Музейные фонды неприкосновенны
Вопрос Ирины Антоновой, директора московского музея имени Пушкина, президенту РФ возбудил страсти вокруг темы передела музейных коллекций.
Во время прямого эфира с Владимиром Путиным Ирина Антонова предложила восстановить в Москве Музей нового западного искусства (ГМНЗИ) на базе Музея им. Пушкина, закрытый по распоряжению Сталина в 1948 году, и вернуть в него картины из коллекции Щукина и Морозова, значительная часть которых (93 работы) была передана Эрмитажу еще в 1920 — 1930-е годы. Отвечая на вопрос Ирины Антоновой (которой, отметим, в марте этого года исполнился 91 год), президент сказал, что не против возвращения коллекции из Эрмитажа, но предложил обсудить это с участием всего музейного сообщества и экспертов. В ответ на это Михаил Пиотровский, директор Эрмитажа, экстренно собрал журналистов на брифинг.
История появления в Москве Музея нового западного искусства была драматичной и короткой. В 1918 году в Москве на основе коллекции купца и мецената Щукина открылся первый Музей новой западной живописи. В 1919-м на основе коллекции мецената Морозова открылся второй музей. В 1923 году их объединили под общим названием — Музей нового западного искусства, а в 1925-м сделали филиалом ГМИИ. Само его создание в большевистской стране было делом обреченным: кураторы культуры в погонах НКВД и ГПУ требовали от сотрудников, чтобы они пропагандировали искусство рабочих и крестьян Западной Европы, сочувствующих стране советов. А в залах экспонировались Матисс и Пикассо. Из соображений солидарности в 30-е годы Эрмитаж даже передал ГМНЗИ часть работ Сюзанны Валадон, социальное происхождение и сюжеты картин которой могли примирить с идеей рабочего искусства. Но в 1948 году, на фоне «борьбы с космополитизмом», ГМНЗИ ликвидировали как «рассадник низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой», а его экспонаты поделили между Пушкинским музеем и Эрмитажем. Причем Пушкинскому досталась большая часть коллекции.
По словам Пиотровского, в прямом эфире с президентом Ирина Антонова фактически попросила у Путина поддержать юридически неправомочное и аморальное предложение — начать новый музейный передел. Объясняя журналистам на брифинге свою позицию, Михаил Пиотровский напомнил, что многие десятилетия с момента своего создания Музей им. Пушкина был всего лишь хранилищем слепков и копий с классических произведений искусства, которое собиралось в учебных целях — чтобы на копиях античных образцов могли воспитываться будущие художники и скульпторы. Позже была приобретена коллекция египетских древностей. После революции в Музей им. Пушкина большевиками были переданы коллекции Румянцевского музея, западноевропейская живопись из Третьяковской галереи, работы из частных коллекций. А когда в 1920 — 30-х годах советская власть взялась за масштабную перетасовку музейных ценностей, Пушкинский получил только из Эрмитажа более 540 картин, среди которых были работы Рубенса, Рембрандта, Ван Дейка, Йорданса, Ватто, Пуссена, Тициана, а также 44 скульптуры, около 900 рисунков, десятки произведений прикладного искусства. Именно это позволило бывшему собранию слепков и копий стать музеем мирового уровня.
Эрмитаж в те годы стал основным источником для создания сети музеев по всей стране: тысячи предметов переехали во вновь созданные музеи на Волге, на Урале и в Сибири из бывшей столицы империи. Многие тысячи произведений искусства из коллекции императорского Эрмитажа, главным образом первого ряда, после революции были проданы большевиками за границу. Методичный грабеж Эрмитажа описывает в своих дневниках Александр Бенуа.
«Если какой музей и пострадал от передела, так это в первую очередь Эрмитаж, — считает Михаил Пиотровский. — Сейчас в России практически нет музея, где не находились бы бывшие экспонаты из Эрмитажа».
Идея, которую озвучила во время прямого эфира с Владимиром Путиным госпожа Антонова, муссируется ею уже не первый год. Еще в 2006 году она заявляла, что коллекцию из бывшего собрания Щукина и Морозова надо вернуть в ГМИИ, потому что «Эрмитаж так велик и грандиозен, что коллекции Щукина и Морозова для них непринципиальные вещи». С тех пор, как рассказал Пиотровский, Ирина Александровна постоянно возвращается к этой теме, фактически провоцируя раскол в музейном сообществе.
Идея возродить уничтоженный в 1948 году Музей нового западного искусства сомнительна со всех точек зрения. По мнению Альберта Костеневича, хранителя отдела французской живописи второй половины XIX — начала XX века Эрмитажа, сегодня картины из исторических собраний Щукина и Морозова уже не отражают прежней идеи: это отнюдь не современное западное искусство, а всем известная классика. К тому же в Москве уже есть несколько музеев действительно современного искусства. Не говоря о том, что особняки бывших владельцев коллекций совсем маленькие, они не предназначены для экспонирования такого количества картин и визитов десятков тысяч посетителей.
«Вообще восстанавливать культурную ситуацию 1918–19 годов — такая же ненаучная фантастика, как предложение украсить Александровскую колонну альтмановскими геометрическими упражнениями!» — считает Альберт Костеневич.
И высказывает предположение, что, возможно, за словами Ирины Антоновой скрыта какая-то другая задача — например, создание очередного идеального музея: «Об этом когда-то мечтал Наполеон, в XX веке фюрер пытался организовать нечто подобное. Грабарь тоже продвигал идею сверхсовершенного музея. Надеемся, что у общества достанет здравого смысла не возвращаться к этим идеям».
А Михаил Пиотровский напомнил, что сейчас в Москве обсуждается вопрос организации вокруг Кремля музейного квартала, под который, вероятно, госпожа Антонова и пытается устроить передел музейных коллекций.
«Эти разговоры нужно прекращать, — сказал Пиотровский. — Музейные фонды должны оставаться неприкосновенными и неделимыми».