую беседу. Мы – это Надя, вчерашняя петербуржская школьница, и ее родители Салам и Кафа. Старший брат Нади Муса ушел куда-то к друзьям. Мы пьем настоящий арабский кофе с кардамоном и беседуем. Трудно поверить, что с Надей я встречался всего один раз, а ее родителей вижу впервые, так много у нас общего. Общая любовь к России и Петербургу, любовь к великой русской культуре. Общее желание достойной жизни для россиян, общее неприятие национализма и общее недоумение и боль за город, переживший блокаду и позволивший фашистам спустя 60 лет творить бесчинства на своих улицах.
САЛАМ: Надя, ты очень резко ставишь вопрос. Ты же любишь Россию. Ты – петербурженка по своей природе и происхождению. Ты написала про фашизм в Петербурге, неужели ты считаешь, что это уже свершившийся факт? У тебя здесь столько друзей, которые никогда не разделяли этих взглядов!
НАДЯ: Нет, конечно! Но я уже много раз слышала, как другие произносили эти слова.
КАФА: Фашистская Германия была действительно фашистской. Там людей тысячами убивали, мучили. В Петербурге есть националистические настроения, но… Петербург еще не заслуживает такого эпитета.
САЛАМ: Есть шовинизм, я согласен! Он развивается, но он не доминирует и, надеюсь, не станет доминировать.
Есть две стороны медали: одна – мальчики, которые безобразничают на улицах, а другая сторона – взрослые политики, которые стремятся отвлечь внимание людей от реальных проблем – бедность, коррупция, пошлость телевизионных программ; и создавать образ врага в виде узбекского рабочего и азербайджанского продавца арбузов – трюк неновый и неоригинальный. И мы понимаем, что такое бытовой шовинизм, когда соседи через стенку переходят на личности и на национальности, потому что «серебряные ложечки нашлись, а осадок остался»! И нужно помнить о тонкой грани, когда эта ржавчина от кастрюль переходит в сердца и мозги молодых людей.
Зачем убивают студентов из Африки, Индии? Что за идеология стоит за этим? Приехали учиться, деньги платят в бюджет? Да банальная кровожадность подростков, которых обошли стороной петербуржская культура, внимание родителей и даже школы.
Неофашизм сейчас «как бы в моде». Примеров масса – в австрийском парламенте очень сильны эти настроения… Но если в европейских странах он тихо ползет по коридорам парламентов и заползает в избирательные урны, то в России – сразу с кулаками на улицу. Я не скажу, что только иностранец должен обеспечить безопасность своей семье, – а любой нормальный человек. И государство не должно стоять в стороне. Власть, которая захочет поиграть в эту русскую рулетку, рискует потерять целое поколение тех, кто еще не уехал….
И.В.: Они не понимают, что могут потом с этим не справиться…
САЛАМ: Видимо, их не волнует, что будет потом. Направить социальное напряжение в шовинистическое русло – это сидеть с факелом на бочке с порохом. Мы впервые так резко приняли решение уехать. У меня здесь еще работа осталась и проект неоконченный, и я пока, что называется, и здесь и там... У нас в России всё – воспоминания, учителя, друзья, жизнь. Всё, кроме одного: безопасности детей.
КАФА: Мы душевно связаны с Россией.
САЛАМ: Я с друзьями – выпускниками Театральной академии Борисом Константиновым и Алексеем Шишовым работаю сейчас над кукольным спектаклем о блокаде Ленинграда. Я являюсь его продюсером. И работает над ним один из известных художников-кукольников России Виктор Антонов. Дай бог показать его уже в мае, ко Дню города. По-моему, это будет первый кукольный спектакль о блокаде.
Меня интересует блокада. Я всегда смотрю фильмы о блокаде. Великий подвиг великого народа. Сюжет спектакля основан на воспоминаниях одной женщины. Она рассказывала о маленькой девочке, чей дом был разрушен, и она жила в шкафу. Спектакль начинается с того, как она в наше время смотрит телевизор, переключает программы и видит, как где-то идет война, где-то кого-то убивают, и вспоминает о блокаде. Очень важно, чтобы люди помнили о блокаде. Это, честно говоря, наш ответ, таким как Надя и моим русским друзьям, которые тоже не понимают, что же сейчас происходит.
КАФА: Надя переживает больше нас всех.
САЛАМ: Наверное, если бы она не написала эту статью, я бы не понял, что она так остро это чувствует. Она единственная противится отъезду из России. Она наотрез отказывается войти в жизнь иорданскую, отказывается от новых друзей…
КАФА: Если раньше она говорила с нами и по-русски, и по-арабски, то сейчас она отказывается говорить по-арабски… Хотя она там (в Иордании) живет очень хорошо. Условия прекрасные, и сервис не сравнить с российским.
САЛАМ: …жизнь намного спокойнее, стабильнее…
КАФА: …люди спокойные. Она не хочет! Оказывается, она так любит Россию, Петербург…
САЛАМ: …все время по спутниковому телевидению смотрит российский канал. Все время в интернете на российских сайтах. И в чате с друзьями переписывается по интернету.
КАФА: С братом все время говорит по-русски.
