Нам лгут, что мир не знал
Правда о холокосте была известна на Западе задолго до конца войны.
Ян Карский — легендарный курьер Сопротивления, памятники ему установлены во многих странах; он первым, еще в 1942 году, доставил на Запад информацию о лагерях смерти. Награжден Крестом храбрых, орденами Воинской доблести, Белого орла, медалью Свободы и званием «Праведник народов мира». Судьбе героя (и 70-й годовщине восстания в Варшавском гетто) посвящена выставка «Человек свободы», открывшаяся в Европейском университете показом фильма Грюнберга «Карский и властелины человечности» в рамках совместного проекта генконсульств Польши, Израиля и США в Петербурге. Но ключевым моментом проекта стала презентация русского перевода книги Карского «Я свидетельствую перед миром. История подпольного государства».
Душит боль и стыд
Когда в 1945-м мир увидел тонны складированных детских волос, девичьих туфелек, золотых коронок и рвы с миллионами тел — он содрогнулся и онемел… Но не от удивления, как принято считать. А от стыда. Потому что еще в 1942-м Ян Карский, официальный эмиссар Варшавской Делегатуры, рассказывал всей Европе об этих рвах. А в июле 1943-го он был принят Рузвельтом. Но документы и микрофильмы, доставленные им, были настолько страшны, что их предпочли забыть. Свой отчет он представлял политикам, епископам, представителям СМИ и Голливуда. Он выучил рапорт наизусть и пересказывал его за 18 минут, чтобы не «утомить» слушателей, которые не желали верить и называли все это «пропагандой польского правительства в эмиграции». Тогда в 1944 году Ян Карский написал книгу «История подпольного государства».
«Читать эту книгу очень тяжело, — пишет в своем вступлении переводчик Наталья Мавлевич. — Душит боль и стыд. Но это должно наконец прозвучать и по-русски. Блестящий молодой дипломат Карский вместо светских приемов выбрал пытки в гестапо, но благодаря его подвигу все вовремя узнали страшную правду. Узнали — и ничего не сделали. Незадолго до смерти он сказал: «Все разведки прекрасно были в курсе, что происходит с евреями. Они им сочувствовали — но для них это не имело военного значения».
Карский считал, что ему удалось слишком мало. Но когда неонацисты и антисемиты по всему миру начали повторять, что «6 миллионов убитых — не точная цифра, а значит, холокоста не было», Карский вернулся в публичное пространство, чтобы опровергать эту ложь.
Экскурсия в ад
Католик, без какой-либо примеси еврейской крови, эрудит-интеллектуал и полиглот, Карский говорил о себе: «Моя мать горячо уверяла, что Бог по-разному являл себя разным людям, поэтому появились разные религии, церкви, обряды, но Бог — общий». А вот что он пишет в главе «Гетто»:
«Перед отъездом мне, по приказанию польского правительства, устроили встречу с двумя лидерами еврейского сопротивления. Ночью, в разрушенном пустом доме, они говорили мне: «Через пару лет Гитлер проиграет войну, но нас-то не будет. Нас, три миллиона, убьют раньше… И других, свозимых со всей Европы. Этого-то и не понимают в мире. Немцы не собираются превращать нас в рабов, как другие народы. Нас они решили убить всех, до последнего младенца. Вот в чем разница». Они назвали цифры смертности в гетто. Я похолодел. За два месяца тут, в моем городе, нацисты совершили 300 тысяч убийств! О гибели целого народа — вот о чем я должен был сообщить всему миру.
— Я понимаю ваши чувства. В Лондоне наше правительство представит меня официально. В рамках этой миссии я передам ваше воззвание всему миру. Что вы хотите, чтобы я сказал?
— Правда? Вы думаете, вас допустят к Черчиллю и Рузвельту? — вскричали оба. — Передайте же, что ответственность за геноцид ляжет на великие державы. Ведь в их силах помешать катастрофе. Но они там наверняка считают, что истеричные евреи все преувеличивают, — в отчаянии прошептал сионист. Я кивнул.
— Но этого не может быть! — вдруг закричали они в один голос, потрясая кулаками, — Почему они не хотят организовать эвакуацию хотя бы детей?! Пусть известные евреи устраивают голодовки в публичных местах и умрут мучительной смертью на глазах всего мира. Уж это разбудит сильных! И еще. Мы не хотели посвящать вас в это… Мы требуем жертв от наших заграничных братьев, так как мы разделим эти жертвы. Мы решились на смерть в бою.
— Мы действительно собираемся организовать оборону гетто, — подтвердил бундовец. — Вот тогда и посмотрим, могут ли евреи не только страдать по воле Гитлера, но умереть с оружием в руках.
И они предложили провести меня в гетто, чтобы я собственными глазами увидел все — ведь в такое никто не поверит. Через два дня они провели меня через тайный ход на Мурановской улице. Проживи я сто лет — и то не забуду этого ужаса. Подвальный лабиринт, точно Стикс, отделял наш мир от этого мира мертвых. Сюда было согнано 400 тысяч евреев. Множество трупов валялись на земле, раздетые догола. Смрад, стоны умирающих детей… Сытые полицейские в толпе исхудалых людей казались распухшими… Вдруг началась паника, женщины хватали детей и бежали. Меня затолкали в подъезд: «Быстро, быстро! Вы должны это видеть! И рассказать всему миру! Скорей!» — и подтолкнули к окну. И я увидел. Малолетки из гитлерюгенда с револьверами. Выстрел, звон стекла и детский вопль. Юный палач радостно вскрикнул. Стрелять по сверстникам — спортивное соревнование… Через два дня я снова с теми же спутниками ходил по улицам ада — я был обязан детально все запомнить».
