Башня не от мира сего

Сенная площадь избавилась от штыря башни Мира — не подарок и был

Токмо волею пославшей мя жены
Затея изначально представлялась идиотской — воткнуть посреди торговой площади, между трамвайными путями, маяк. А именно им в девичестве и была башня Мира, которую изначально собирались пристроить на берегу Финского залива у гостиницы «Прибалтийская». Еще в августе 2002 г. пресс-служба КГА известила о готовящемся презенте: обещался маяк Мира в виде 30-метровой стеклянной колонны, исписанной словом «мир» на 32 языках, которая будет светиться изнутри, а ее вершина — пульсировать красными вспышками, символизирующими «импульсы положительной энергии». Но, говорят, это чудо чудное так понравилось Ирине Ивановне Яковлевой, что, к изумлению авторов-исполнителей, никак не рассчитывавших на центр Петербурга, руководство города само предложило им Сенную площадь, с одной лишь оговоркой — сделать чуть поменьше. Подрезали до 18 м и слегка переработали внешний облик, убрав вторичные половые признаки маяка. Для объяснения привязки к месту не придумали ничего лучшего, как вспомнить, что Сенная, которой не так давно было с боями возвращено историческое имя, в советские годы называлась площадью Мира.
Автор проекта — Клара Хальтер, — собственно только вариациями на тему слова из трех букв и была известна. Тот же прием эксплуатировался ею при создании стены Мира, чье появление подле Эйфелевой башни вызвало негодование парижан. Их успокаивали заверениями в том, что хальтеровское монументальное рукоделие — явление временное, через три месяца переместят к зданию ЮНЕСКО. Однако минуло почти десятилетие, а режущая глаз конструкция и ныне там. С питерским аналогом та же история. Помнится, в 2003 году тогдашний глава Адмиралтейского района Юнис Лукманов тоже клялся, что башня Мира — временное сооружение, и «если горожанам монумент придется не по вкусу, его демонтируют — благо конструкция является сборно-разборной».
Доподлинно неизвестно, пришлась ли башня по вкусу хоть кому-нибудь еще, кроме Ирины Ивановны Яковлевой. Ну разве что ее супругу, не имеющему привычки маме перечить. В ответ на все вопли возмущенной общественности Владимир Анатольевич лишь огрызнулся, заявив при открытии сооружения: «Кому не нравится башня Мира — пусть на нее не смотрит».

Демонтаж башни. Ночь на 28 июля

Семейное дело
Церемония, кстати, прошла скромно, без первых лиц — президент Франции, чье присутствие было твердо обещано главным движителем башенной затеи и супругом автора Мареком Хальтером, очевидно, счел за благо не иметь касательства к обернувшейся форменным скандалом истории.
К тому времени Жак Ширак уже получил тревожные обращения нескольких русских французов — в частности, президента Русской секции советников внешней торговли Франции Жака Иоффе. Господин Иоффе писал, что господин Марек Хальтер, назначенный ответственным координатором программы участия Франции в праздновании 300-летия Петербурга, «сосредоточил все свои усилия и усилия французских спонсоров… на осуществлении проекта его супруги, госпожи Клары Хальтер, — строительства осветительной башни в историческом центре города». По мнению Жака Иоффе, «конфликт между государственными интересами и личными, в данном случае — семейными, совершенно очевиден». Он допускал, что финансирование этого проекта можно было бы и запретить, «если бы господин Хальтер, воспользовавшись своим служебным положением, не смог убедить русскую и французскую стороны, что Вы лично, господин Президент, поддерживаете эту идею — подарить городу монументальное произведение мадам Хальтер, и что Вы лично будете участвовать в церемонии ее открытия». «Недвусмысленные намеки господина Координатора на личные отношения с Вами бросают тень на государственные интересы Франции. Но они ничуть не оспаривают сомнение по поводу скандальной сущности этого проекта… Я надеюсь, что республиканские принципы возьмут верх над личными амбициями господина Координатора, а демократические нормы уважительного отношения к истории и жителям города не позволят осуществлению этого абсурдного проекта», — заключал Иоффе.

