Владимир Толстой: "Крымские музеи в запущенном состоянии"
Государственный Эрмитаж в эти дни проводит международную конференцию «Музеи и власть», в которой принимает участие почти весь мировой музейный бомонд и которая продлится в Екатеринбурге.
Пока политическая обстановка накаляется, а лидеры Германии и США требуют введения против России новых санкций, международные союзы музеев Германии, США и России при участии ведущих музейщиков мира обсуждают рецепты сосуществования политиков, власти и мирового культурного достояния, сохраняемого музеями. Об этом в беседе с «Новой газетой» говорит Владимир Толстой, советник президента РФ и президент ICOM (International council of museums) России.
— Международная встреча, которую вы проводите в Петербурге и Екатеринбурге, фактически выглядит как генеральная конференция ICOM. Это случайное совпадение?
— Так все совпало — и юбилей Эрмитажа, и историческая ситуация: Россия дважды проиграла в борьбе за право провести генеральную конференцию ICOM— один раз Рио-де-Жанейро, второй раз Милану. Притом что оба раза наша заявка была не слабее других. У нас, естественно, было сожаление, что заявка не поддержана, а у наших европейских коллег из ICOMбыло ощущение некой несправедливости, которую можно исправить. Что мы и делаем. Наша встреча — уникальна для ICOM: на генеральных конференциях обсуждаются процессуальные вопросы, а мы предложили профессиональную дискуссию. Нас активно поддержала Германия, большой ICOM, потом быстро присоединилась Америка, и сложилась такая конфигурация, когда Россию поддерживают Германия и США. Согласитесь, в современной политической обстановке такое нарочно не придумаешь. Но она сформировалась естественным образом.
— Насколько тема взаимодействия власти и музеев актуальна для западных партнеров по ICOM?
— Ее активно продержали все, она актуальна и для европейцев, и для США. Потому что там ощущается разрыв с властными структурами, музеи и государство там существуют сами по себе.
— Но существуют, и неплохо…
— Существуют по-разному. Абсолютно разные системы управления, функционирования. В США отсутствует государственная поддержка музеев, но там отлично работает система трастов, фондов, частной инициативы в разных формах. Это хорошо работает в США — с их законодательством, экономикой, системой налогов, но невозможно перенести к нам. В Европе в разных странах по-разному: во Франции поддержка государства существенна, в Англии частный капитал активнее в данной сфере. В Германии главную роль играют земли, в каждой земле законы отличаются от соседей, там нет понятий «общефедеральный», практически все передано на местный уровень. Этим тема и актуальна, что все ищут способы совершенствования взаимоотношений с государством.
— Неужели американцам хочется государственного финансирования?
— Всем хочется, поверьте! Я не найду представителя ни одной страны, который отказался бы от дополнительных ресурсов. А поддержка государства в целом самая надежная. Мы, конечно, остро испытали на себе приливы и отливы внимания государства, но в любом случае попытка прямого переноса к нам американской или европейской системы содержания музеев невозможна ни законодательно, ни экономически. Фандрайзинг, эндаумент, традиционные для Европы или США формы работы с учреждениями культуры, у нас стопорятся, мы к этому не готовы: и законодательство у нас другое, и условия экономического развития, условия развития бизнеса, льготы. У нас, как правило, льготы для одних или других приводят сразу к злоупотреблениям, к криминалитету.
— Может быть, вернуться к принятию закона о меценатстве?
— У нас есть действующий закон о благотворительной деятельности, но он не предусматривает льгот для меценатов.
— Во всем мире эти законы действуют, почему у нас нет?..
— Потому что финансовый блок и руководство страны, столкнувшись с массовыми злоупотреблениями в данной сфере, отложили принятие закона. Сегодня по ГД снова бродит проект закона о меценатстве, не идеальный, но и не самый плохой. Предстоит большая работа, чтобы убедить очень многих людей в его необходимости…
— Вы сами его сторонник?
— Да, я думаю, что надо стимулировать наш бизнес, но сомнения у меня остаются. Дело в том, что те, кто хочет помогать, все равно находят такую возможность и при таком законодательстве — свою программу ведет Потанин, свои целевые программы разработал и выполняет Прохоров и его фонд в Красноярском крае, большие проекты поддерживает фонд семьи Тимченко, в основном по сельским учреждениям культуры, малым городам.
Меценатство бескорыстное, они не стремятся, чтобы это приносило прямую выгоду или налоговые льготы. Потому что в европейских странах меценатство скорее по расчету. Это тоже полезное явление, но у нас нужно производить предварительно очень тщательные расчеты, убедить Минфин, правительство, президента. Может, такая попытка будет предпринята еще раз, но это будет, видимо, последняя попытка — если закон о меценатстве снова станет ручейком для отмывания грязных средств, тема будет закрыта надолго.
