Арест первой «леди»
Шарж Бронислава МАЛАХОВСКОГО, запечатлевший Шостаковича рядом с дирижером, режиссером и художником спектакля
К 75-летию редакционной статьи в «Правде»
Исполнилось 75 лет печально известной правдинской статье «Сумбур вместо музыки», подавшей сигнал к более чем полувековому аресту оперы Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Едва ли не самый знаменитый из опальных шедевров 60 лет не пускали на порог музыкальных театров России. Не пускали гениальную оперу, о которой Иван Соллертинский сказал: «В истории русского музыкального театра после «Пиковой дамы» не появлялось произведения такого масштаба и глубины, как «Леди Макбет».
Премьера «Леди Макбет Мценского уезда» прошла с огромным успехом в Ленинграде и Москве в конце января 1934 года и несколько месяцев спустя начала победное шествие по всему миру.
В рецензиях преобладала восторженная тональность: «Публика в прекрасном смятении ринулась к рампе, к оркестру: воздетые кверху руки среди серебряной лепки лож, озаренные восторгом лица… Автора! Автора!.. Ожидали увидеть зрелого мужа, нового Вагнера, властно организовавшего эту бурю звучаний, меж тем глазам зрителей представляется совсем молодой человек, почти юноша» («Красная газета», 1934, 10 февраля).
А вслед за триумфом на долю Шостаковича выпало тяжкое испытание: опера подверглась гражданской казни. 28 января 1936 года, через день после посещения Сталиным спектакля в филиале Большого театра СССР, в «Правде» и появилась знаменитая статья. Что же так разгневало главного «музыковеда»?
Может быть, вождя шокировала, как указывает статья, «любовь, размазанная во всей опере в самой вульгарной форме» и то, что композитор «нарочито зашифровал свою музыку, перепутал все звучания в ней так, чтобы дошла его музыка только до потерявших здоровый вкус эстетов-формалистов»?
Но успех оперы, прошедшей за два сезона в Москве и Ленинграде около 200 раз при полных залах, опровергает эти обвинения. Такого успеха не знали премьерные спектакли «Травиаты» и «Кармен»! Может быть, Сталин ревновал к славе, обрушившейся на молодого композитора — в декабре 1935-го опера Шостаковича шла только в Москве сразу на трех (!) сценах, не говоря уже о мировом признании?
Современники приводят и более прозаические мотивы: именно в «придворном» Большом театре возникла оппозиция среди певцов и оркестрантов. Рутинеры пожаловались «куда надо» — на вокальные «неудобства», на «непонятность» музыки Шостаковича. А жалобы фаворитов, и в особенности фавориток, Политбюро не оставляло без внимания. Еще добавляют, что, будто нарочно, Сталин сидел в ложе сбоку от сцены прямехонько над тромбонами и ударными — и те гвоздили в царственные уши.
И все же куда ближе к разгадке английский режиссер Дэвид Паунтни, увидевший в опере Шостаковича глубинную и опасную для властей особенность оперы: «Создается впечатление, что Шостакович писал музыку к своим собственным мыслям, куда более значительным и содержательным, чем либретто оперы…» («Комсомольская правда», 22 февраля 1934).
В советском искусстве начинался ледниковый период. Вслед за «Сумбуром вместо музыки» 6 февраля «Правда» печатает редакционную статью «Балетная фальшь» — о балете Шостаковича «Светлый ручей» на сцене Большого театра. А затем, словно сорвавшись с цепи, один за другим печатные органы разразились непечатной бранью, как говорится, на все четыре стороны.
Весной 1936 года «обсуждение» директивных статей на собраниях творческой интеллигенции прокатилось тяжелым катком по всей стране. «Музыкальная общественность» заодно с «Леди Макбет» клеймила тавром «формализма» и другие сочинения Шостаковича.
Поразительно мужество композитора. В эти дни он сказал своему близкому другу И. Д. Гликману: «Если мне отрубят обе руки, я буду все равно писать музыку, держа перо в зубах». Но скольких шедевров мы недосчитались! Композитор словно дал зарок — да он и говорил об этом друзьям — пока не вернется на сцену «Леди Макбет», он не станет писать новых опер. Увы, Шостакович так и не увидел при жизни возобновления своей любимой оперы в первозданном виде.
