Елена костюшева: «как можно было, узнав правду, остаться на прежних просоветских позициях?»
Государственный музей политической истории России — бывший Музей революции — отметил 9 октября свой 90-летний юбилей. Долгое время бывший флагманом советской пропаганды, сейчас музей стремится передать объективное знание о политической истории нашей страны. О краеугольных вопросах этой истории, а также о прошлом, будущем и немного о настоящем музея мы поговорили с Еленой Костюшевой, замдиректора музея по науке.
Музей политической истории воспитывает политическую культуру, соответствующую ценностям демократического гражданского общества
Цель — гражданское общество
— Какие экспозиции сейчас работают в музее, какие выставки?
— Основная долговременная экспозиция у нас называется «Советская эпоха: между утопией и реальностью». В ней два раздела: первый — сталинское время, второй — период хрущевской оттепели и брежневского правления. Кроме того, работают выставки: например, «Политика и мода», «Российская политика: Петербургское лицо» (о политиках — выходцах из нашего города), выставка, посвященная Раисе Максимовне Горбачевой. Планируем сделать выставку «Политика и СМИ», для нее уже собираются экспонаты — в том числе личные вещи и документы Дмитрия Холодова.
Вообще экспозиций, посвященных советской эпохе, в стране мало. Мы же гордимся тем, что нашли подход к ее освещению. Миссия нашего музея — воспитание у граждан политической культуры, соответствующей ценностям демократического гражданского общества. То есть мы пытаемся показать Россию с точки зрения того, как она продвигалась к гражданскому обществу — когда были рывки вперед, когда откаты назад. Например, рождение российского парламента — явный успех, за которым последовала, напротив, реакция.
— Среди разделов основной экспозиции вы не назвали «революционный». Сейчас история большевистского переворота никак не представлена?
— Да, сейчас она временно закрыта. Дело в том, что мы создаем абсолютно новый музей: во дворе особняка Кшесинской идет реконструкция, восстанавливается исторический вход в особняк с Кронверкского проспекта. В здании, соединяющем особняки Кшесинской и Бранта, будет размещаться так называемая Центральная экспозиция, посвященная двум векам российской истории. Наша задача — сделать так, чтобы человек за одно посещение смог разом познакомиться с политической историей России XIX–XX вв., начиная с декабристов и заканчивая 1993 годом.
Коллектив музея работал над этой экспозицией много лет, она будет яркой и образной, с использованием технических средств. Открытие ее ожидается в 2011 году.
Апофеоз революции
— Долгое время музей был проводником советской идеологии. Насколько эффективна была его роль в пропаганде?
— Музей был создан в 1919 году по постановлению Петросовета. Нужно понимать, в какой момент это произошло: идет кровопролитная гражданская война, в стране разруха — военный коммунизм. При этом на создание музея выделяются значительные средства. Это не случайно — он должен был стать одним из важнейших политических ресурсов утверждения новой власти. Но это не значит, что музей сразу стал таким, каким был в 30-е годы, когда он просто следовал сталинскому Краткому курсу истории ВКП(б). Поначалу он был действительно интересным, потому что создаваться, по сути, начал еще до революции, причем отнюдь не только большевиками: представители разных политических течений, понимая, что историю сопротивления царизму еще придется отражать, собирали коллекцию задолго до 17-го года. Поэтому коллекция нашего музея на 12 лет старше самого музея — в 2007-м мы отмечали ее столетие.
Однако после второго закрытия в 1937 году экспозиция музея превратилась фактически в рассказ о двух вождях революции — Сталине и Ленине. Экспонаты уничтожались или запирались в спецхран — благодаря этому многие из них удалось спасти.
В советский период музей действительно оказывал влияние на людей. Я помню до сих пор, какие тексты произносила для посетителей… Существовали методические указания, они составлялись для любой выставки, и там подробно расписывалось, какие оценки нужно давать тому или иному явлению. И посетители верили!
Поэтому мне непонятно — после того, как в перестройку выплеснулся целый шквал публикаций о «белых пятнах российской истории», в основном о репрессированных, расстрелянных людях, — как можно было, узнав правду, остаться на прежних просоветских позициях? А ведь и сейчас таких людей немало!