Воткнув не глядя
Затем воспоследовали депутатские запросы (от Алексея Ковалева) и обращения в прокуратуру (от Руслана Линькова по поручению регионального отделения партии «Демократическая Россия»), содержащие просьбу провести проверку законности установки башни Мира в охранной зоне, где новое строительство запрещено, в отсутствие согласованной градостроительной документации, без конкурса и общественного обсуждения проектов. Ковалев также просил губернатора Яковлева ответить, на каких основаниях установка этого сооружения подается как официальный дар Франции. Депутат попутно обратился к председателю КГИОП Никите Явейну с предложением вынести на рассмотрение Совета по сохранению наследия проект, «угрожающий архитектурной целостности ансамбля площади и противоречащий задачам воссоздания ее исторического облика, связанного с восстановлением взорванной в 1960-х годах церкви Спаса на Сенной, проект воссоздания которой давно разработан и ждет своего осуществления». Возмущение общественности и ряда депутатов вызвало также известие о том, что таможенную пошлину на ввоз этого «подарка» (около 150 тысяч долларов) предполагается оплатить из городского бюджета.
Протест выразил и министр культуры Михаил Швыдкой, официальным письмом напомнивший губернатору Владимиру Яковлеву о недопустимости проектирования и строительства в объединенной охранной зоне без согласования с федеральным органом охраны. В эфире радиостанции «Эхо Москвы» министр заявил, что строительство стеклянного памятника нанесет урон целостности Сенной площади, представляющей единое, охраняемое ЮНЕСКО пространство.
Тем временем генеральный консул Франции в Петербурге Стефан Висконти сообщил, что проект четы Хальтер носит частный характер. КГИОП признал, что дал добро на возведение башни Мира как временного сооружения (именно так значилось в распоряжении Смольного об ее установке), причем не видя эскиза памятника, и лишь после разгоревшегося скандала переправил поступивший эскиз на рассмотрение в Министерство культуры. Вопрос с таможенными пошлинами Смольный обошел оригинально — оформив «груз 300» как гуманитарную помощь.
Пока шла прокурорская проверка, башню успешно водрузили. Надзорное ведомство, констатировав грубое нарушение федерального законодательства, предписало самострой демонтировать. Но не стало докучать требованиями собственное предписание исполнить.

Сеанс губернаторского смирения
Валентина Матвиенко свое отношение к башне Мира обозначила вполне недвусмысленно в первую поствыборную ночь.
«Представьте себе колонну, которую мы бы привезли из Петербурга и установили на Елисейских Полях!» — возмущалась новая хозяйка Смольного, поучая, что «нельзя поддаваться желанию дарителей и обещаниям чиновников, а решающее слово должно быть за худсоветом города с участием лучших художников и архитекторов».
В апреле 2004 г. чиновникам КГА и КГИОП было предписано совместно с творческими союзами «проанализировать вопрос размещения памятников, скульптур и мемориальных досок, установленных с 1991 года» и незамедлительно представить предложения по составу профильного художественно-экспертного органа.
Одновременно Валентина Матвиенко поручила Общественному совету определиться с башней Мира (очевидно, воспринимаемой новоиспеченным губернатором как символ эпохи правления Владимира Яковлева). Однако весь пар ушел в свисток: когда месяцем позже представители культурной общественности во главе с народным артистом Кириллом Лавровым решились поднять вопрос о переносе хальтеровского «подарка», Смольный ответил отказом, сославшись на отсутствие денег и опасения обидеть дружественную Францию.
В 2006 году, когда газета «Коммерсант» напомнила Валентине Ивановне о ранее выраженном ею намерении избавить Сенную от чужеродной стекляшки, губернатор ответила: «Надо пока смириться с тем, что есть, поскольку имеются более насущные проблемы, да и, наверное, должно пройти пять-десять лет — пусть лучше это оценят наши потомки. Хотя, по моему мнению, площадь потеряла свой первоначальный вид, но начинать все заново смысла нет».
Теперь, когда чертова башня треснула сама и ее пришлось-таки демонтировать, стоит напомнить и о комментарии КГИОП семилетней давности — тогда в охранном ведомстве поясняли, что статус «временного сооружения» означает, что в случае повреждения башни ее можно будет и не восстанавливать.
Так, спрашивается, зачем тратить очередные бюджетные средства на экспертизы, дополнительные обследования, проект восстановления, новый монтаж?..
Умерла так умерла. Останки следует выгрести с Сенной, попутно захватив в тот же мусорный совок и все появившиеся к 300-летию китчевые «малые архитектурные формы» вместе с ларьками и торговыми павильонами.