«Я сделаю ВСЁ»
Потом бундовец провел Яна Карского в лагерь уничтожения в деревне Белжец, где, как теперь известно, погибли 600 000 евреев и цыган.
«Выбрали день, когда будет казнь. Узнать это было легко — многие украинцы охранники были продажны. У одного из них и достали для меня форму и документы. Говорили, что неразбериха и коррупция в лагере так велики, что никто не заметит подмены. Задолго до лагеря стали слышны команды, выстрелы и дикие вопли. Проводник спросил: «Как вам будут платить? Советую брать поштучно. Оптом невыгодно, а те, кто хотят вызволить близких, не торгуются».
Еще спросил, скоро ли немцы выиграют войну, и услышав, что, может, и не выиграют, ужасно удивился: это ж просто смешно, ведь все яснее ясного: Гитлер — колдун или сам черт, и никто никогда его не победит.
Запахло нечистотами, усилился трупный смрад, и вот мы внутри, среди обезумевшей массы обреченных. Всех привозимых по 3–4 дня держали без капли питья. И никакого порядка, везде царил хаос. Потом всех погнали в вагоны. «Все в поезд! Он отвезет вас туда, где вы получите работу!» — эсэсовец расхохотался и выстрелил в толпу… Однако самое страшное мне еще предстояло увидеть. Скоро весь состав затрясся и завыл: полы в поезде смерти были засыпаны густым слоем негашеной извести. Люди кричали, обугливаясь заживо… Проживи я сто лет — картины лагеря останутся у меня перед глазами. Мне никогда не избавиться от них, и при одном воспоминании к горлу подступает рвота».
Обо всех зверствах нацистов Ян Карский рассказал не только политикам, но и режиссерам, и писателям с мировой славой: Герберту Уэллсу, Артуру Кестлеру, надеясь, что они перескажут это с большей силой, чем он. Но действия не было.
Кроме одного.
«Меня попросил о встрече член Польского совета в изгнании Шмуэль Зигельбойм. 2 декабря 1942-го я передал ему отчаянные требования из гетто. Прощаясь, он посмотрел мне в глаза: «Пан Карский, я сделаю ВСЁ, о чем они просят… Вы верите мне?» Верю ли я? Какая разница, верю я или нет! Но оказалось, что разница была. До самой смерти я буду помнить этот день! После нашей встречи он лично обращался к Черчиллю и Рузвельту, выступал по английскому радио, прося ПОВЕРИТЬ в геноцид и газовые камеры, пока не поздно… А 13 марта 1943 г. покончил с собой, оставив записку: «Может, моя смерть сломит стену вашего равнодушия». Написал, что сделал все, что мог, но ничего не вышло, вчера все его братья погибли в сожженном гетто. Он отравился газом. А мне казалось, что это я подписал приговор. Ведь я сам передал ему это их отчаянное «пусть умрут на глазах у всего мира», и он спрашивал, верю ли я, что он готов? А я не понял».
В 1982-м Карский выступил с речью: «Бог выбрал меня, чтобы Запад узнал о трагедии. Тогда мне казалось, что эта информация поможет спасти миллионы людей. Это не помогло, я ошибался. Человечество совершило второе грехопадение: одни — не желая знать, другие — видя и оставаясь равнодушными».
Карский считал, что ему удалось слишком мало. Но когда неонацисты и антисемиты по всему миру начали повторять, что «6 миллионов убитых — не точная цифра, а значит, холокоста не было», Карский вернулся в публичное пространство, чтобы опровергать эту ложь. «Все было так же! — твердил он. — Всем хотелось не верить моим словам и документам. Помощник Рузвельта верховный судья Франкфуртер отрезал: «Я не могу вам поверить. Я не говорю, что вы лжец, но рассказанное вами столь чудовищно, что я не могу заставить себя поверить в это…»
Мир не желал знать. И не желает
После презентации книги высоким гостям был задан неожиданный вопрос. Знают ли господа консулы трех стран, что в России на сегодня нет идеи популярнее, чем идея спасительности этнических чисток? Что интернет-форумы в 2013 году переполнены требованиями к властям — поскорее наконец начать аналог гитлеровского «освобождения от меньшинств», оставив титульную нацию на своей земле в гордом одиночестве? Что антифашистов убивают, а милиция заявляет: «Антифашист или фашист, нам без разницы»?
Генконсул Израиля Эдвард Шапира заверил всех, что в России нет лозунгов расовой неполноценности, пояснив: «Их нет, просто потому что этого не может быть никогда». Генконсул Польши Петр Марциняк подтвердил: он хорошо знает русский народ, по-отцовски доброжелательный к любым нациям и абсолютно не склонный к шовинизму, расизму или ксенофобии. Этот народ не может желать никаких этнических чисток, и точка. А генконсул США Брюс Тернер усугубил безмятежность коллег, объявив, что никогда русские не унизят грубым словом (не то что касанием) ни одного нерусского — их братское отношение к согражданам по федерации вообще не нуждается в обсуждении.
В зале повисла неловкая тишина. И только глаза Карского на экране стали еще печальнее.