— Так получилось, что название темы конференции на русском и на английском кардинально различается по смыслу — «Музеи и власть», и Museum& Politics. В России нет политиков и политики?
— Действительно, существуют специфика и значительные различия. В России сложилось, что власть олицетворяется с первым лицом, с первой фигурой — будь то в стране, в регионе или музее. На этом фоне говорить о музеях и политиках в России — нас никто не поймет. Как в США или Европе никто не поймет, что такое музеи и власть, музеи и президент. А вот музеи и общественная жизнь или политическая обстановка — это понятно, актуально.
— Не получится ли, что вы говорите о разных предметах?
— Нет, мы абсолютно друг друга понимаем, в процессе обсуждения происходит много открытий, в первую очередь для наших западных коллег: они мало знают нашу реальность. Очень многое из того, что говорил и Михаил Борисович, и я, стало откровением для них. Например, независимая и сильная позиция музеев в России, готовность и способность музеев к общению с властью на самом высоком уровне.
— Ну у нас напрямую с президентом, кроме Пиотровского, из музейщиков мало кто общается…
— А встречи президента с музейной общественностью? И на региональном уровне музеи — всегда очень заметная точка на карте. Вообще роль музеев и музейной общественности на политической карте страны заметна.
— Нужно ли, по-вашему, вносить изменения в закон о музейном фонде? Я имею в виду судьбу бывших церковных предметов — икон, утвари, которые сейчас нередко передаются музеями во временное пользование церквям, а в церквях — и такие случаи известны — иконы хранятся в ненадлежащем режиме, портятся, о чем много говорят специалисты-реставраторы. И вообще, какова их дальнейшая судьба? Например, Торопецкая икона Божьей матери так и не вернулась в Русский музей с 2009 года.
— Опасно трогать закон, потому что он ровно об этом — о неприкосновенности музейного фонда. Только это позволило не растащить музейные фонды в лихие годы, и сейчас вы правильно обозначили источники угроз. Но если говорить о бывших культовых предметах — с одной стороны, церковь не может не осознавать, что зачастую только благодаря музеям многие предметы вообще сохранились, с другой стороны, конечно, какое-то количество из них являются еще и предметами искусства, а не только культа. Нужно находить компромисс, договариваться, искать пути совместного сосуществования. Такая особенность нашей драматической истории, что в ней нет черно-белых ответов, нужно искать компромиссы.
— Торопецкая икона вернется в Русский музей?
— Это вне сферы моей компетенции.
— В каком состоянии находятся крымские музеи? Какие средства потребуются на их содержание, реставрацию?
— Крымские музеи в достаточно запущенном состоянии, они давно не финансировались полноценно, но состояние не критическое. Конечно, нужны большие деньги, но намного больше проблема юридическая, вопросы собственности. Это не решается взмахом пера. Можно присоединить территорию через референдум, но чужую собственность нужно юридически оформлять. Первая задача — не дать разбазарить музейные фонды Крыма. И постепенно, шаг за шагом, решать вопросы собственности, подчиненности российскому законодательству. Уже есть первая проблема — ситуация с Херсонесом, охраняемым ЮНЕСКО. Россия в свое время активно поддержала заявку Украины. Как сегодня сохранить его статус? ЮНЕСКО считает его украинским памятником, Россия не является хозяином по документам, Украина — по факту.
— Кто сейчас платит зарплату сотрудникам музея?
— Россия, на договорных началах. Такие музеи, безусловно, должны войти в перечень памятников федерального уровня. Но сегодня Севастополь, например, готов передавать памятники на федеральный уровень, а позиция крымских властей более сложная, они хотели бы оставить их на региональном. Хотя Бахчисарай, Воронцовский дворец — безусловно, заслуживают места в федеральном списке особо ценных памятников. Но оформить юридически — очень непростая задача. Именно поэтому в Крыму в августе проходило совещание с ведущими музейщиками России, деятелями культуры. Сейчас дорабатывается проект поручения президента, все эти вопросы там есть.
— Какой вы видите судьбу коллекции золота из украинских музеев, которая сейчас остается в Голландии?
— Инюрколлегии сейчас поручено заниматься этой темой, президент подписал на днях специальное распоряжение. Коллекция уехала из конкретных музеев: четыре музея крымских и один киевский. При заключении соглашения об экспонировании заключены отдельные соглашения — между музеями, а не между странами. И если строго подходить к международной практике и этическим правилам ИКОМ, то коллекции, взятые из музеев, должны туда возвращаться — в коллекцию, а не в страну. И здесь очень важно, какую позицию займут те, кто будет решать ее судьбу.
— Участвуете в проекте «Лев Толстой в один клик»?