Татьяна ЛИХАНОВА
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА

современный фольклор
Сказки дядюшки Марека — для Путина и о себе
Господин Хальтер — делец весьма ловкий и, безусловно, натура творческая; сам среди главных своих талантов отмечает во первых строках дар сказочника, который умело использует в сочетании с еще одной способностью — оказываться в нужное время подле нужных людей.
Из «сказок дядюшки Марека», поведанных им СМИ, миру стало известно о том, как Сталин гладил его по головке, приговаривая: «Хороший мальчик!» — что не помешало мальчику и его семье беспрепятственно выехать из Узбекистана в Париж еще до смерти вождя народов. О встречах с Насером — выразившим готовность пойти на переговоры, если в Израиле найдется полномочный представитель, способный говорить так же, как сразивший его своей убедительностью Марек Хальтер. О беседах с Голдой Меир, объявившей: «Я буду твоей бабушкой!» — в ответ на печальную реплику о том, что он никогда не видел своей родной бабушки, умершей в Освенциме. О том, как, не имея ни школьного, ни институтского образования, стал президентом двух французских университетов, открытых в Москве и Петербурге (достаточно оказалось заехать запросто сначала к Горбачеву, потом к Миттерану). О способности одновременно считаться другом Ясира Арафата, Ицхака Рабина и Шимона Переса, быть своим и для диссидентов, и для гэбэшников, оказываясь на короткой ноге то с Сахаровым, то с Путиным.
Про последнего есть отдельная рассказанная Мареком сказка — патетическая. Хальтер, познакомившийся на банкете с Путиным в его бытность вице-мэром, услышал от Владимира Владимировича трогательную историю, как ВВП еще школьником сам пришел в КГБ, заявив: «Хочу бороться с коррупцией». «Хорошо, — сказали там, — но сначала ты должен поступить в университет». Вова так и сделал. Получил диплом, тут и звонят сероглазые ребята с вопросом: «Все еще хотите бороться с коррупцией?» Ответ — положительный. Результат — известен. Когда Владимир Владимирович стал премьер-министром, Хальтер отбил ему телеграмму — чего оказалось достаточно для личной встречи. Стал Путин президентом, ну и, понятное дело, опять встретились. После многочасовой беседы, рассказывает Марек, он вдруг сунулся к окнам президентского кабинета и решительным жестом распахнул шторы, хозяин аж подскочил: «Вы что делаете?» «Хочу, — отвечает, — глянуть, что из президентского окна видно». Оказалось — только стену. «Вот, Владимир Владимирович, — многозначительно заметил гость, — ваша проблема как раз и заключается в том, что вы видите стену». «Дорогой Марек, все политики, когда открывают окна в своих кабинетах, видят только стену», — сумничал в ответ Владимир Владимирович. «Все политики живут в своем замкнутом мире, — подвел черту философ-самоучка. — Может, поэтому им так нравятся мои сказки».
Владимир Путин — как видно, тоже подпавший под гипнотическое воздействие сказок Хальтера — не смог остаться равнодушным к чаяниям его семьи. Путинский след вполне отчетливо прослеживается в истории с размножением посвященных миру во всем мире стен-маяков-башен (ну а чего удивляться, ему и группа «Любэ» нравится).
В октябре 2000 года «Пари-матч» сообщала (хочется зачитывать с распевной интонацией «Жили-были…»): «Накануне визита Владимира Путина во Францию… школьники из Карьер-су-Пуаси в Ивлии неожиданно получили письмо от Президента Российской Федерации. Шеф государства, который цитирует «Землю людей» Сент-Экзюпери, адресует послание дружбы между народами своим собеседникам в коротких штанишках, говоря им в особенности об их миссии на земле: «Ведомые благородным порывом защитить человечество от войн и страданий, вы, дорогие дети, протягиваете руку дружбы другим детям вашего возраста, а также и взрослым». Затем дети отдали текст Путина Кларе Хальтер, автору замысла стены Мира… Во время церемонии 70 молодых людей, прибывших в составе делегаций, также принесли 30 деклараций от глав государств и правительств основных стран мира. Они назначили Клару «своей посланницей», затем все вместе просунули письма в щели стены».
Ну а дальше предприимчивой чете, заручившейся высоким покровительством, осталось только еще всунуть немного по мелочи туда-сюда. И выросла в центре Петербурга их башня, под которую собрал ловкий сказочник 3 миллиона долларов. И обходили ее почтительно трамвайные рельсы, и объезжали ее, поминая другие три буквы, водители авто. Пока Ярило вконец не разъярилось, двинув жарким кулаком в стеклянный бок самозванки. Тут и сказочке конец.

