Плен после Катыни

Впервые в России выходит столь масштабное собрание документов, отражающее эту тяжелую, полную противоречий и недомолвок страницу истории советско-польских отношений середины прошлого века. Книга «Поляки в Вологодской области: репрессии, плен, спецпоселение (1937–1953 гг.)» вышла как раз накануне 70‑летия освобождения Освенцима, одного из самых страшных лагерей смерти, созданного нацистами на территории Польши. Но если об Освенциме мы сегодня знаем практически все, то существование лагерей и спецпоселений для пленных и интернированных граждан из европейских стран в нашей стране все еще остается во многом белым пятном российскойистории.

Авторы издания — историк Александр Кузьминых и подполковник внутренних войск в отставке Сергей Старостин — впервые представляют самое полное собрание документов (более 200), воспоминаний, статей и исследований на эту тему.

Варлам Шаламов в своей «Четвертой Вологде» писал: «Нет в русском освободительном движении сколько‑нибудь значительного деятеля, который не побывал бы в Вологде хотя бы на три месяца. Много столетий этот город — место ссылки или кандальный транзит для многих деятелей сопротивления — от Аввакума до Савинкова, от Сильвестра до Бердяева, от дочери фельдмаршала Шереметьева до Марии Ульяновой, от Германа Лопатина до Луначарского». И в годы Большого террора, в том числе во время так называемой польской операции, в Вологодскую область хлынул поток репрессированных.

Книга Кузьминых и Старостина о поляках в Вологодской области издана при финансовой поддержке генерального консульства Республики Польша в Петербурге. Издание состоит из трех глав, каждая из которых посвящена особой теме: история Большого террора и «польской операции», военнопленные и интернированные поляки в лагерях и спецгоспиталях, польские спецпереселенцы.

После опубликования 11 августа 1937 года приказа НКВД СССР № 00485 начались массовые репрессии в отношении этнических поляков, оказавшихся в Вологодской области, — членов Польской военной организации, военнопленных поляков, оставшихся здесь со времен советско-польской войны 1920 года, польских перебежчиков и политэмигрантов, независимо от времени перехода в СССР. Всего в ходе «польской операции» в Вологодской области с 1937 по 1938 год были арестованы 345 человек, большая часть арестованных расстреляна.
В книге приводится их поименный список.

Следующая волна ареста поляков началась в сентябре 1939 года, после раздела Польши между Гитлером и Сталиным. Тогда Советская армия обезоружила и арестовала 248 тысяч военнослужащих польской армии, почти половина из них — 125 тысяч человек — были направлены в лагеря НКВД, в том числе в Вологодскую область: 19 сентября 1939 года Берия подписал приказ № 0308 «Об организации лагерей военнопленных», фактически подтверждая участие СССР в военных действиях.

Всего по стране были созданы сначала восемь таких лагерей, потом еще два в Вологодской области — Грязовецкий (на базе бывшего Дома отдыха работников лесной промышленности) и Заоникиевский (в бывшем детском доме). Всего в оба лагеря осенью 1939 года прибыли шесть с половиной тысяч военнопленных поляков. После так называемой фильтрации (возвращения части пленных по договору с Германией на отошедшие к ней земли и отправки большей части офицеров в Козельский и Осташковский лагеря) в Вологодской области осталось около полутора тысяч военнопленных. Еще почти 400 польских военнослужащих, оставшихся в живых после массовых расстрелов в Катыни, Харькове и Твери (тогда — Калинине), прибыли в Грязовец летом 1940 года.

— Есть исследования историка Натальи Лебедевой о том, что эти люди представляли оперативный, политический интерес для НКВД и им сохранили жизнь, — говорит Александр Кузьминых. — Хотя сами они не понимали, почему их перевели в Грязовец, считали, что остальные их товарищи живы, что тех отпустили, — они тогда ничего не зналио Катыни.

Грязовецкий лагерь не был исправительно-трудовым, арестованные выполняли только работу на своей территории, у них было много свободного времени, они создавали кружки — по изучению иностранных языков, по чтению Евангелия. Нередко лагерные власти закрывали на это глаза, хотя и пытались подчинить заключенных дисциплине. Но поляки в Грязовецком лагере отчаянно бунтовали, отстаивая свои интересы. Судя по документам, польские военнопленные не раз объявляли массовые голодовки в знак протеста против действий администрации. Одна из них, когда поляки защищали своего главного врача, закончилась не только гауптвахтой для медика, но и выговором для начальника лагеря. Когда после расстрела в Катыни (о чем арестованные не знали) им запретили переписку с родными, возмущенные поляки снова объявили бойкот.

Нередко возникали и конфликты внутри лагеря между разными группами заключенных, в том числе и на национальной почве. В лагере была своя коммунистическая ячейка, в которую входило немало этнических евреев, и поляки обвиняли чуть ли не всех евреев в симпатиях к коммунистам и сотрудничестве с советскимиорганами.

В середине августа 1941 года вышел указ об амнистии пленным полякам, и значительная часть заключенных вступила в армию генерала Андерса, покинув вологодские лагеря. Следующая волна военнопленных из Польши началась в середине 40‑х годов, после вступления Советской армии на ее территорию. Но самая тяжелая участь выпала на долю спецпереселенцев из Польши. Авторы книги собрали сведения о более чем 14 тысячах беженцев, осадников (польских колонистах на территории Западной Украины и Белоруссии), вывезенных со своей землив СССР.

— Это были, как правило, большие многодетные семьи, — говорит Сергей Старостин. — Трагедией обернулось для них и то, что среди спецпереселенцев, особенно беженцев, было много людей интеллектуального труда, а их отправляли на заготовку леса.

Нередко такие семьи оставались без кормильца, потому что мужчин после амнистии призывали в армию, одинокие женщины с детьми бедствовали. Огромные проблемы были у беженцев, которых завербовали на лесозаготовки: людям некуда было деваться, они подписывались на эту страшно изнуряющую работу, а с продовольствием творилась настоящая беда.

— Местные власти смотрели на переселенцев как на обузу, — говорит Сергей Старостин. — Судя по документам областного управления НКВД, в 1942 году растет число смертей, ведь через нашу область шли потоки людей из оккупированных регионов, эвакуированные из блокадного Ленинграда, амнистированные, а продовольственная ситуация была ужасная. Свидетели описывают страшные картины — на площади перед вокзалом штабелями лежали трупы вперемешку с еще живыми людьми. Нормы отоваривания по карточкам не выполнялись, население голодало.

По окончании войны началась репатриация поляков в соответствии с советско-польским соглашением от 6 июня 1945 года и переселение принявших советское гражданство в другие регионы страны.

Сейчас на всей территории Вологодской области не сохранилось ни одного лагерного барака, ни одного поселка спецпереселенцев, в которых жили тысячи людей, кладбища заросли лесом. Может быть, книга «Поляки в Вологодской области…» станет той горстью пепла, которая достучится до нашей памяти.