В 1988 году музей создал свою первую перестроечную выставку «Разрешено к обозрению», на ней впервые были представлены экспонаты из спецхрана, материалы о людях, объявленных в свое время врагами народа, — это было настоящим событием в городе. Каменев, Зиновьев, Троцкий и многие другие — их даже не перечисляли в составе Политбюро ЦК в экспозиции, посвященной октябрьскому восстанию.
А в 1989 году была создана знаковая выставка, сыгравшая ключевую роль в изменении имиджа музея — «Сталинизм в судьбах людей». Тогда я впервые наблюдала очередь в Музей Великой Октябрьской социалистической революции.
— Занимаясь политической историей, удалось ли вам для себя выяснить ответы на некоторые важнейшие российские вопросы ХХ века? Например, о большевистском перевороте: что это было — исключительное везение политических авантюристов или закономерность?
— Отчасти, конечно, закономерность: были экономические и социальные предпосылки для назревания революционного взрыва. Но и случайность: смена власти стала возможна благодаря появлению харизматичного политического лидера, фаната своей идеи — а идеология имела тогда огромное значение! Одновременно получилось так, что другие политические организации оказались слишком слабыми, и отсутствие единства в антибольшевистском лагере — одна из главных причин победы Ленина и его соратников.
— Какую оценку дает музей сейчас этим событиям?
— В значительной степени отрицательную: как мы и говорили, наша основная линия — отталкиваться от приближения или отдаления исторического пути, от построения демократического гражданского общества. Октябрьский переворот, бесспорно, отдалил страну от этого идеала. Так у нас появился советский опыт построения социализма — и этот опыт был во многом отрицательным. Это не значит, что сама идея социализма, коммунизма не содержит позитивных ценностей, но его воплощение в советской модели привело к гибели миллионов людей, к таким социально-экономическим последствиям, которые мы не можем изжить до сих пор.
Угольный Сталин и черно-белый Хрущев
— Почему такое слабое сопротивление встретили сталинские репрессии? Почему люди так безропотно шли на смерть?
— Уточню, что репрессии не встретили вообще никакого сопротивления — во всяком случае, организованного. Было только сопротивление одиночек. При этом мы знаем в основном о попытках сопротивления представителей политической элиты. Например, Иосиф Пятницкий пытался выступать против репрессий на заседаниях Политбюро. Старался защитить людей, работавших в Наркомате тяжелой промышленности, от репрессий Серго Орджоникидзе. Представители правой оппозиции — Бухарин и Рыков — были против форсированных методов индустриализации и коллективизации.
Есть еще одна малоизвестная, но интересная фигура — Мартемьян Никитич Рютин. Его фото и личные вещи представлены у нас в музее. Он был секретарем Краснопресненского комитета партии в Москве, самого крупного пролетарского района Москвы. После того как наш ленинградский историк Борис Старков опубликовал письма Рютина периода заключения, мы им заинтересовались.
Рютин был верным сталинцем до 1932 года, когда его послали уполномоченным по коллективизации в Сибирь — и там наступило прозрение, когда он увидел последствия этой политики. Так произошло его превращение в яростного оппозиционера. Он пишет обращение «Ко всем членам ВКП(б)» с обвинением лично Сталина в той чудовищной политике, которая проводится в стране, особенно по отношению к крестьянству, — документ такой, как будто сейчас написан. В том же 1932-м Рютин создает конспиративную организацию «Союз марксистов-ленинцев».
Арестовали его сразу; Сталин потребовал расстрела — но Политбюро не согласилось. Тогда еще можно было не согласиться. Его направили в Суздальский политизолятор, где он просидел до 1937 года. Накануне второго «постановочного» политического процесса Сталин решил попробовать вывести его в качестве кающегося, как делали это в 1936-м Каменев и Зиновьев. Рютин написал Сталину письмо, которое тот абсолютно точно читал. Там были слова: «Сталин, я перед вами на колени не встану». Рютина перевезли в Москву и тотчас расстреляли.
