Мариинская гора и смольнинская мышь
С каким шумом на всех этапах принимался закон «О дополнительных мерах по противодействию коррупции в Петербурге»! И ничего, что слово «дополнительные» выглядело странно, потому что доселе никаких иных мер такого рода не наблюдалось. Кто же обращает внимание на такие мелочи, когда речь идет о столь важных инициативах?
В Питере коррупции нет. Зато есть губернаторский закон о борьбе с ней
Коррупционный акт. Пассивный и активный
В ноябре 2006 года законопроект внес депутат Владимир Еременко. При прочтении пояснительной записки на глаза наворачивались слезы.
«Коррумпированные чиновники, взяточники, сросшиеся почти воедино с государственными и коммерческими структурами, криминальные группировки могут стать той самой силой, которая способна взорвать государство изнутри. За рубежом все чаще оценивают Россию как одну из неблагоприятных стран мира, а ее чиновный аппарат — как один из самых коррумпированных. Масштабы нанесенного стране в связи с этим экономического, политического и морального ущерба не поддаются определению. Многие возможности упущены безвозвратно. Наличие коррупции — показатель слабости государства, которое не в состоянии выполнить свои обязательства перед гражданами»...
После такого вступления хотелось немедленно вставать вместе с автором в общий строй непримиримых бойцов с этим страшным злом. Что вскоре и сделала большая часть депутатов от «Единой России», попросив в январе 2007 года считать их соавторами законопроекта. Совершенно случайно так совпало, что до перевыборов ЗакСа оставалось два месяца, в течение которых гражданам в соответствующих агитационных материалах рассказывали, кто у нас в городе главные борцы с коррупцией.
В феврале 2007 года законопроект приняли в первом чтении, а спикер Вадим Тюльпанов заявил, что «в законе прописываются виды лекарства борьбы с таким злом, как коррупция», что «при последующих рассмотрениях законопроект может быть дополнен такой нормой, как депутатское расследование» и что «по вопросам коррупции для госслужащих и граждан планируется регулярно проводить круглые столы». После чего о законе благополучно забыли до следующего года.
Забегая вперед, отметим, что ни норм законопроекта о депутатских расследованиях не появилось, ни круглых столов по вопросам коррупции за это время замечено не было.
Впрочем, те, кто успел прочитать закон еще тогда (в том числе и автор статьи), немало посмеялись над текстом: типичное творение эпохи развитого путинизма. Это же надо так умудриться написать, чтобы на протяжении полутора десятков страниц убористого текста не сказать почти ничего конкретного! 90% документа — определения и общие слова…
Что такое «коррупция», что такое «пассивный» и «активный» подкуп, что такое «коррупционный акт», что такое «субъекты коррупции»… А затем — классификация коррупционных правонарушений, меры их предупреждения и пресечения, антикоррупционные стандарты, мониторинг коррупционных правонарушений, антикоррупционная экспертиза правовых актов, антикоррупционное воспитание, антикоррупционные программы, показатели коррупционной пораженности и т. д.
Редкий гражданин способен дочитать этот закон хотя бы до середины — безуспешно пытаясь понять: как же все-таки предлагается бороться с коррупцией, кроме как говоря о том, что это нехорошо, принимая программы и проводя экспертизу?
На главный вопрос — о причинах коррупции — закон никак не отвечал. Хотя это давным-давно известно: коррупция возникает там, где чиновник получает право решать те или иные вопросы по собственному усмотрению или устанавливать правила, по которым сам и работает. Но как же такое констатировать и записать — а что скажет горячо любимая большинством депутатов (в том числе авторами закона) исполнительная власть? И как быть с распространенной нынче в городском парламенте практикой разграничения полномочий с администрацией, где почти все полномочия передаются правительству, в том числе нормотворческие? Вот где недолго пришлось бы искать коррупцию — никакой специальной экспертизы не надо…
С кем прошли его боренья? С самим собой…
В январе 2008 года о законе вспомнили — и решили оживить его хоть чем-нибудь конкретным. И единоросс Терентий Мещеряков внес поправку о создании комиссии по предупреждению и противодействию коррупции в Петербурге. В нее должны были входить чиновники, представители Контрольно-счетной палаты, территориальных структур федеральных ведомств и не менее пяти депутатов Законодательного собрания. Именно этот межведомственный совещательный орган должен был координировать проведение антикоррупционного мониторинга и антикоррупционной экспертизы правовых актов, проведение социологических и иных исследований коррупции, готовить и публиковать ежегодный доклад о коррупции в Петербурге, вырабатывать рекомендации по предупреждению и противодействию коррупции, рассматривать проекты программ противодействия коррупции. И самое главное — назначение глав районных администраций и председателей комитетов должно было происходить «с учетом мнения комиссии».