«Какая трагедия для мировой музыкальной культуры, для истории музыки, что Дмитрий Шостакович не писал более опер. С ним мы потеряли Верди ХХ века», — сказал Дэвид Паунтни, поставивший «Леди Макбет» в Лондоне и в Амстердаме.
Лишь после развенчания культа личности возмечтал Шостакович вернуть свое детище на сцену. Но только в самом конце 1962 — начале 1963 года удалось осуществить постановку оперы во второй редакции («Катерина Измайлова») в московском Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Я был счастлив присутствовать на долгожданной премьере и в антракте осмелился поднести композитору шутливую «эпитафию» его многострадальной опере:
Нет повести печальнее на свете,
Чем выпавшее «Леди» лихолетье...
Спустя три года «Катерину Измайлову» возобновил на своей сцене Малый оперный в Ленинграде. Опера во второй редакции пошла в СССР и за рубежом.
Большой театр СССР лишь в 1980-м обратился к опере Шостаковича. Казенная, «императорская» сцена отторгала мятежное искусство. Как умели, прежние «хозяева жизни» противились ему и после смерти композитора. Все попытки поставить «Катерину Измайлову» в Кировском театре наталкивались на сопротивление обкомовских идеологов.
В мае 1995 года Валерию Гергиеву удалось преодолеть многолетнее табу — под его управлением в Мариинском театре состоялась премьера «Катерины Измайловой». А спустя год в рамках фестиваля «Звезды белых ночей» Гергиев продирижировал обе редакции оперы — «Катерину Измайлову» и «Леди Макбет Мценского уезда».
Осенью того же года в концертном исполнении «Леди Макбет» прозвучала в обеих столицах под управлением Мстислава Ростроповича. Следом за этим прорывом «Леди Макбет» была поставлена во многих городах. Через шесть десятилетий после позорной гражданской казни, учиненной большевиками, великая опера Шостаковича возвращалась к слушателям, к зрителям…
Слушателя с первой же минуты ошарашивает нарочито нестройный, сумбурный поток звуков... Следить за этой «музыкой» трудно, запомнить ее невозможно.
«Правда», 28 января 1936 года
Исполнилось 75 лет печально известной правдинской статье «Сумбур вместо музыки», подавшей сигнал к более чем полувековому аресту оперы Дмитрия Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Едва ли не самый знаменитый из опальных шедевров 60 лет не пускали на порог музыкальных театров России. Не пускали гениальную оперу, о которой Иван Соллертинский сказал: «В истории русского музыкального театра после «Пиковой дамы» не появлялось произведения такого масштаба и глубины, как «Леди Макбет».
Премьера «Леди Макбет Мценского уезда» прошла с огромным успехом в Ленинграде и Москве в конце января 1934 года и несколько месяцев спустя начала победное шествие по всему миру.
В рецензиях преобладала восторженная тональность: «Публика в прекрасном смятении ринулась к рампе, к оркестру: воздетые кверху руки среди серебряной лепки лож, озаренные восторгом лица… Автора! Автора!.. Ожидали увидеть зрелого мужа, нового Вагнера, властно организовавшего эту бурю звучаний, меж тем глазам зрителей представляется совсем молодой человек, почти юноша» («Красная газета», 1934, 10 февраля).
А вслед за триумфом на долю Шостаковича выпало тяжкое испытание: опера подверглась гражданской казни. 28 января 1936 года, через день после посещения Сталиным спектакля в филиале Большого театра СССР, в «Правде» и появилась знаменитая статья. Что же так разгневало главного «музыковеда»?
Может быть, вождя шокировала, как указывает статья, «любовь, размазанная во всей опере в самой вульгарной форме» и то, что композитор «нарочито зашифровал свою музыку, перепутал все звучания в ней так, чтобы дошла его музыка только до потерявших здоровый вкус эстетов-формалистов»?