Это один из примеров попытки сопротивления, о которой мы узнали много лет спустя, когда стали открываться архивы. Полагаю, что их было больше — но нам об этом неизвестно. Думаю, больше людей, чем нам кажется сегодня, понимали, что происходит. Несмотря на то, что пропаганда была столь изощренной, в том числе в частной жизни, и очень была эффективной.
— Как вы оцениваете времена Хрущева?
— На Новодевичьем кладбище есть памятник Никите Сергеевичу — он состоит из двух половинок, одна — белая, другая — черная. Вот так мы и пытаемся оценивать этого неоднозначного человека.
На одной чаше весов — бесспорные заслуги: прекращение репрессий, открытые ворота ГУЛАГа, публикация Солженицына, попытка улучшить жилищные условия простых людей, изменение имиджа СССР в мире благодаря космической программе и тому, что был найден мирный выход из Карибского кризиса. На другой — психушки для диссидентов, расстрел рабочих в Новочеркасске, свертывание реформ, факт появления Карибского кризиса — когда весь мир оказался на грани гибели.
Конец совка
— Эпоха Брежнева. С чем связана такая любовь определенной части российского населения к этим навсегда ушедшим временам?
— Главное, что социальная защищенность населения была относительно стабильной и жизненный уровень в конце 1970-х — начале 1980-х годов подрос. Отношение к этим годам у тех, кто их хвалит, связано и с воспоминаниями об относительно дешевой колбасе. Особенно в сравнении с тем, как сильно упал жизненный уровень в перестройку. Еще одно: зарплата инженера в брежневские времена составляла около 120 руб. — и пенсии были практически такими же! А значит, была уверенность, что на пенсию можно прожить.
Правда, любители брежневской эпохи забывают, что низкие цены существовали в условиях тотального дефицита. Чтобы купить ту самую дешевую колбасу, приходилось стоять в бесконечных очередях. А чтобы получить приличную одежду — либо переплачивать, либо иметь блат.
— Может быть, именно это и есть социализм?
— Те времена нельзя назвать социалистическими, потому что распределительная система была неравноправной по отношению к разным слоям общества. Как правило, оценки ныне живущих людей по отношению к эпохе застоя связаны с их личным опытом и зависят от того места, которое занимал человек в государственной системе распределения.
С точки зрения нашей ключевой идеи, это была эпоха стагнации, во время которой окончательно развалилась экономика, — ягодки этого развала мы попробовали во время перестройки.
— Горбачевские реформы — это закономерный итог совка или воля одного человека?
— В какой-то момент все реформаторские инициативы этого периода приписывались только Михаилу Сергеевичу. Но, конечно, он один не смог бы ничего сделать. И в Политбюро, и в различных слоях общества назревало осознание необходимости перемен.
В каком состоянии находилась экономика — всем было понятно. Михаил Сергеевич проявил большую волю, чтобы принять политические решения; но нельзя забывать и о том, что поддержка была. С нашей точки зрения, Горбачев, естественно, положительная фигура, но и он совершал серьезные ошибки, особенно касающиеся событий в национальных республиках, — Баку, Литва. Именно тогда он потерял серьезную массовую поддержку, особенно российской интеллигенции.
Тем не менее за рубежом его оценивают однозначно положительно, как политика, изменившего мир. Это связано прежде всего с разрушением Берлинской стены. Михаил Сергеевич неоднократно выступал у нас в музее. Мы очень благодарны ему за то, что как минимум можем свободно вести с вами эту беседу. Если сравнивать Хрущева с Горбачевым, то главное завоевание первого — это прекращение массовых репрессий и освобождение из лагерей, а Горбачев дал нам гласность. В конце 1980-х — начале 1990-х гг. люди смогли ощутить, что такое свобода.
— Как вы раскрываете политические события последнего времени?
— Все-таки наш музей — несмотря на свое название и пропагандистское прошлое — занимается в первую очередь историей, а не политикой. Очень многое из происходящего в стране сегодня вызывает тревогу у нас как у музейных историков. Учебник Филиппова, комиссия по фальсификации истории, новый виток засекречивания архивов, возвращение текста сталинского гимна в московском метро. Но определенных и окончательных оценок современному периоду в целом мы стараемся не давать — хотя выставки по острым проблемам сегодняшнего дня музей проводит.