27 февраля закон приняли, после чего вице-спикер Сергей Анденко заявил, что в Петербурге вообще-то коррупции нет и «мы всего лишь подаем пример всей стране и другим субъектам Федерации, демонстрируя готовность в случае появления коррупции отразить удар». А затем в начале апреля губернатор Валентина Матвиенко закон отклонила — предложив не частные поправки, а другую версию.
Губернаторский вариант поражает своей простотой и лаконичностью. Он почти втрое короче депутатского, и настолько рамочный, что в нем уже гарантированно не осталось ничего, кроме предельно общих слов. Вместо «мариинской горы» родилась «смольнинская мышь».
Перечислим лишь основные отличия.
Никакой классификации коррупционных правонарушений, никаких субъектов этих нарушений и, само собой, никакой «комиссии по предупреждению и противодействию коррупции», имеющей право советовать губернатору, кого назначить на руководящую должность.
Антикоррупционная экспертиза проводится не в порядке, установленном законом (как предлагали депутаты), а неким «уполномоченным исполнительным органом государственной власти по реализации антикоррупционной политики». Порядок проведения экспертизы определит само правительство.
Этот же «уполномоченный орган» должен проводить антикоррупционный мониторинг и заниматься антикоррупционным образованием.
Городской парламент, как водится нынче, по этому варианту получает лишь полномочия принимать законы о противодействию коррупции и утверждать «основные направления государственной политики» в этой сфере. Все прочее — за правительством, включая принятие целевых программ о противодействии коррупции.
И, естественно, каленым железом из проекта выжжена депутатская формулировка (заметим, совершенно справедливая) о недопустимости «возложения на одного и того же субъекта политики по противодействию коррупции ответственности за разработку, реализацию и контроль за реализацией мер указанной политики».
В общем, по губернаторский версии, кто является главным «субъектом коррупции» (а во всем мире это именно чиновник, а не депутат), тот и будет с ней бороться. Кажется, это называется «борьба нанайских мальчиков». Эффективность такой «борьбы» не требует комментариев — но, скорее всего, именно в таком виде закон и обретет силу. После чего можно будет поставить галочку, сообщив городу и миру о принятии антикоррупционного закона. А дальше все останется как есть.
Коррупционный акт. Пассивный и активный
В ноябре 2006 года законопроект внес депутат Владимир Еременко. При прочтении пояснительной записки на глаза наворачивались слезы.
«Коррумпированные чиновники, взяточники, сросшиеся почти воедино с государственными и коммерческими структурами, криминальные группировки могут стать той самой силой, которая способна взорвать государство изнутри. За рубежом все чаще оценивают Россию как одну из неблагоприятных стран мира, а ее чиновный аппарат — как один из самых коррумпированных. Масштабы нанесенного стране в связи с этим экономического, политического и морального ущерба не поддаются определению. Многие возможности упущены безвозвратно. Наличие коррупции — показатель слабости государства, которое не в состоянии выполнить свои обязательства перед гражданами»...
После такого вступления хотелось немедленно вставать вместе с автором в общий строй непримиримых бойцов с этим страшным злом. Что вскоре и сделала большая часть депутатов от «Единой России», попросив в январе 2007 года считать их соавторами законопроекта. Совершенно случайно так совпало, что до перевыборов ЗакСа оставалось два месяца, в течение которых гражданам в соответствующих агитационных материалах рассказывали, кто у нас в городе главные борцы с коррупцией.
В феврале 2007 года законопроект приняли в первом чтении, а спикер Вадим Тюльпанов заявил, что «в законе прописываются виды лекарства борьбы с таким злом, как коррупция», что «при последующих рассмотрениях законопроект может быть дополнен такой нормой, как депутатское расследование» и что «по вопросам коррупции для госслужащих и граждан планируется регулярно проводить круглые столы». После чего о законе благополучно забыли до следующего года.
Забегая вперед, отметим, что ни норм законопроекта о депутатских расследованиях не появилось, ни круглых столов по вопросам коррупции за это время замечено не было.
Впрочем, те, кто успел прочитать закон еще тогда (в том числе и автор статьи), немало посмеялись над текстом: типичное творение эпохи развитого путинизма. Это же надо так умудриться написать, чтобы на протяжении полутора десятков страниц убористого текста не сказать почти ничего конкретного! 90% документа — определения и общие слова…
Что такое «коррупция», что такое «пассивный» и «активный» подкуп, что такое «коррупционный акт», что такое «субъекты коррупции»… А затем — классификация коррупционных правонарушений, меры их предупреждения и пресечения, антикоррупционные стандарты, мониторинг коррупционных правонарушений, антикоррупционная экспертиза правовых актов, антикоррупционное воспитание, антикоррупционные программы, показатели коррупционной пораженности и т. д.
