К годовщине смерти Георгия Михайлова
10 октября исполнился год со дня смерти Георгия Николаевича Михайлова – галериста и коллекционера, обладателя фантастической биографии, одного из самых ярких представителей мира русского неофициального искусства, дважды отсидевшего в тюрьме за свои увлечения современной русской живописью
Незадолго до этой даты вышли мемуары «Живое прошедшее», автор которых, Виталий Сирота, физик и предприниматель, вспоминает о своем однокурснике. Фрагменты книги сегодня мы предлагаем вашему вниманию.
Жора Михайлов был исключительно живым светским человеком. Советские недостатки не терпел острее, чем все мы.
Он любил интересных людей, общался со студентами из капиталистических стран, которые только начали появляться в Университете. В частности, это были студенты гуманитарных специальностей, приезжавшие в ЛГУ на краткосрочные курсы. Такие встречи официально не запрещались, но и не одобрялись властями. Жора же нарушал эти неписаные, но жестко действующие правила.
Приведу пример действия этих правил. Один из студентов, Илья Нехлюдов, потомок знаменитого дворянского рода, еще учась в восьмом классе, познакомился на улице с иностранцем, и тот через какое-то время прислал Илье по почте джазовую пластинку. Через много лет Илья окончил Университет и распределился в закрытый институт, где для работы нужно было получить допуск. Так вот, этот допуск ему оформляли долго и с трудом. Оказалось, что причиной затруднений была та пластинка.
Кстати, недавно один осведомленный человек рассказывал мне, что перлюстрацией почты в те годы занимались выпускницы библиотечных техникумов, призванные в КГБ для этой работы. Время от времени девушкам устраивали экзамен – в общем потоке корреспонденции шли контрольные письма, где ключевые слова были запрятаны в нейтральный текст. Не заметивших крамолу сразу увольняли.
Иногда встречи с иностранными студентами происходили у Жоры дома. Помню вечер с американскими студентами-славистами. После небольшого застолья их потянуло на наши песни. С настроением они пели «Темную ночь». Мне было неудобно, что слова песни я знаю хуже, чем они. Во время таких встреч у дома дежурили специальные машины-фургоны, которые уезжали, когда мы расходились. Наше общение было очень интересным. И мы, и западные студенты с жадным интересом смотрели друг на друга. Интересно было все: их одежда, их манеры, их мнения. На мой взгляд, ничего опасного для властей на этих встречах не происходило. Вероятно, властям не нравилось, что общение проходит в неподконтрольной обстановке, вне рамок общества международной дружбы и т. д.
Тогда же началось наше увлечение «неформальными» художниками, то есть работавшими вне официальных союзов и не обязательно в манере соцреализма. Их иногда называли художниками-нонконформистами. Картины их покупали в основном западные коллекционеры, в том числе дипломаты, что, впрочем, не делало художников богачами.
Жора организовал в своей квартире на Охте выставку нонконформистов, где побывало множество зрителей. Сегодня, спустя сорок лет после тех выставок, становится понятен масштаб личности Жоры. Наш общий знакомый, крупный современный художник Л. К., в недавнем разговоре даже усомнился, что я был близко знаком с «самим Георгием Николаевичем, этим авторитетнейшим галеристом и знатоком современной российской живописи».
На выставке Жоры люди общались, покупали у художников произведения, кстати, очень недорого. Мы с моей женой Татьяной тоже прибрели несколько картин Юрия Галецкого и Владимира Кубасова. Эти картины до сих пор радуют нас, согревая дом таинственным теплом. Непривычная неформальность и человечность общения, интересные люди – вот что было самым привлекательным в этих встречах в доме Жоры.
Душой компании всегда был Жора, который в этой обстановке чувствовал себя как рыба в воде. Со всех картин, выставлявшихся у него, он делал качественные слайды и постепенно стал серьезным знатоком живописи того времени. Кончилось все это для него арестом, судом и четырьмя годами заключения в Магадане. Обвиняли в спекуляции, поскольку у него были и денежные отношения с художниками. Как выяснилось в суде, «коммерция» Жоры приводила к убыткам, ни один художник не дал показаний против него, но фактическая сторона дела суд не интересовала, результат был предрешен. По ходу дела я предложил адвокату Жоры свои услуги как свидетеля, но тот, выслушав меня, почему-то молча повернулся и быстро ушел. От своей речи на суде защитник Жоры демонстративно отказался, сказав, что юридические доводы бессмысленны в такой обстановке.
На суде я наблюдал картину заполнения зала, о которой потом читал в воспоминаниях диссидентов. Перед началом заседания, до открытия зала суда, в коридорах и на лестничных площадках ожидало несколько десятков друзей Жоры. Поближе ко времени открытия дверей они начали подтягиваться к залу и увидели, что около дверей вдоль стенки коридора уже стоит очередь. Ее составляли неприметные незнакомые мужчины одинакового вида – немолодые, с невыразительными лицами, в аккуратных, не очень ладных костюмах. Они стояли молча, скучая.
Пришлось встать за ними. Дверь в зал открылась. Зал начал наполняться, и оказалось, что для друзей и знакомых места не остается. Осталось лишь несколько мест для ближайших родственников! Позже я узнал, что это был отработанный прием – вот его описание Андреем Сахаровым («Воспоминания»): «Все остальные скамьи были заняты специально привезенными из Москвы «гражданами» в одинаковых костюмах; их одинаковые серые шляпы ровными рядами лежали на подоконниках. Это были гэбисты. Такая система – заполнять зал сотрудниками КГБ, а также другой специально подобранной и проверенной публикой (с предприятий и из учреждений, райкомов и т. п.) – является стандартной для всех политических процессов».
На одно заседание я все-таки попал. От судьи веяло предрешенностью результата, зал был полон незнакомых безразличных мужчин, Жора был бледен. Кажется, во время заседания суда, на котором я был, с ним случился голодный обморок.
Приговор включал конфискацию имущества, а значит и картин, принадлежащих Жоре. Суд получил заключение от экспертов из Русского музея, что эти картины не представляют художественной ценности, и принял решение об их уничтожении. К счастью, большинство картин уцелело из-за нераспорядительности властей, а может, и чьей-то тайной доброй воли. Сейчас спасенные картины можно увидеть в галерее Михайлова. На рамах и сопроводительных документах сделаны специальные пометки о том, что данное произведение приговорено таким-то решением такого-то судьи к уничтожению.
Сейчас, через двадцать пять лет, многие из художников, выставлявшихся у Жоры, имеют мировую известность. В 1989 году Жора был полностью реабилитирован. Освободившись, он начал судебное преследование тех, кто готовил и вел против него незаконные дела. Занимался он этим грамотно и настойчиво, но безрезультатно – система своих людей не выдавала.
Скончался Жора 10 октября 2014 года. Хоронили его на Смоленском кладбище в Петербурге. Пришло 150–200 человек. Говорили о его борьбе, трудной судьбе, беспокойной душе. И очень к месту звучали слова молитвы «Господи, упокой душу усопшего раба твоего...»