Берегите булыжник – он еще пригодится

Улица Репина, которую старожилы по-прежнему именуют Соловьевским переулком, – одна из старейших в Петербурге, сохранившая свой аутентичный облик.

Вымощенная бутовым камнем, с двух-трех- и даже одноэтажными домиками XVIII–XIX веков, с чудом уцелевшими палисадниками и известными только своим сквозными проходами через сумеречные подворотни, сонными кошками и геранями на подоконниках.

Улочка живет в своем, чуть замедленном ритме и звучит по-особому: шум большого города остается где-то за ее порогом, будто всякий вступающий в узкий ее коридор переобувается в мягкие домашние тапочки, настраиваясь на неспешное дружеское чаепитие под приглушенным светом зеленого абажура.

Тут все важно и дорого, как каждая черта родного лица.

Лицо улицы Репина задумали омолодить. Но с такой улицей, как и с человеком, деликатно надо. Не нужны ей никакие кардинальные вмешательства, превращающие живое старое в бездушное новое.

Смольный объявил конкурс на разработку проектной документации ремонта улицы Репина, от Среднего проспекта до Румянцевской площади. В задании содержится такой пункт: "Ремонт проезжей части и ремонт тротуаров с применением клинкерной плитки". А ведь мест, где у нас сохранилось историческое мощение, по пальцам перечесть.

В старых европейских городах оно составляет особый предмет охраны и защищено законом – как в Париже и Риме, да что там далеко ходить – в соседней Риге, например, тоже. В латвийской столице за годы советизации укатали в асфальт львиную долю территории, бруски тесаного шведского гранита свозили на свалку.

Теперь на черном рынке такой камень продают поштучно, уцелевшее историческое мощение объявлено национальным достоянием, а в госзакупках департамента сообщений Рижской думы год из года можно видеть заказы на восстановление булыжного покрытия.

В Риме сохранилась и базальтовая брусчатка времен Августа – например, под ведущей к Палатинскому холму дорогой. А той, что помоложе, массово добываемой и применяемой для мощения с XVI века, в избытке и на поверхности. Исправно служит по сей день, а когда приходится ее потревожить – при прокладке труб или еще каких дорожных работах – плитки разбирают вручную, нумеруют, а затем бережно укладывают на прежнее место.

Петербург знал множество видов дорожного покрытия. К концу XIX века самым распространенным оставалось булыжное, тротуары на набережных Невы и вдоль некоторых каналов были уложены большими гранитными плитами, редкий пример чугунного мощения можно было видеть у Мраморного дворца и Эрмитажа, имелись и щебеночные шоссе – Каменноостровский, Александровский проспекты, а с 1838 года кое-где уже появился асфальт – им залили Полицейский мост и тротуар с одной стороны Исаакиевского собора. Но, как писал Греч, "асфальт оказался неудобным по нашему климату: он трескается зимою от замерзания просачивающейся в него воды".

Петербургским же ноу-хау стало устройство торцевых мостовых – своеобразного уличного паркета, набираемого из просмоленных деревянных шестигранных шашек, которые укладывались на подстилку из песка и досок. Его появлением мы обязаны действительному статскому советнику В. П. Гурьеву, внедрившему такую технологию в 1832 году. Его изобретение подхватила Москва, затем оно оказалось востребовано в Лондоне, Париже и во многих других городах Европы и Америки.

"На булыжной мостовой потряхивает. При въезде на торцовую мостовую (а торцы были по "царскому" пути от Зимнего к Царскосельскому вокзалу, на Невском, обеих Морских, кусками у богатых особняков) потряхивание кончается, ехать гладко, пропадает шум мостовой", – писал Дмитрий Лихачев. "На петербургских торцах снег и гололедица не мешали так езде, как, скажем, в асфальтированном Бостоне сорок лет спустя", – читаем у Владимира Набокова. Впрочем, наряду с этими преимуществами торцевая мостовая обладала и некоторыми существенными недостатками – прежде всего недолговечностью и манерой вспучиваться и вставать горбом при обильных осадках. При наводнении же дело оборачивалось настоящей драмой: так, в 1924 году, по воспоминаниям академика Лихачева, всплывшие торцы сбивали с ног и тащили за собою прохожих.