Но успех оперы, прошедшей за два сезона в Москве и Ленинграде около 200 раз при полных залах, опровергает эти обвинения. Такого успеха не знали премьерные спектакли «Травиаты» и «Кармен»! Может быть, Сталин ревновал к славе, обрушившейся на молодого композитора — в декабре 1935-го опера Шостаковича шла только в Москве сразу на трех (!) сценах, не говоря уже о мировом признании?
Современники приводят и более прозаические мотивы: именно в «придворном» Большом театре возникла оппозиция среди певцов и оркестрантов. Рутинеры пожаловались «куда надо» — на вокальные «неудобства», на «непонятность» музыки Шостаковича. А жалобы фаворитов, и в особенности фавориток, Политбюро не оставляло без внимания. Еще добавляют, что, будто нарочно, Сталин сидел в ложе сбоку от сцены прямехонько над тромбонами и ударными — и те гвоздили в царственные уши.
И все же куда ближе к разгадке английский режиссер Дэвид Паунтни, увидевший в опере Шостаковича глубинную и опасную для властей особенность оперы: «Создается впечатление, что Шостакович писал музыку к своим собственным мыслям, куда более значительным и содержательным, чем либретто оперы…» («Комсомольская правда», 22 февраля 1934).
В советском искусстве начинался ледниковый период. Вслед за «Сумбуром вместо музыки» 6 февраля «Правда» печатает редакционную статью «Балетная фальшь» — о балете Шостаковича «Светлый ручей» на сцене Большого театра. А затем, словно сорвавшись с цепи, один за другим печатные органы разразились непечатной бранью, как говорится, на все четыре стороны.
Весной 1936 года «обсуждение» директивных статей на собраниях творческой интеллигенции прокатилось тяжелым катком по всей стране. «Музыкальная общественность» заодно с «Леди Макбет» клеймила тавром «формализма» и другие сочинения Шостаковича.
Поразительно мужество композитора. В эти дни он сказал своему близкому другу И. Д. Гликману: «Если мне отрубят обе руки, я буду все равно писать музыку, держа перо в зубах». Но скольких шедевров мы недосчитались! Композитор словно дал зарок — да он и говорил об этом друзьям — пока не вернется на сцену «Леди Макбет», он не станет писать новых опер. Увы, Шостакович так и не увидел при жизни возобновления своей любимой оперы в первозданном виде.
«Какая трагедия для мировой музыкальной культуры, для истории музыки, что Дмитрий Шостакович не писал более опер. С ним мы потеряли Верди ХХ века», — сказал Дэвид Паунтни, поставивший «Леди Макбет» в Лондоне и в Амстердаме.
Лишь после развенчания культа личности возмечтал Шостакович вернуть свое детище на сцену. Но только в самом конце 1962 — начале 1963 года удалось осуществить постановку оперы во второй редакции («Катерина Измайлова») в московском Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Я был счастлив присутствовать на долгожданной премьере и в антракте осмелился поднести композитору шутливую «эпитафию» его многострадальной опере:
Нет повести печальнее на свете,
Чем выпавшее «Леди» лихолетье...
Спустя три года «Катерину Измайлову» возобновил на своей сцене Малый оперный в Ленинграде. Опера во второй редакции пошла в СССР и за рубежом.
Большой театр СССР лишь в 1980-м обратился к опере Шостаковича. Казенная, «императорская» сцена отторгала мятежное искусство. Как умели, прежние «хозяева жизни» противились ему и после смерти композитора. Все попытки поставить «Катерину Измайлову» в Кировском театре наталкивались на сопротивление обкомовских идеологов.
В мае 1995 года Валерию Гергиеву удалось преодолеть многолетнее табу — под его управлением в Мариинском театре состоялась премьера «Катерины Измайловой». А спустя год в рамках фестиваля «Звезды белых ночей» Гергиев продирижировал обе редакции оперы — «Катерину Измайлову» и «Леди Макбет Мценского уезда».
Осенью того же года в концертном исполнении «Леди Макбет» прозвучала в обеих столицах под управлением Мстислава Ростроповича. Следом за этим прорывом «Леди Макбет» была поставлена во многих городах. Через шесть десятилетий после позорной гражданской казни, учиненной большевиками, великая опера Шостаковича возвращалась к слушателям, к зрителям…
Иосиф РАЙСКИН