Редкий гражданин способен дочитать этот закон хотя бы до середины — безуспешно пытаясь понять: как же все-таки предлагается бороться с коррупцией, кроме как говоря о том, что это нехорошо, принимая программы и проводя экспертизу?
На главный вопрос — о причинах коррупции — закон никак не отвечал. Хотя это давным-давно известно: коррупция возникает там, где чиновник получает право решать те или иные вопросы по собственному усмотрению или устанавливать правила, по которым сам и работает. Но как же такое констатировать и записать — а что скажет горячо любимая большинством депутатов (в том числе авторами закона) исполнительная власть? И как быть с распространенной нынче в городском парламенте практикой разграничения полномочий с администрацией, где почти все полномочия передаются правительству, в том числе нормотворческие? Вот где недолго пришлось бы искать коррупцию — никакой специальной экспертизы не надо…
С кем прошли его боренья? С самим собой…
В январе 2008 года о законе вспомнили — и решили оживить его хоть чем-нибудь конкретным. И единоросс Терентий Мещеряков внес поправку о создании комиссии по предупреждению и противодействию коррупции в Петербурге. В нее должны были входить чиновники, представители Контрольно-счетной палаты, территориальных структур федеральных ведомств и не менее пяти депутатов Законодательного собрания. Именно этот межведомственный совещательный орган должен был координировать проведение антикоррупционного мониторинга и антикоррупционной экспертизы правовых актов, проведение социологических и иных исследований коррупции, готовить и публиковать ежегодный доклад о коррупции в Петербурге, вырабатывать рекомендации по предупреждению и противодействию коррупции, рассматривать проекты программ противодействия коррупции. И самое главное — назначение глав районных администраций и председателей комитетов должно было происходить «с учетом мнения комиссии».
27 февраля закон приняли, после чего вице-спикер Сергей Анденко заявил, что в Петербурге вообще-то коррупции нет и «мы всего лишь подаем пример всей стране и другим субъектам Федерации, демонстрируя готовность в случае появления коррупции отразить удар». А затем в начале апреля губернатор Валентина Матвиенко закон отклонила — предложив не частные поправки, а другую версию.
Губернаторский вариант поражает своей простотой и лаконичностью. Он почти втрое короче депутатского, и настолько рамочный, что в нем уже гарантированно не осталось ничего, кроме предельно общих слов. Вместо «мариинской горы» родилась «смольнинская мышь».
Перечислим лишь основные отличия.
Никакой классификации коррупционных правонарушений, никаких субъектов этих нарушений и, само собой, никакой «комиссии по предупреждению и противодействию коррупции», имеющей право советовать губернатору, кого назначить на руководящую должность.
Антикоррупционная экспертиза проводится не в порядке, установленном законом (как предлагали депутаты), а неким «уполномоченным исполнительным органом государственной власти по реализации антикоррупционной политики». Порядок проведения экспертизы определит само правительство.
Этот же «уполномоченный орган» должен проводить антикоррупционный мониторинг и заниматься антикоррупционным образованием.
Городской парламент, как водится нынче, по этому варианту получает лишь полномочия принимать законы о противодействию коррупции и утверждать «основные направления государственной политики» в этой сфере. Все прочее — за правительством, включая принятие целевых программ о противодействии коррупции.
И, естественно, каленым железом из проекта выжжена депутатская формулировка (заметим, совершенно справедливая) о недопустимости «возложения на одного и того же субъекта политики по противодействию коррупции ответственности за разработку, реализацию и контроль за реализацией мер указанной политики».
В общем, по губернаторский версии, кто является главным «субъектом коррупции» (а во всем мире это именно чиновник, а не депутат), тот и будет с ней бороться. Кажется, это называется «борьба нанайских мальчиков». Эффективность такой «борьбы» не требует комментариев — но, скорее всего, именно в таком виде закон и обретет силу. После чего можно будет поставить галочку, сообщив городу и миру о принятии антикоррупционного закона. А дальше все останется как есть.
Борис ВИШНЕВСКИЙ
Карикатура Виктора БОГОРАДА
Справка «Новой»
О желании властей бороться с коррупцией наглядно свидетельствует недавний отказ Госдумы принять закон, обязывающий всех должностных лиц раскрывать не только свои доходы и имущество, но и близких родственников. Мол, нарушает это требование «тайну частной и семейной жизни».
Ну да, как прочитаешь декларацию какого-нибудь должностного лица — так и прослезишься: ничего у него нет! Ни квартиры, ни машины, ни гаража, ни дачи, ни земли. Все записано на жен, детей, родителей — а сам гол как сокол. И очень хочется подать ему на бедность…