Ни единого примера питерского ноу-хау XIX века на улицах современного Петербурга теперь не найдешь. Лишь в музее истории города можно видеть несколько таких деревянных шашек, обнаруженных во время раскопок на территории Петропавловской крепости. Не менее безжалостно обошлись и с прочими видами исторического мощения, с послевоенной поры тотально заменяемого на асфальт. Кое-где, впрочем, он укладывался поверху, "консервируя" дорожные артефакты. Но юридически они никак не защищены – не являются самостоятельными предметами охраны. А потому из года в год гибнут под ковшами экскаваторов, безжалостно выбрасываются на свалку или сбываются налево, если в деле оказывается кто предприимчивый.

В 1966-м в одну ночь укатали асфальтом булыжную мостовую у костела в Ковенском переулке – расстарались родные дураки к визиту Шарля де Голля, пожелавшего побывать здесь на богослужении. В 2006-м при "благоустройстве" площади у Казанского собора рабочие вскрыли асфальт и выкопали булыжники из находившейся под ней мостовой позапрошлого века – наплевав на предписание не углубляться в грунт более чем на 25 сантиметров.

В 2010-м на территории Новой Голландии, круша Опытовый бассейн, уничтожили и безупречно ровную старинную мостовую вокруг него: исторические булыжники частью вывезли куда-то, частью погребли под строительным мусором.

Из разряда исключений – провяленная охранным ведомством забота при ремонтно-реставрационных работах на Певческом мосту (2003–2004 гг.): по предложению КГИОП была оставлена площадка площадью 400 кв. м, вымощенная брусчаткой из кварцитопесчаника Бруснинского месторождения, обнаруженная при снятии асфальта.

В целом же юридическую защиту имеют лишь некоторые из обнаруживаемых при раскопках фрагментов исторического мощения, включенные в перечень "археологических объектов, обладающих признаками объектов культурного наследия" – как булыжная мостовая у здания Двенадцати коллегий, например.

Потенциальная угроза, нависшая теперь над улицей Репина, не только инициировала обращения горожан в защиту ее облика, но и актуализировала проблему охраны исторического мощения в целом.

В своем письме на имя вице-губернатора Марата Оганесяна и главы КГИОП Сергея Макарова депутат Алексей Ковалев отмечает: "Общеизвестно, что в исторических городах Европы, в том числе в близких нам по климатическим показателям Финляндии, Швеции и в странах Прибалтики, историческое мощение бережно сохраняется и реставрируется. Оно справедливо воспринимается столь же ценным средообразующим фактором, как, например, облицовка или штукатурка фасадов зданий. При этом качество ремонта мостовых позволяет осуществлять по ним полноценное автомобильное движение с естественными скоростными ограничениями.

У нас же в последнее десятилетие в исторической части Санкт-Петербурга происходило бездумное асфальтирование последних проездов, сохранявших до этого времени историческое мощение. Утрачивается неповторимый колорит улиц, видоизменяется исторический облик старого города. Речь при этом идет не об оживленных магистралях, а об улицах, транзитное движение по которым минимально либо отсутствует вовсе, а также о внутриквартальных проездах. Сквозной проезд по ул. Репина отсутствует, движение разрешено только для проживающих на ней владельцев автотранспорта".

Ковалев напоминает, что ремонт улицы Репина уже выполнялся в начале 2000-х (на участке от Большого проспекта до Румянцевской площади) – с сохранением мощения ее проезжей части. По его мнению, целью нынешних работ должно стать приведение в порядок бутового покрытия на участке от Большого до Среднего.

Парламентарий просит распорядиться о внесении в состав конкурсной документации требования ремонта (воссоздания) исторического мощения проезжей части бутовым камнем, предусмотрев в проекте сохранение имеющегося. В противном случае, полагает Алексей Ковалев, ремонт обернется уничтожением, объяснимым разве что стремлением удовлетворить интересы поставщиков современной плитки – "поганой", по его образному выражению, и имеющей свойство с наступлением холодов превращаться в каток.