Цель — гражданское общество
— Какие экспозиции сейчас работают в музее, какие выставки?
— Основная долговременная экспозиция у нас называется «Советская эпоха: между утопией и реальностью». В ней два раздела: первый — сталинское время, второй — период хрущевской оттепели и брежневского правления. Кроме того, работают выставки: например, «Политика и мода», «Российская политика: Петербургское лицо» (о политиках — выходцах из нашего города), выставка, посвященная Раисе Максимовне Горбачевой. Планируем сделать выставку «Политика и СМИ», для нее уже собираются экспонаты — в том числе личные вещи и документы Дмитрия Холодова.
Вообще экспозиций, посвященных советской эпохе, в стране мало. Мы же гордимся тем, что нашли подход к ее освещению. Миссия нашего музея — воспитание у граждан политической культуры, соответствующей ценностям демократического гражданского общества. То есть мы пытаемся показать Россию с точки зрения того, как она продвигалась к гражданскому обществу — когда были рывки вперед, когда откаты назад. Например, рождение российского парламента — явный успех, за которым последовала, напротив, реакция.
— Среди разделов основной экспозиции вы не назвали «революционный». Сейчас история большевистского переворота никак не представлена?
— Да, сейчас она временно закрыта. Дело в том, что мы создаем абсолютно новый музей: во дворе особняка Кшесинской идет реконструкция, восстанавливается исторический вход в особняк с Кронверкского проспекта. В здании, соединяющем особняки Кшесинской и Бранта, будет размещаться так называемая Центральная экспозиция, посвященная двум векам российской истории. Наша задача — сделать так, чтобы человек за одно посещение смог разом познакомиться с политической историей России XIX–XX вв., начиная с декабристов и заканчивая 1993 годом.
Коллектив музея работал над этой экспозицией много лет, она будет яркой и образной, с использованием технических средств. Открытие ее ожидается в 2011 году.
Мартемьян Рютин, критик и жертва Сталина
Апофеоз революции
— Долгое время музей был проводником советской идеологии. Насколько эффективна была его роль в пропаганде?
— Музей был создан в 1919 году по постановлению Петросовета. Нужно понимать, в какой момент это произошло: идет кровопролитная гражданская война, в стране разруха — военный коммунизм. При этом на создание музея выделяются значительные средства. Это не случайно — он должен был стать одним из важнейших политических ресурсов утверждения новой власти. Но это не значит, что музей сразу стал таким, каким был в 30-е годы, когда он просто следовал сталинскому Краткому курсу истории ВКП(б). Поначалу он был действительно интересным, потому что создаваться, по сути, начал еще до революции, причем отнюдь не только большевиками: представители разных политических течений, понимая, что историю сопротивления царизму еще придется отражать, собирали коллекцию задолго до 17-го года. Поэтому коллекция нашего музея на 12 лет старше самого музея — в 2007-м мы отмечали ее столетие.
Однако после второго закрытия в 1937 году экспозиция музея превратилась фактически в рассказ о двух вождях революции — Сталине и Ленине. Экспонаты уничтожались или запирались в спецхран — благодаря этому многие из них удалось спасти.
В советский период музей действительно оказывал влияние на людей. Я помню до сих пор, какие тексты произносила для посетителей… Существовали методические указания, они составлялись для любой выставки, и там подробно расписывалось, какие оценки нужно давать тому или иному явлению. И посетители верили!
Поэтому мне непонятно — после того, как в перестройку выплеснулся целый шквал публикаций о «белых пятнах российской истории», в основном о репрессированных, расстрелянных людях, — как можно было, узнав правду, остаться на прежних просоветских позициях? А ведь и сейчас таких людей немало!