Кстати
Дареный конь показал зубы
Узнав о демонтаже башни Мира, Марек Хальтер разразился гневными комментариями, переходящими в угрозы.
Он напомнил, что навязанный им «подарок» обошелся французским спонсорам в несколько миллионов евро. Заявил, будто за прошедшие годы башня по своей популярности «стала как Ленинские горы в Москве, местом, где фотографируются молодожены». Напомнил о существовании письма губернатора Яковлева, извещавшего о том, что он выбрал Сенную для ее установки «после совещания со специалистами и архитекторами». Возмутился, что из-за сущей ерунды — каких-то там трещин — решились разобрать все до основанья. Провел аналогию с врачами-вредителями, которые ампутируют целую руку пациенту, сунувшему эскулапам всего лишь больной палец. С негодованием отверг предложение ГУП «Ленсвет» за счет дарителя отреставрировать пришедший в негодность презент. Кинулся слать письма российским политикам и деятелям культуры, пообещал поднять французскую и русскую общественность, подключить СМИ и президентов обеих стран — мол, будет вам международный скандал в Год Франции в России! За посла Франции в России заявил, что тот будто бы самым пристальным образом следит за развитием происходящего на Сенной, расценивая складывающуюся ситуацию как недружественную. Напоследок пригрозил судом — который, не сомневается, его семья без труда выиграет. Башня хоть и принадлежит городу, но, как убежден господин Хальтер, это не дает администрации права так с нею поступать.
Вот представьте — заявился к вам мало знакомый тип, всучил жуткую ширпотребную вазочку размером с ведро. Вы, чтоб не обижать человека, с вежливой улыбкой поставили ее на видном месте. Выдохнули, как только он ушел, стали прикидывать — куда б ее с глаз долой задвинуть. Пока думали — то ли в чулан спрятать, то ли непритязательному соседу отдать, — она возьми да и тресни. Не успели донести осколки до мусоропровода — даритель тут как тут. И давай вас попрекать — я ж целый полтинник на эту красоту потратил, не вернешь на то же самое место в гостиной, засужу и на весь свет ославлю.
Ну не бред ли? Насочинял опять с Ленинские горы… Кто-нибудь видел хоть одну пару молодоженов, с риском для жизни лавирующую между потоками автотранспорта, дабы сфоткаться на память подле этой самой башни? Странно еще, что господин Хальтер не выдал эту байку за одну из укоренившихся народных примет — мол, коли новобрачные при совершении описанного маневра уцелеют, жить будут долго и счастливо.
И президентов опять приплел. Да было уже это все, помним — в 2003-м те же сказки рассказывал. Обернулось, правда, конфузом — МИД Франции официально разъяснил, что руководство страны никакого отношения к частному презенту четы Хальтеров не имеет. Видать, с фантазией у сочинителя совсем стало плохо. Из новенького — только угроза судом. А занятный мог бы процесс получиться: о неправильно употребленной гуманитарной помощи (ведь именно так «памятник» был оформлен при доставке в Россию). И прессу бы по ходу судебных разбирательств изрядно развлекли затребованными финансовыми отчетами — сколько собрал, сколько куда ушло, что где попутно осело. Интересно было б взглянуть и на протокол упомянутого в яковлевском письме «совещания со специалистами и архитекторами». Их, пожалуй, придется объявлять в розыск — во всяком случае, ни Градостроительный совет, ни Совет по сохранению культурного наследия проект супруги Хальтера не обсуждал.