— Конечно, его инициировала моя троюродная сестра Фекла Толстая. Проект потрясающий, очень масштабный. Он замечательно реализуется: полностью волонтерский. Мы думали, потребуются огромные усилия для организации волонтеров, но встретили такой отклик, что потом не знали, как остановить поток желающих. Фантастически быстро все происходит, идут постоянные проверки текстов, редактирование — это очень важно, чтобы выложенные тексты были безупречны с научной точки зрения, текстологической. И все делается на абсолютно добровольной основе! Люди работают не за страх, а за совесть, они уже ввели в общедоступный оборот 90 томов текстов Толстого, сейчас публикуются его дневники, записные книжки, переписка. Очень вдохновляющий проект.
— Публикуется абсолютно все?
— Войдут все тексты из академического 90-томного издания. Кроме, естественно, закрытых дневников, которые никогда не публиковались. Кстати, Фекла инициировала еще один симпатичный проект, который состоится в начале октября, — флэшмоб, когда в течение полутора суток весь мир онлайн будет читать «Анну Каренину» от начала до конца.
— Вы какой отрывок будете читать? Уже выбрали?
— Очень люблю в «Анне Карениной» все первые главы! Но какой прочитаю на флэшмобе — не знаю, какой дадут. Кстати, будут площадки в Эрмитаже, в Петергофе. Дали согласие участвовать Алиса Бруновна Фрейндлих, Ксения Раппопорт. Первым начнет Олег Павлович Табаков, будут читать в Нью-Йорке, в Европе.
— Нынешняя политическая ситуация не помешает?
— Уверен, что нет. Кстати, читать будут и такие далекие от любви к власти люди, как Людмила Улицкая, Дмитрий Быков.
— Министр Мединский тоже?
— Насколько я знаю, этот вопрос обсуждался. Видимо, да.
— Для вас лично Россия — это Европа?
— Безусловно, Россия — часть европейской цивилизации, точно так же, как и достаточно большие территории нашей страны находятся под влиянием восточной цивилизации. Россия и географически, и исторически соединяет Запад и Восток, не являясь концентрированно ни тем ни другим. Россия, безусловно, должна быть открытой, но она имеет право на сохранение каких-то своих особенностей. Знаете, я никогда не был членом ни одной партии, потому что это всегда предполагает личную несвободу. И сейчас думаю — какое ужасное в этом смысле явление Евросоюз: страны с абсолютно разными культурами, ментальностью должны иметь единую политику, независимо от того, что они на самом деле думают. Это партийная история, абсолютно лишающая права на индивидуальность, на право собственного голоса.
— В каком состоянии сейчас находится разработка концепции культурной политики, в которой вы тоже принимаете участие? Насколько вы придерживаетесь положений, озвученных министром культуры?
— Нет никакой отдельной концепции Министерства культуры! Основы государственной политики вырабатывает рабочая группа при президенте во главе с Сергеем Ивановым. Да, министр озвучил некоторые свои предложения. Но тексты с лозунгами типа «Россия — не Европа!» никакого отношения к выработке окончательного варианта не имеют, их появление в пресс даже осложнило нам работу. Которая и без того чрезвычайно непростая — по объему, по масштабу задач. Есть официальный текст, не идеальный, но на него можно ориентироваться, опубликованный на портале обсудипроект.рф. Он взят за основу, но будет переделываться. У меня уже на столе лежат пять толстенных томов предложений, дополнений, исправлений, которые присылали граждане, организации со всей страны, и это далеко не всё.
— Зачем, по-вашему, вообще нужен отдельный документ россиянам, которые жили и живут без такой концепции, однако представляют себе и культурный процесс, и события в сфере искусства? Зачем это нужно театрам, музеям?
— В любом деле требуется система приоритетов. Основная система поддержки сферы культуры и искусства в нашей стране — государственная. Поэтому и нужна государственная политика, система приоритетов для государственной поддержки.
— Но Европа, остальной мир без этого существуют!
— Да не смешивайте вы, это совершенно разные вещи! Страна, которая не имеет представления о том, что для нее важно в глобальном, долгосрочном плане развития, погружается в хаос. У нас в последние десятилетия преобладали технократические, финансово-экономические подходы к перспективам развития, начисто забившие гуманитарные. Эту пирамиду надо возвращать в нормальное положение.
— Значит, это документ для власти?
— Он нужен, чтобы, с одной стороны, систематизировать подход, с другой — аргументировать тот факт, что культура не является сферой услуг и что миссия культуры — формирование базовых ценностей, а не система развлечения. Он носит в основном декларирующий характер, а вслед за ним разрабатывается целая система мер поддержки и развития русского языка, культура в образовании, литература, культурное наследие, и как завершение — закон о культуре, который обяжет всех исполнять положения концепции. Мы завершаем обсуждение к 30 сентября, в течение полутора месяцев дорабатываем окончательный вариант текста, потом представляем его президенту, получив одобрение, выносим на подписание. В декабре обсуждаем на совместном заседании Госсовета и совета по культуре. Есть, конечно, желание, принять и закон в конце нынешнего года — Года культуры в России, но я считаю, что торопиться в этих вопросах нельзя.