Пушкин наносит ответный удар
1937. Для русского человека, ладящего со своей совестью, это сочетание цифр говорит не меньше, чем 1812, 1945 или 1917. О том, как исказила — и отразила — человеческий дух трагедия репрессий, рассказывает Белла Куркова в своем документально-историческом сериале «На фоне Пушкина. 1937 год», не так давно показанном по каналу «Культура».
Солнце русской поэзии
под лупой лучшего специалиста в языкознании
«При чем здесь Пушкин?» — спросите вы. Этим же вопросом задавались и авторы фильма, и современники описываемых событий. Помимо двадцатилетия Октябрьской революции, 37-й оказался еще и столетней годовщиной смерти Александра Сергеевича. И эту дату советское правительство, следуя циничному указанию Сталина (лучшего специалиста в языкознании, как именовали вождя придворные филологи), использовало для мощнейшего витка пропаганды.
— Они хотели людей «подцепить на крючок» Пушкина, — говорит Нина Попова, директор музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, где в прошлый четверг и проходила встреча с создателями фильма. — Но не только это. Они искренне хотели иметь отношение к Пушкину — восстановить прерванную революцией цепь культуры.
— Действительно, это празднование «юбилея» смерти имело целью использовать Пушкина в целях большого террора, — полагает библиограф и книговед Арлен Блюм, один из экспертов, принимавших участие в создании фильма. — В геологии есть такой термин: псевдоморфоз — это минерал, принимающий не свойственную его строению форму под воздействием другого минерала. Но классика отомстила им за такое издевательство. Неожиданным результатом массового, искреннего обращения людей к Пушкину стала любовь к настоящей литературе, возвращение чувства порядочности.
Дольше всех, предварительно извинившись за это, выступал другой эксперт из сериала Курковой — писатель Виталий Шенталинский. Много лет изучал он архивы КГБ; результатом этой работы стала трилогия, последнюю книгу которой — «Преступление без наказания», Шенталинский и представлял на том же вечере в Фонтанном доме.
— В фильме Беллы Алексеевны совершенно не ощущается цензура, которая вновь уже присутствует в нашей жизни. Этот фильм — работа горя, сознания, страдания. Причем горя, которое публика не хочет на себя брать! Как о моих книгах, так и о сериале пожилые люди, как бы извиняясь, говорят: «Прости, я не могу это смотреть, читать твои книги — у меня давление…» А молодые просто отвечают: «Не грузите». Получается, мы никому не нужны со своей памятью и историей?
Вспомнив слова Анны Ахматовой: «Хотелось бы всех поименно назвать», Шенталинский констатировал факт: мы до сих пор не можем этого сделать. Кроме отдельных энтузиастов, в первую очередь из «Мемориала», этим никто не занимается. И виновато не только государство, которое не способно законодательно заклеймить политику того времени как преступление против человечества и человечности. Виноват сам народ, который этого не хочет.
— Как сказал Семен Виленский, политзэк: «Мы относимся к преступлениям Сталина как к геологической катастрофе. Люди боятся думать об этом». Так происходит стирание памяти. А ведь 80% архивов госбезопасности сталинского времени до сих пор не рассекречены. У нас не было своего Нюрнберга. Так пусть этот фильм, мои книги и будут нашим Нюрнбергом, нашим Судом. Теперь эти факты, которые нам удалось извлечь из памяти прошлого, уже не стереть, не уничтожить. Будем надеяться, когда-нибудь они понадобятся нашим потомкам для их суда над преступниками. На одном из памятников политзэкам кто-то стер одну фразу: «Вечное проклятие палачам!» Значит, они боятся этого суда.
«При чем здесь Пушкин?» — спросите вы. Этим же вопросом задавались и авторы фильма, и современники описываемых событий. Помимо двадцатилетия Октябрьской революции, 37-й оказался еще и столетней годовщиной смерти Александра Сергеевича. И эту дату советское правительство, следуя циничному указанию Сталина (лучшего специалиста в языкознании, как именовали вождя придворные филологи), использовало для мощнейшего витка пропаганды.
— Они хотели людей «подцепить на крючок» Пушкина, — говорит Нина Попова, директор музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, где в прошлый четверг и проходила встреча с создателями фильма. — Но не только это. Они искренне хотели иметь отношение к Пушкину — восстановить прерванную революцией цепь культуры.
— Действительно, это празднование «юбилея» смерти имело целью использовать Пушкина в целях большого террора, — полагает библиограф и книговед Арлен Блюм, один из экспертов, принимавших участие в создании фильма. — В геологии есть такой термин: псевдоморфоз — это минерал, принимающий не свойственную его строению форму под воздействием другого минерала. Но классика отомстила им за такое издевательство. Неожиданным результатом массового, искреннего обращения людей к Пушкину стала любовь к настоящей литературе, возвращение чувства порядочности.
Дольше всех, предварительно извинившись за это, выступал другой эксперт из сериала Курковой — писатель Виталий Шенталинский. Много лет изучал он архивы КГБ; результатом этой работы стала трилогия, последнюю книгу которой — «Преступление без наказания», Шенталинский и представлял на том же вечере в Фонтанном доме.
— В фильме Беллы Алексеевны совершенно не ощущается цензура, которая вновь уже присутствует в нашей жизни. Этот фильм — работа горя, сознания, страдания. Причем горя, которое публика не хочет на себя брать! Как о моих книгах, так и о сериале пожилые люди, как бы извиняясь, говорят: «Прости, я не могу это смотреть, читать твои книги — у меня давление…» А молодые просто отвечают: «Не грузите». Получается, мы никому не нужны со своей памятью и историей?
Вспомнив слова Анны Ахматовой: «Хотелось бы всех поименно назвать», Шенталинский констатировал факт: мы до сих пор не можем этого сделать. Кроме отдельных энтузиастов, в первую очередь из «Мемориала», этим никто не занимается. И виновато не только государство, которое не способно законодательно заклеймить политику того времени как преступление против человечества и человечности. Виноват сам народ, который этого не хочет.
— Как сказал Семен Виленский, политзэк: «Мы относимся к преступлениям Сталина как к геологической катастрофе. Люди боятся думать об этом». Так происходит стирание памяти. А ведь 80% архивов госбезопасности сталинского времени до сих пор не рассекречены. У нас не было своего Нюрнберга. Так пусть этот фильм, мои книги и будут нашим Нюрнбергом, нашим Судом. Теперь эти факты, которые нам удалось извлечь из памяти прошлого, уже не стереть, не уничтожить. Будем надеяться, когда-нибудь они понадобятся нашим потомкам для их суда над преступниками. На одном из памятников политзэкам кто-то стер одну фразу: «Вечное проклятие палачам!» Значит, они боятся этого суда.
Анджей БЕЛОВРАНИН
Фото ИНТЕРПРЕСС