В 1988 году музей создал свою первую перестроечную выставку «Разрешено к обозрению», на ней впервые были представлены экспонаты из спецхрана, материалы о людях, объявленных в свое время врагами народа, — это было настоящим событием в городе. Каменев, Зиновьев, Троцкий и многие другие — их даже не перечисляли в составе Политбюро ЦК в экспозиции, посвященной октябрьскому восстанию.
А в 1989 году была создана знаковая выставка, сыгравшая ключевую роль в изменении имиджа музея — «Сталинизм в судьбах людей». Тогда я впервые наблюдала очередь в Музей Великой Октябрьской социалистической революции.
— Занимаясь политической историей, удалось ли вам для себя выяснить ответы на некоторые важнейшие российские вопросы ХХ века? Например, о большевистском перевороте: что это было — исключительное везение политических авантюристов или закономерность?
— Отчасти, конечно, закономерность: были экономические и социальные предпосылки для назревания революционного взрыва. Но и случайность: смена власти стала возможна благодаря появлению харизматичного политического лидера, фаната своей идеи — а идеология имела тогда огромное значение! Одновременно получилось так, что другие политические организации оказались слишком слабыми, и отсутствие единства в антибольшевистском лагере — одна из главных причин победы Ленина и его соратников.
— Какую оценку дает музей сейчас этим событиям?
— В значительной степени отрицательную: как мы и говорили, наша основная линия — отталкиваться от приближения или отдаления исторического пути, от построения демократического гражданского общества. Октябрьский переворот, бесспорно, отдалил страну от этого идеала. Так у нас появился советский опыт построения социализма — и этот опыт был во многом отрицательным. Это не значит, что сама идея социализма, коммунизма не содержит позитивных ценностей, но его воплощение в советской модели привело к гибели миллионов людей, к таким социально-экономическим последствиям, которые мы не можем изжить до сих пор.
Угольный Сталин и черно-белый Хрущев
— Почему такое слабое сопротивление встретили сталинские репрессии? Почему люди так безропотно шли на смерть?
— Уточню, что репрессии не встретили вообще никакого сопротивления — во всяком случае, организованного. Было только сопротивление одиночек. При этом мы знаем в основном о попытках сопротивления представителей политической элиты. Например, Иосиф Пятницкий пытался выступать против репрессий на заседаниях Политбюро. Старался защитить людей, работавших в Наркомате тяжелой промышленности, от репрессий Серго Орджоникидзе. Представители правой оппозиции — Бухарин и Рыков — были против форсированных методов индустриализации и коллективизации.
Есть еще одна малоизвестная, но интересная фигура — Мартемьян Никитич Рютин. Его фото и личные вещи представлены у нас в музее. Он был секретарем Краснопресненского комитета партии в Москве, самого крупного пролетарского района Москвы. После того как наш ленинградский историк Борис Старков опубликовал письма Рютина периода заключения, мы им заинтересовались.
Рютин был верным сталинцем до 1932 года, когда его послали уполномоченным по коллективизации в Сибирь — и там наступило прозрение, когда он увидел последствия этой политики. Так произошло его превращение в яростного оппозиционера. Он пишет обращение «Ко всем членам ВКП(б)» с обвинением лично Сталина в той чудовищной политике, которая проводится в стране, особенно по отношению к крестьянству, — документ такой, как будто сейчас написан. В том же 1932-м Рютин создает конспиративную организацию «Союз марксистов-ленинцев».
Арестовали его сразу; Сталин потребовал расстрела — но Политбюро не согласилось. Тогда еще можно было не согласиться. Его направили в Суздальский политизолятор, где он просидел до 1937 года. Накануне второго «постановочного» политического процесса Сталин решил попробовать вывести его в качестве кающегося, как делали это в 1936-м Каменев и Зиновьев. Рютин написал Сталину письмо, которое тот абсолютно точно читал. Там были слова: «Сталин, я перед вами на колени не встану». Рютина перевезли в Москву и тотчас расстреляли.
Это один из примеров попытки сопротивления, о которой мы узнали много лет спустя, когда стали открываться архивы. Полагаю, что их было больше — но нам об этом неизвестно. Думаю, больше людей, чем нам кажется сегодня, понимали, что происходит. Несмотря на то, что пропаганда была столь изощренной, в том числе в частной жизни, и очень была эффективной.