САЛАМ: И со мной – по-русски! Мы думали, что у старшего сына при переезде будут проблемы, но оказалось, проблемы с Надей. А Муса внешне вполне адаптировался, завел новых друзей, ходит с ними в кино. Но когда мы его расспрашиваем, выясняется, что и он не хочет отказываться от России.
КАФА: Потому что они родились тут и жили всю свою жизнь. Поэтому Россия для них первая родина. По-русски думают и говорят, здесь ходили в садик.
САЛАМ: Это для нас, для родителей, Россия – вторая родина. Потому что мы до 18 лет жили в Иордании. Приехали в Союз, окончив школу, и уже почти четверть века живем в России. Каждый из нас состоялся как человек, и мы состоялись как семья. Профессиональные успехи тоже связаны с Питером. У нас много было всяких разных ситуаций. Так много разных воспоминаний, что от них невозможно отказаться. Да все связано с Россией, с Советским Союзом. Потому что, когда я приехал сюда, 25 августа восемьдесят третьего года, еще Андропов был. И поэтому я, слава богу, успел немного увидеть Советский Союз.
После Института культуры я поступил в аспирантуру Театральной академии. За учебу надо было платить, и я пошел работать. Итогом работы стала фирма, организованная вместе с русским приятелем, а главное, я смог вернуться к учебе. В Театральной академии я встретил замечательного учителя и Мастера – Валерия Плоткина. Требовательный, бескомпромиссный, профессиональный, тиран и мучитель – он привел нас к пониманию профессии. Показал: где начинается и заканчивается ремесло, и где рождается и умирает искусство.
В 2004-м, после защиты диссертации, Плоткин сказал, что я был одним из лучших его учеников, и жалеет, что я не работаю по специальности. Теперь мы с ним добрые друзья.
И.В. Режиссура, наверное, помогает в бизнесе?
САЛАМ: Режиссура очень помогает понять людей, как и мой политический опыт. Я был председателем Союза студентов Иордании, был секретарем организации Компартии в Петербурге. А в Иордании в подпольных условиях работал. Ведь в Иордании до 1989 года коммунистическая партия была запрещена и каралась тюрьмой... А я был и остаюсь убежденным коммунистом, но принадлежность к партиям для меня никогда не была главной целью... Так что я беспартийный, но за справедливость постою.
КАФА: Я тоже приехала сначала в Москву. Окончила Инженерно-строительный институт, работала по специальности. Потом я увлеклась литературой. Уже вышли два моих романа на арабском языке, и вот-вот выйдет третий. Одна из книг переведена на русский. Герой – палестинский мальчик, у которого погибают все родственники. В душе у него постоянно идет борьба. Как он может сохранить в себе человечность. Он ни в чем не виновен, но его выгоняют из дома, убивают родителей, но он не хочет быть «нечеловеком».
САЛАМ: Роман приняли в одном из издательств Петербурга…
КАФА: …хотя мне сказали, что у меня много минусов: «Вы и арабка, и мусульманка». Но рецензия была неожиданно хорошей... Третий роман тоже выйдет на русском: он охватывает десятилетний период с конца 80-х до середины 90-х годов. Я стараюсь рассматривать этот период не с политической точки зрения, а с точки зрения изменения морали, нравственных ценностей. Основные персонажи – русские. До перестройки в России были другие нравственные ориентиры, а потом появилась только одна ценность – деньги. Они дают право делать все что хочется, все что угодно. Может быть, при социализме было много минусов, но общество в самом деле было добрее. Духовные ценности декларировали в фильмах, в литературе. Сейчас этого нет. Мы смотрим российские каналы. Это ужас! Там постоянное искажение системы ценностей у людей. Это бьет по молодежи.
САЛАМ: Сейчас задумались над национальной идеей. Каждой стране нужна национальная идея. Но она не может основываться на ненависти к кому-то. Национальная идея должна быть позитивной. Если национальная идея строится на ненависти к другим, все заканчивается как в Германии.
Наши дети родились в стране, культуру которой мы знаем и готовы ей служить, внести свой посильный вклад. Наши дети очень много читают – и только на русском, и только классику. Я вожу чемоданы книг в Иорданию. И меня радует список, который они мне присылают: Чехов, Достоевский, Гоголь... На Востоке культура древнейшая и не менее интересная. Но мои дети – россияне, хочу уже теперь я этого или нет. Самая сильная привязанность к культуре, к языку. Кто не пережил этого драматизма вынужденной эмиграции, тому не понять… Они не согласны променять свой школьный двор на самый престижный корт английского колледжа. Вот что значит – родное... Пытаемся им объяснить – опасно. Но им трудно поверить в реальность угрозы, глядя в глаза своих друзей, учителей музыки…
Мы разговаривали о разном. Надя больше слушала, иногда улыбалась. Но за улыбкой прятались грусть и недоумение: Чем я мешаю? Почему стало опасно оставаться в родном городе?
ПОЧЕМУ? Спрашиваю и я у губернатора, господ, заседающих в Мариинском дворце, у правоохранительных органов. Спрашиваю у петербуржцев.
Игорь ВОЕВОДСКИЙ,
главный редактор детского журнала «Автобус», специально для «Новой»,
Фото автора