— Как вы оцениваете времена Хрущева?
— На Новодевичьем кладбище есть памятник Никите Сергеевичу — он состоит из двух половинок, одна — белая, другая — черная. Вот так мы и пытаемся оценивать этого неоднозначного человека.
На одной чаше весов — бесспорные заслуги: прекращение репрессий, открытые ворота ГУЛАГа, публикация Солженицына, попытка улучшить жилищные условия простых людей, изменение имиджа СССР в мире благодаря космической программе и тому, что был найден мирный выход из Карибского кризиса. На другой — психушки для диссидентов, расстрел рабочих в Новочеркасске, свертывание реформ, факт появления Карибского кризиса — когда весь мир оказался на грани гибели.
Конец совка
— Эпоха Брежнева. С чем связана такая любовь определенной части российского населения к этим навсегда ушедшим временам?
— Главное, что социальная защищенность населения была относительно стабильной и жизненный уровень в конце 1970-х — начале 1980-х годов подрос. Отношение к этим годам у тех, кто их хвалит, связано и с воспоминаниями об относительно дешевой колбасе. Особенно в сравнении с тем, как сильно упал жизненный уровень в перестройку. Еще одно: зарплата инженера в брежневские времена составляла около 120 руб. — и пенсии были практически такими же! А значит, была уверенность, что на пенсию можно прожить.
Правда, любители брежневской эпохи забывают, что низкие цены существовали в условиях тотального дефицита. Чтобы купить ту самую дешевую колбасу, приходилось стоять в бесконечных очередях. А чтобы получить приличную одежду — либо переплачивать, либо иметь блат.
— Может быть, именно это и есть социализм?
— Те времена нельзя назвать социалистическими, потому что распределительная система была неравноправной по отношению к разным слоям общества. Как правило, оценки ныне живущих людей по отношению к эпохе застоя связаны с их личным опытом и зависят от того места, которое занимал человек в государственной системе распределения.
С точки зрения нашей ключевой идеи, это была эпоха стагнации, во время которой окончательно развалилась экономика, — ягодки этого развала мы попробовали во время перестройки.
— Горбачевские реформы — это закономерный итог совка или воля одного человека?
— В какой-то момент все реформаторские инициативы этого периода приписывались только Михаилу Сергеевичу. Но, конечно, он один не смог бы ничего сделать. И в Политбюро, и в различных слоях общества назревало осознание необходимости перемен.
В каком состоянии находилась экономика — всем было понятно. Михаил Сергеевич проявил большую волю, чтобы принять политические решения; но нельзя забывать и о том, что поддержка была. С нашей точки зрения, Горбачев, естественно, положительная фигура, но и он совершал серьезные ошибки, особенно касающиеся событий в национальных республиках, — Баку, Литва. Именно тогда он потерял серьезную массовую поддержку, особенно российской интеллигенции.
Тем не менее за рубежом его оценивают однозначно положительно, как политика, изменившего мир. Это связано прежде всего с разрушением Берлинской стены. Михаил Сергеевич неоднократно выступал у нас в музее. Мы очень благодарны ему за то, что как минимум можем свободно вести с вами эту беседу. Если сравнивать Хрущева с Горбачевым, то главное завоевание первого — это прекращение массовых репрессий и освобождение из лагерей, а Горбачев дал нам гласность. В конце 1980-х — начале 1990-х гг. люди смогли ощутить, что такое свобода.
— Как вы раскрываете политические события последнего времени?
— Все-таки наш музей — несмотря на свое название и пропагандистское прошлое — занимается в первую очередь историей, а не политикой. Очень многое из происходящего в стране сегодня вызывает тревогу у нас как у музейных историков. Учебник Филиппова, комиссия по фальсификации истории, новый виток засекречивания архивов, возвращение текста сталинского гимна в московском метро. Но определенных и окончательных оценок современному периоду в целом мы стараемся не давать — хотя выставки по острым проблемам сегодняшнего дня музей проводит.
Беседовал Анджей БЕЛОВРАНИН
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА